Так Васька Шаталов стал хозяином Онуфриева. Только недолго он радовался. Уже вскорости, в годы Ливонской войны, жена его, которую, по совпадению, тоже звали Ольга, решила избавиться от мужа и оговорила его перед думскими дьяками. Василия обвинили в измене и казнили. А Ольга, оставшись одна, окружила себя лихими людьми, предалась с ними блуду, а затем стала разбойничать на окрестных дорогах. За что, уже при царе Борисе, была схвачена, подвергнута пытке и обезглавлена.
Усадьбу со всей деревней унаследовал сын Василия Константин. Но и его, и его сыновей и дочерей преследовали всяческие беды и несчастья. И так длится до сего дня, потому что проклятие погибшей Ольги продолжает действовать. И с особой силой оно действует здесь, в деревне Онуфриево. Вот почему никого из потомков Васьки Шаталова в деревне не осталось. Где-то они, наверное, живут, но где — мне неведомо. Возможно, одним из потомков того опричника является и Виктор Петрович Шаталов. Но утверждать это я не могу — для этого надо предпринять специальные исследования. Но одно могу сказать точно: Виктору Петровичу ни в коем случае не следовало приобретать здесь недвижимость, а тем более жить.
— Так вы хотите сказать, что Виктора Петровича преследует дух убитого дворянина Онуфриева?
— Не только его, — ответил Тихонов, — но и его жены Ольги, дочери Дарьи и сына Егора. Вот почему «онуфриевский призрак» лишен четких очертаний, определенного облика. Он может быть и мужчиной, и женщиной, и ребенком. Одно про него можно сказать определенно: он преследует всех потомков жестокого убийцы и старается их прогнать.
— И это проклятие продолжает действовать, хотя вам неизвестно, является Виктор Петрович прямым потомком того самого Васьки Шаталова или нет…
— Да, с определенностью я этого сказать не могу, — покачал головой Тихонов, — я их семейной генеалогией не занимался. Но, согласитесь, это удивительное совпадение — на место, где стояла усадьба дворянина Шаталова, приехал, причем издалека, человек с такой же фамилией. Я в совпадения не верю. Наоборот, верю, что все в жизни связано и не случайно. Так что, скорее всего, Виктор Петрович действительно является потомком того опричника.
— И вы всю эту историю рассказали Виктору Петровичу?
— Конечно, ведь я должен был их предупредить! — воскликнул Тихонов. — Правда, чтобы сильно не травмировать самого Шаталова, я все это поведал его супруге, Ольге Григорьевне.
— И как она это восприняла?
— Ну, вначале слушала с иронией — вот прямо как вы, а потом стала слушать внимательнее, вопросы задавала…
— И что вы ей советовали?
— А что я ей мог посоветовать в сложившихся обстоятельствах? Только одно: как можно скорее продать усадьбу и уехать отсюда, если ей дороги жизнь и здоровье ее мужа и сына, а также и собственные.
— Но Ольга к вам, как я понимаю, не прислушалась?
— Нет, не прислушалась, — с сожалением покачал головой Тихонов. — Хотя мужу, видимо, рассказала. Я об этом с такой уверенностью говорю, потому что позже, когда Виктору Петровичу впервые явился призрак, он ко мне приходил и расспрашивал подробности этой истории.
— Скажите, а кому еще из жителей поселка вы рассказывали историю про дворянина Онуфриева и его убийцу Шаталова? — спросил Гуров.
— Ну, я тайны из этих моих изысканий не делаю, рассказывал всем, кто проявлял интерес. Вот Подсеваткины оказались очень любознательными людьми. Они и природой наших мест интересуются, много по лесам ходят, и легенды им интересны… Еще Карасеву рассказывал, Линеву, Великанову с женой, вашему другу Труеву Глебу Павловичу…
— А сами вы тоже много по лесам ходите?
— А как же! Обязательно хожу. Грибы, ягоды собираю, зверя наблюдаю, птицу. Хотя сам не охочусь. Я, видите ли, стремлюсь жить в единении с природой, в согласии с ее ритмом, — объяснил отшельник.
— Что ж, спасибо за интересный рассказ, — сказал Гуров, поднимаясь с завалинки. — Я только вот что еще хотел у вас спросить: а про какой-то ужасный крик, который раздается перед появлением призрака, в документах что-нибудь говорится?
— Нет, о крике там не говорится, — покачал головой Тихонов. — Да и не может говориться — ведь это все же документ, а не легенда. Однако от моих родителей я, когда был еще маленьким, слышал, что так кричит Ольга, погибшая жена Григория Онуфриева. Кричит, проклиная своих убийц. Правда, мне доводилось читать и научное объяснение крика: якобы это здешняя разновидность болотной цапли.
— Понятно, — кивнул Гуров. — Ну, еще раз спасибо, а теперь я пойду за молоком.
