- Стукачика, - буркнул Виссарион Северинович. - И тот убедил его пойти в милицию, потому что наша милиция, мол, чистенькая и безгрешная, так?
- В общем, так, - сказал Миша.
- Да, но как они его убедили? - вмешался я.
- В том-то и соль! - кивнул мне Миша. - Перед тем, как послать к журналисту другого человека, милиция кое-что прикинула, и кой-какие догадки появились. Видите ли, исчезнувшее резное распятие было оценено, по тем временам, как раз в сто тысяч рублей. Гришку, я вам говорил, подозревали, где-то с месяц его проверяли, но никаких улик против него не нашлось. А тут эти двое сперва побывали в том музее, в который должно было переехать распятие, и особенно интересовались монастырем, в котором оно находилось, а потом накинулись на Гришку - с тем, получается, чтобы вышибить из него нечто стоимостью в сто тысяч рублей, так ведь можно толковать рассказ журналиста, и только логично выходит, да?
- Логично, - живо согласился смотритель маяка. - Выходит, они пронюхали, что распятие у Гришки, и решили отобрать у него, а Гришка потом не решился жаловаться, чтобы с воровскими авторитетами не пришлось делиться, и чтобы, вообще, ни один лишний слух блуждать не пошел? Ну, а Петько со Скрипицыным тоже, естественно, молчали в тряпочку - и потому что надеялись потом все-таки дожать Гришку, и потому что их самих охотно привлекли бы за соучастие, раз они знали о распятии, но не сказали? Но откуда, откуда они могли это узнать, если Гришку так никогда и не смогли зацепить на этой краже - допуская, конечно, что он украл?
- Вот-вот! - подхватил Миша. - Совсем интересная картинка получается. верно? В общем, этот второй человек поведал журналисту, по естественному поводу и под большим секретом, что милиция подозревает Гришку вместе с Петько и Скрипицыным в краже музейного экспоната - распятия стоимостью в сто тысяч рублей, которое они в итоге не поделили, из-за чего и драка была - и землю носом роет, чтобы найти дополнительные улики. Журналист, устыдившись своих подозрений...
- Ну да, перед родной милицией стыдно стало, - опять не удержался смотритель маяка от язвительной подковырочки.
- ...помчался к начальнику милиции, - спокойно продолжил Миша, - и поделился с ним тем, что знал... а начальник милиции воспринял это, естественно, как потрясающие новости. Я ж говорю, этот журналист всегда охотно сотрудничал с милицией, поэтому его критические статьи милиционеры и воспринимали с таким благодушием - вроде как, свой резвится. Но, к сожалению, журналист не смог поведать больше того, что милиции и так уже было известно. Раза два для порядку провели дополнительные обыски у Гришки, найдя повод, пошукали вокруг Петько и Скрипицына - не сболтнут ли они чего еще, но ничего не нашлось, ни единой зацепочки, и дело так и стало уходить в песок. А тут Петько и Скрипицын засыпались на очередном грабеже - не удержались, гады - и уехали "отдыхать" очень надолго. А Гришка тоже в скором времени "отличился" - за что и огреб свой последний срок. В общем, все подозреваемые исчезли из Города, а во время допросов на любой намек о распятии они делали большие глаза. Если бы милиция была больше уверена, что вся заварушка была именно вокруг распятия, то поднажала бы покруче, но ведь уверенности быть не могло, слишком смутными были все намеки.
- И распятия так и не нашли? - спросил я.
- Так и не нашли, - кивнул Миша. - Я ж говорю...
Но что он хотел добавить - так и осталось неизвестным, потому что в этот момент мы услышали бешеный рык Топы и отчаянный человеческий крик!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ПОЙМАННЫЙ БАНДИТ
Мы выскочили из маяка не одеваясь, чуть не кубарем скатившись по ступенькам. То, что мы увидели - это было зрелище! На снегу, возле "Бурана", неподвижно лежал мужик в тулупе, его ушанка отлетела в сторону метра на два, рукав тулупа был разорван собачьими клыками, а Топа высился над мужиком, поставив левую переднюю лапу ему на грудь и скаля клыки у самого его горла.
И без слов было понятно, что произошло. Мужик - из шальных, вопросов нет - увидел оставленный без присмотра "Буран" и решил его угнать. При этом он не заметил Топу, тихо лежащего у самых дверей. Как только мужик стал забираться в "Буран", Топа кинулся на него и одним броском, как он это умеет, свалил его с ног и "арестовал". Видно, мужик попробовал рукой махнуть, то ли машинально прикрываясь, то ли и впрямь думая отбиться от такой собаки, и Топа для острастки порвал ему рукав.
- Молодец, Генерал Топтыгин! - сказал Миша. Топа скосил на него взгляд, а мужик, услышав голоса, попробовал пошевелиться, и Топа угрожающе зарычал на него.
