Елина сложно поставить в тупик. С виду добродушный, или, даже, простодушный дядечка с круглым животом, добрыми синими глазами, густыми усами и теплым голосом, на самом деле был настоящим «матерым псом», если можно так выразиться. Если он вцеплялся в горло преступника, то намертво. От Елина еще никто не уходил — но только не теперь. Потому что в этот раз он сомневался, а сомнение — главный враг.
— Может, он просто хотел избавиться от трупа?
Вопрос принадлежал лейтенанту Зуеву, невысокому сутулому пареньку с лицом, похожим на пельмень.
— Кхе, — Елин то ли усмехнулся, то ли просто поперхнулся едким дымом табака. Такой табак ему привозил друг из-за границы, с Кубы. Другого Михаил Афанасьевич не курил, сигареты презирал. — Скажи мне, Степа, какой логикой должен руководствоваться преступник, чтобы совершить убийство на глазах десятков свидетелей?
— Ну… э… — Зуев почесал затылок. — Может он псих?
— Тогда мы возвращаемся к тому, с чего начали. Зачем топить уже мертвую женщину, если убита она была при свидетелях? То-то и оно, лейтенант.
— К тому же он не сумасшедший.
Это добавила Иванна, вернувшись от лодки, которую осматривала вместе с другими оперативниками.
— Я давно его знаю. И Милу знала… Михаил Афанасьевич, ну не мог Антон этого сделать! Он год боролся за жизнь жены, и вы полагаете, что все это время Крымов притворялся?
— Задача следователя не полагать, а доказывать. Если вы, дорогая Иванна, можете предоставить факты, свидетельствующие в пользу Антона, я буду вам очень признателен, — Михаил Афанасьевич посмотрел на часы и выпустил колечко дыма. — Что-то Погремков запаздывает…
Погремков Михаил Михайлович был судмедэкспертом, и, надо сказать, отменным знатоком своего дела. Он на месте определял способ убийства, стоило лишь взглянуть на труп. И его слова всегда подтверждались после вскрытия. Правда, он обладал весьма своеобразным чувством юмора, что нравилось далеко не всем сотрудникам убойного отдела, но это с лихвой компенсировалось профессионализмом. Маленький коренастый мужичок с лысиной на круглой голове, он всегда находил плюсы в работе. С Михаилом Афанасьевичем Елиным они были давними друзьями, и единственное их разногласие заключалось во взглядах на курение.
— О, какие люди! — послышался бодрый голос со стороны парка, и к Михаилу Афанасьевичу подошел Михаил Михайлович. Он слегка запыхался и выглядел немного встрепанным. — Давно банкет?
— Погремков, где тебя носит? — недовольно спросил Елин, однако же позволил себе улыбнуться в усы.
— Ну вот, всегда так, — притворился обиженным Михаил Михайлович. Добавил мимоходом, — Привет, Иванна, Степа… отлично выглядишь! — и продолжил, — Нет, чтобы о здоровье справиться, работа-то у меня вредная… Ладно, ладно! Молчу! — под взглядом Елина он засмеялся и замахал руками. — Показывайте, где ваш труп.
— Ну, пойдем, — Елин слегка закашлялся и направился к берегу. Иванна велела Степану еще раз попытаться поговорить с подозреваемым, Крымовым Антоном, а сама последовала за двумя Михаилами. Весеннее солнце обманчиво грело спину, но редкие порывы пронизывающего ветра напоминали, что куртку снимать еще рано.
По дороге Погремков спросил Елина.
— Хотите, загадку загадаю?
— Валяй.
— Сережа выкуривал двадцать сигарет в день, а наш Миша, не выпускает трубку изо рта десять часов в день.
— И что? — Елин покосился на друга, ожидая подвох.
— Вопрос: Мишу не настораживает, что о Сереже говорится в прошедшем времени?
— Да ну тебя, шутник, — добродушно проворчал Елин, подводя Погремкова к лежащему на берегу телу женщины.
— Почему сразу шутник, а? Я же о тебе, бестолковом, беспокоюсь! Мне такие пациенты не нужны…
— Ты не отвлекайся, давай, лучше, делом займись, — оборвал Михаил Афанасьевич.
— Да уже, уже… — Погремков опустился перед трупом на колени и принялся за осмотр. Водолазы положили тело таким, каким достали из воды — то есть с пакетом на голове. Михаил Михайлович осторожно снял пакет, перед этим надев перчатки, и всем открылось лицо женщины, покрасневшее и одутловатое. Что удивительно, если учесть факт удушения.