Он вышел со двора Егора Тихонова и открыл калитку, ведущую во двор Вари Полозковой. Здесь все выглядело более обжитым: по двору бегали куры, а из хлева выглядывала голова коровы. Гуров раздумывал, как позвать хозяйку, но тут дверь дома открылась и из него вышла молодая девушка. Не было сомнений, что это и есть Варя.
— Добрый вечер! — поздоровался с ней Гуров. — Меня к вам Глеб Павлович Труев послал. Он у вас молоко покупает, вот сегодня поручил это мне.
— А, так вы за молоком! — кивнула девушка. — Я вас еще полчаса назад приметила, когда вы у нашего двора стояли, не знали, куда войти. А потом вас, наверно, Егор Демьянович в себе зазвал да и заговорил?
— Да, с вашим соседом поговорить интересно, — подтвердил Гуров. — Столько он всяких историй знает!
— Ну, давайте вашу банку, я налью, — сказала девушка.
Гуров передал ей банку. Варя ушла в дом и спустя короткое время вышла, неся заполненную посудину.
— Куда вам поставить? — спросила она.
— А у меня с собой сетка, — ответил Гуров.
Общими усилиями молоко было поставлено в сетку, и Гуров протянул девушке сторублевую купюру.
— Спасибо, — поблагодарила его Варя, пряча деньги.
— Это вам спасибо. Деньги не съешь, не выпьешь. С полным карманом денег голодным можно остаться. А вы тут всех кормите. Скажите, а яйцами у вас нельзя разжиться?
— Отчего же, можно. Я в сарае посмотрю, сколько они снесли. Вы сейчас возьмете?
— Да, я бы взял десяток, — сказал Гуров, представив себе рыбу, жаренную в кляре, — он это блюдо умел и любил готовить. — Только у меня денег с собой нет.
— А и не надо, — махнула рукой Варя. — В другой раз занесете. Чай, не на один день приехали?
— Нет, я рассчитываю погостить дней пять. Кстати, мне тут и дело нашлось.
— Какое же? — заинтересовалась девушка.
— Выяснить, что это за призрак такой докучает Виктору Петровичу Шаталову, и если удастся, изловить его.
— Что вы такое говорите?! — всплеснула руками Варя. — Как это — «изловить»? Это же дух погибшей женщины! Ее бессмертная душа!
— А, вы тоже знаете эту историю про помещика Онуфриева! Мне вот ваш сосед ее рассказал.
— У нас в деревне эту историю хорошо знают, точнее, знали. Сейчас-то уже никого здесь не осталось. Все уехали. И как вы думаете, почему?
— Как почему? — удивился такому вопросу Гуров. — До Киржача далеко, дорога плохая, школы нет… Обычное дело.
— Не совсем, — покачала головой Варя. — Дорогу вон замостили, спасибо Борису Сергеевичу, опять же, москвичи приехали, есть кому молоко, творог продавать. Да и в Киржач все это возить можно. Вон из Ефремок половина села уехала, а половина осталась. А у нас — подчистую, словно кто их гонит.
— И кто же? — продолжал недоумевать Гуров.
— Ну как же?! Проклятие людей и гонит! Проклятие, наложенное Ольгой Онуфриевой. Ведь многие в нашей деревне — это потомки тех, кто пришел сюда вместе с опричником Шаталовым. Так что на них это проклятие тоже распространяется.
— А на поселковых оно распространяется? — полюбопытствовал Гуров. — Например, на меня?
— Нет, на москвичей вряд ли, — покачала головой Варя. — Кроме одного человека. Точнее, троих.
— Вы кого имеете в виду?
— Шаталовых, конечно. Самого Виктора Петровича, его жену и сына Костю. Они, возможно, потомки того самого убийцы, а значит, им здесь находиться опасно. Особенно в канун дня Ивана Купалы. Ведь, по преданиям, в ночь на Ивана Купалу оживают все лесные духи, все силы, скрытые в земле и воде. А именно там, в земле и воде, нашли свой конец Григорий Онуфриев, его жена и дети.
— Значит, вы тоже, как и ваш сосед Тихонов, убеждены, что Шаталову здесь грозит опасность. А скажите, откуда, по-вашему, она ему угрожает?
— Так ведь я же сказала — из земли и воды, — терпеливо, словно малому ребенку, объяснила Варя.
— Это я понял, — столь же терпеливо ответил ей Гуров. — Я имею в виду, что именно может с ним случиться? Пока что ему только является некий призрак, пугает до смерти. Это, конечно, неприятно, а для человека, у которого проблемы с сердцем, даже опасно. А других физических опасностей для него нет?
— Почему же нет? — удивилась девушка. — Очень даже есть. Если он потомок того убийцы, то вся здешняя природа может ополчиться против него. Змея, например, укусить. А их у нас много: и гадюки, и полозы, и медянки… Или утонуть может, или дерево случайно на него упадет… Или может отравиться…