- Это ж кто такой выискался, который мой "Буран" угнать пожелал? продолжал Миша, подходя поближе к пленнику. - Ба!.. - он даже поперхнулся. - Петько! Вот уж действительно, помяни волка - а волк за дверью! А где ж твой подельщик, Скрипицын?
Петько не отвечал. Он теперь боялся лишний звук издать, чтобы не рассердить Топу.
- Ты можешь отозвать Топтыгина? - спросил у меня Миша.
Я свистнул Топе.
- Топа, иди сюда, к ноге! Ты молодец!
Топа, рыкнув для острастки, отошел ко мне. Петько пошевелился.
- Пусть только встает медленно и аккуратно, - предупредил я. - Если Топе почудится что-то нехорошее, я его не удержу.
- Понял? - спросил Миша у уголовника.
Петько медленно кивнул, потом так же медленно, стараясь не делать резких движений, поднялся на ноги.
- Так где Скрипицын? - повторил Миша.
- Не знаю... не знаю я... - прохрипел Петько, осторожно массируя замерзшие руки. Похоже, голос у него подсел и от холода, и от испуга.
- Ладно, разберемся, насколько ты не знаешь! - хмыкнул Миша. - А пока тебя надо доставить по назначению. Виссавериныч, найдется у тебя крепкая веревка?
- Сейчас поищем, - кивнул смотритель маяка, ошеломленный не меньше всех нас. И пошел искать веревку.
- Значит, думал на "Буране" рвануть подальше, так? - осведомился Миша у Петько. - А потом что хотел сделать? На удобном перегоне в товарный вагон забраться, чтобы завтра быть подальше от этих мест?
Петько хотел, вроде, что-то сказать, но сдержался и промолчал. Принял такой вид, что, мол, воля твоя, начальник, тебе не хуже, чем мне, известно, что я собирался делать, а болтать мне ни к чему, в моем положении всякое лишнее слово мне же во вред пойдет...
- Ладно, разберемся, - весело сказал Миша.
А тут и Виссарион Северинович вынес моток крепкой веревки.
- Такая подойдет?
- Подойдет, - кивнул Миша и без лишних слов стал основательно связывать пойманного бандита по рукам и ногам. Закончив и проверив узлы, он повернулся ко мне.
- Не прокатишься со мной в город, вместе с Топой, для подстраховки? А потом я тебя мигом назад свезу? А то я ведь управлять буду, а за этим типом глаз да глаз нужен, хоть он и связан.
- Разумеется! - охотно согласился я. - Вот только сейчас оденусь... я поежился. Мы простояли на морозе уже минут пятнадцать, но сперва я не чувствовал холода, увлеченный всеми событиями. И только сейчас до меня дошло, что я начинаю превращаться в сосульку. - Топа, сторожи!
Я сбегал за своей курткой, шапкой и рукавицами, а тем временем Миша и Виссарион Северинович положили связанного Петько в "Буран", позади сиденья водителя. Я взял Топу на поводок и мы с ним, забравшись следом, пристроились на оставшихся местах. Миша, убедившись, что Петько под нашим присмотром, быстро сбегал, чтобы забрать свои вещи, так же быстро простился со смотрителем - и мы помчались. Петько, чувствуя на себе неотрывный взгляд Топы, боялся пошевелиться, а я с любопытством разглядывал первого настоящего матерого уголовника, которого мне довелось встретить в жизни. То есть, кто знает, с преступниками мы пересекались и до этого, но это были если вы поймете, что я хочу сказать - именно преступники, а не уголовники, не такие люди, для которых лагеря и тюрьмы стали частью жизни. Люди, которые нарушали закон ради собственной выгоды, но не те, кто жил по воровским законам. Приблизительно так я бы это объяснил.
Петько был довольно коренастым мужиком, с квадратным лицом. Лицо это казалось совершенно невыразительным, потому что все на нем было слишком мелким: и глаза, и нос, и рот. Мелким по сравнению с пространством, на котором они располагались, я хочу сказать. А ноги у него казались короткими по сравнению с туловищем. Его руки... может быть, мне так почудилось, потому что я уже много о нем знал, кто он такой, чем занимался, но я подумал, что, пожалуй, именно так и должны выглядеть руки убийцы: с пальцами как обрубки, с рыжеватыми волосками.
Словом, впечатление он производил не очень приятное. Лежал он очень тихо, стараясь даже не моргать лишний раз, чтобы не злить Топу. У меня язык чесался задать Мише несколько вопросов, но я понимал, что при Петько лучше не произносить лишнего, ведь мало ли какие вещи ему лучше не знать... Да и Миша молчал, сосредоточившись на управлении "Бураном". Вот так, молча, мы наискосок, оставив остров далеко справа, пересекли застывшую ледяную гладь озера, въехали на берег посередине набережной, в старом центре Города, пересекли его главную улицу - Свято-Никольскую, идущую параллельно набережной, проехали по улице Пушкина и, после двух поворотов, оказались в тихом переулке, у старого трехэтажного особняка - здания местного ФСБ.