Пока Погремков занимался своей работой, Иванна окинула бегым взглядом место претупления. Часть берега озера была огорожена, чтобы любопытные не совали носы не в свое дело. Все они столпились за деревьями, на парковой дорожке, проходившей параллельно береговой линии. С некоторыми из зевак беседовали оперативники, некоторые просто стояли и глазели — правда, ничего интересного не видели, так как на пути к берегу росли кусты, которые загораживали тело погибшей. Но не удивительно, что любопытные не уходили — для города N, а уж тем более для самого тихого района — Топольков — убийство было событием, из ряда вон выходящим.
Поскольку полиция подъехала к левому берегу, сюда же доставили и тело Милы. Лодочная станция, предоставившая лодку семейной паре, находилась на противоположном берегу, куда можно добраться только в обход, а это не менее получаса пешего пути. Озеро, хоть и узкое, протянулось почти через весь парк, на несколько кварталов.
Иванна думала, и крутила зонтик-трость, ввинчивая его в землю, подобно штопору. Несмотря на то, что на небе не было ни облачка, она никогда не расставалась с зонтом. Это был, своего рода, бессменный аксессуар. И всякий раз, когда оперативница думала, она начинала вращать трость. А когда нервничала — непременно постукивала зонтом о землю. Бесцветные волосы, по привычке стянутые в тугой конский хвост, хлестали по шее при редких порывах ветра.
На этот раз думать придется долго. Нужно найти зацепку, хоть одну версию произошедшего, которая могла бы оправдать Антона. А это очень-очень непросто. Ведь в лодке они были одни. По словам Антона, они с Милой, как обычно, взяли лодку на прокат, и отправились на романтическую прогулку по озеру, прихватив с собой корзину с фруктами, вино старой выдержки и конфеты. Это была первая семейная прогулка спустя год, после смерти их сына, ставшего жертвой нетрезвого водителя. Иванна была поражена уже тем фактом, что Мила, которая еще пару дней назад находилась в трауре (а она не снимала черный платок целый год), вдруг согласилась на развлекательную прогулку. Конечно, Антон давно старался вернуть жену к жизни, ведь со смертью сына она сломалась. Поначалу не могла даже плакать, только сидела у окна и молчала. К счастью, она не пыталась покончить с собой — будучи православной, Мила никогда бы не решилась на такой страшный грех, о чем сама как-то сказала Иванне. С Иванной они общались с тех пор, как серая мышка потеряла сумку на вокзале, а Мила отвела ее к Валерии.
Зонтик пробурил в земле уже порядочную дыру, когда женщина посмотрела на Антона. Он сидел прямо на земле и качался вперед-назад, уставившись в одну точку. Только губы беспорядочно бормотали какие-то слова, а пальцы лихорадочно теребили шнурки на ботинках. Даже такой железной леди, как Иванна, непроницаемой и равнодушной, было тяжело на него смотреть. Рядом с Антоном стоял Зуев, и обреченно смотрел на него — попытка поговорить ни к чему не привела. Антон был на грани сумасшествия после того, что произошло. После того, как увидел тело своей жены, которое вытаскивают из озера.
Поиски заняли всего пятнадцать минут. На Лебяжьем нет течения, и тело не отнесло далеко в сторону. Когда Милу вынесли на берег, некоторые любопытные прохожие еще пытались разглядеть, что случилось, но их прогонял ответственный пузатый лейтенант Сыров. Маленькие глазки утонули в хомячьих щеках, а солнечные лучи вытапливали на выпуклом лбу капельки пота.
— Проходим товарищи, проходим! — почти обречённо говорил он, размахивая толстыми ручками. — Не на что тут смотреть! Женщина, вы шли куда-то? Ах, с собачкой гуляли? Вот и гуляйте себе дальше.
Иванна перевела взгляд с Антона на Людмилу.
Прежде приятное лицо молодой женщины теперь стало припухшим и красным, конечности посинели, а глаза были открыты неестественно широко, словно вот-вот выпадут из орбит.
Погремков рассматривал зрачки.
— Н-да… — пробормотал он, поднимаясь с колен и стягивая перчатки. — Интересный случай.
— Миша, что нашел? — спросил Елин. Он еще до приезда Погремкова догадался, что Милу отравили, или вкололи ей что-то психотропное — по двум отверстиям на локтевом сгибе. Но это было только предположение.
— Убитая скорее всего была отравлена белладонной — зрачки сильно расширены, кожа лица гиперемирована… Но сейчас есть гораздо более действенные яды, не оставляющие столь явных признаков. Да хотя бы мышьяк, цианид, диметил ртуть наконец… А это и вкололи непрофессионально, со второго раза. Дырки-то две, — Погремков указал на локоть погибшей.
— Сомневаюсь, что Крымов так хорошо разбирается в ядах, — покачал головой Елин. — Что еще?
