Барбара Гордон - Польский детектив

— Слушаюсь, пан майор.

— Может быть, — предложил Левандовский, — опечатаем лабораторию и всю виллу? Пусть специалисты познакомятся с этой кухней на месте и сами демонтируют аппаратуру.

— Конечно. Как поступим с супругой инженера?

— Задержим обоих. Следствие покажет, в какой степени она участвовала в преступлениях мужа.

— Обыски произведены в квартирах Эльжбеты Дорецкой — и в той, что она снимает здесь, и в варшавской, — сообщил капитан. — Обнаружено значительное количество опиума. Но героина не найдено. Придется еще раз обыскивать дом. Пригласим специалистов с соответствующей техникой. Не всегда можно рассчитывать на счастье, которое привалило сегодня пану майору.

— Это счастье будет сопутствовать мне до конца, — улыбнулся Неваровный. — Пусть один из ваших людей сходит в гараж и возьмет из стоящей там машины оба подголовника. Внутри вы обнаружите героин. Там может поместиться около двух килограммов. Героин прятали в металлических трубках, к которым крепится подголовник. Заменой подголовников занимался некто Войцех Прохонь. Сегодня в пять утра Прохоня задержали сотрудники одной из районных комендатур столичной милиции.

Тем временем милиционер принес из гаража два красных подголовника.

— Что-то шуршит, — сказал он, встряхнув один из них.

— Неполный. Порошок в нем свободно пересыпается.

Обыск закончился. Из дома вывели хозяев и под конвоем отправили в Варшаву, в воеводское управление. Стефана Зборковского и Эльжбету Дорецкую отвезли туда раньше.

— Большое спасибо, капитан, — Неваровный протянул руку нелюбимому коллеге. — Вы не знали истинного положения дел и тем не менее, — не колеблясь, рисковали жизнью…

— Вы наверняка сделали бы то же самое.

— Ваша помощь оказалась очень кстати. Без нее мне было бы трудно справиться с этой четверкой.

— Во всяком случае, поздравляю, майор: вы великолепно провели операцию. Без этого хода, который вы придумали, нелегко было бы обвинить Зборковского в убийстве Квасковяка.

— Я очень удивился, — признался майор, — когда увидел, что это не мой Неробис борется с бандитом, а вы, пан капитан. Откуда вы появились в самый нужный момент?

— У каждого из нас имеется свой маленький секрет.

Офицеры пожали друг другу руки. И, кажется, от души.

Левандовский уехал в Варшаву. Майор вернулся к себе в отделение. Надо было написать подробный рапорт и впереди была неприятная беседа с Михаляком.

Первым человеком, с которым Неваровный столкнулся в отделении, был сержант Михаляк.

— Так это правда?.. — спросил он и не кончил вопроса: знал, что майор и так поймет, о чем идет речь.

— Правда. Эльжбета Дорецкая была правой рукой шефа банды, Стефана Зборковского. Они убили Квасковяка, а сегодня собирались сделать то же самое со мной.

— Я так ей верил…

— Вы были игрушкой, сержант, в руках опытной преступницы. Ваша любовь была ей нужна, чтобы знать, какие шаги предпринимает милиция. Я с самого начала боялся, что кто-нибудь из вас проговорится, поэтому и старался выбираться из дома потихоньку. Но вы все-таки меня заметили и не нашли ничего лучшего, как рассказать об этом Эльжбете.

Михаляк покраснел и опустил голову, но Неваровный не собирался его щадить.

— Для банды это стало сигналом, что я начинаю быть опасен. Или уже напал на след, или хожу близко. Вы допустили чрезвычайно важный промах по службе: раскрыли постороннему лицу тайну следствия. Я не хочу усугублять вашего положения: сам был молод и знаю, что такое некстати возникшее чувство. Не я буду решать вашу судьбу, а воеводский комендант.

— Мне сдать оружие? — подавленным голосом спросил Михаляк.

— У вас будет на это время. А сегодня, сержант, у вас ночное дежурство, напоминаю вам.

— Прежде чем мы поздравим майора Неваровного с успешным завершением следствия, — сказал полковник, открывая совещание, — пусть он сам нам расскажет, как все происходило.

Майор обвел собравшихся торжественным взглядом и начал:

— Чутье подсказывало мне, что преступление совершили не хулиганы, а лица из так называемого местного общества. Таинственные прогулки старшего сержанта Квасковяка наводили на мысль, что он напал на след какого-то серьезного преступления. Я высчитал продолжительность его прогулок. Получалось, что преступник или преступники живут в радиусе не более пятисот метров от дома старшего сержанта. Тогда я стал выяснять, кто есть кто.

От одного молодого человека по прозвищу Размазня я узнал, что Квасковяк выслеживал кого-то возле виллы доктора Воркуцкого. Разносчик молока Стефан Зборковский тоже обвинил доктора, заявив, что приблизительно в то время, когда был убит Квасковяк, по улице Акаций проехал автомобиль Воркуцкого. Поскольку с самого начала было ясно, что тело старшего сержанта только после убийства было перевезено в лес, это свидетельствовало против председателя Общества друзей Подлешной. Тогда я еще верил Зборковскому и тоже подозревал доктора. А тут еще история с молодыми наркоманами — снова вроде бы улика против Воркуцкого. Но именно тогда я и понял свою ошибку. Как-то в разговоре с Воркуцким и Белковским я поинтересовался, что такое героин, и доктор проявил весьма скромные познания, зато химик знал на эту тему значительно больше. Это был первый сигнал: надо обратить побольше внимания на владельца лаборатории медицинских анализов.

Каждый преступник обязательно допускает небольшой промах. Милиция должна уловить его и сделать соответствующий вывод. А когда вдова Квасковяка вспомнила, что муж как-то спрашивал ее, зачем двум одиноким людям три бутылки молока, — я уже знал, что увижу эти бутылки у дверей химика.

Поначалу я подумал: молоко требуется для производства наркотиков — и был разочарован, когда в Главном управлении меня в этом разубедили.

— Но с чего вы взяли, что речь вообще идет о наркотиках?

— Просто интуиция. Наблюдение за виллой и ее жильцами навело меня на мысль: если там что-то и производится, то очень ценное. К тому же столь ценное, ради чего можно пойти и на убийство милиционера. При иных обстоятельствах проще было бы ликвидировать производство или перенести его в другое место. В бюллетене «Интерпола» я прочитал, что международные банды пытаются производить наркотики не только во Франции, а также ищут новые пути транспортировки опиума с Востока.

Нетрудно было сопоставить эти факты. Правда, до последней минуты у меня не было твердой уверенности. Международные шайки торговцев наркотиками строжайше придерживаются правил конспирации. Каждый их член знает не более двух человек: того, у кого берет товар, и того, кому передает. Шефа не знает почти никто, он действует лишь через связных. Именно поэтому борьба с этим видом преступления чрезвычайно сложна. Невозможно добраться до верхушки. Мы взяли только главного подручного, возглавлявшего шайку на территории Польши.

Я довольно скоро понял: три бутылки молока, время от времени появляющиеся на пороге дома Белковского, служат сигналом, приводящим весь механизм в действие. Наблюдая за виллой химика, я установил: в тот день, когда на ее пороге появляются три бутылки, инженер на машине отправляется в Варшаву. Раз я поехал за ним. По приезде в столицу Белковский оставил машину в одной из ремонтных мастерских.

— Вы все время работали в одиночку? — спросил кто-то из непосвященных.

— В одиночку я бы не справился. Воспользоваться помощью городских сотрудников милиции я не мог, об этом позднее. Мне помогла общественность: заведующая подлешновским «суперсамом», ее пятнадцатилетняя дочь, Янка Воркуцкая — дочь врача, которая, живя поблизости от Белковских, каждое утро проверяла, сколько бутылок молока стоит перед их дверьми. Помогли мне и уже упоминавшийся Размазня, и его приятель Черный Ромек. Именно Ромек установил, что механик авторемонтной мастерской вынул из машины Белковского подголовники и поставил взамен другие, из своей машины. Это, собственно, и было первым доказательством того, что мы имеем дело с международной организацией контрабандистов.

— А молочник, как вы на него вышли? — интерес присутствующих рос.

— Просто я искал главаря шайки. Того, кто мог убить старшего сержанта Квасковяка. Я сомневался, что инженер Белковский способен на такой шаг. Химик воспользовался бы ядом, а не ломом. Когда я уже знал, что Белковский — член банды, и догадывался, что он изготовляет героин, мне показалось странным заявление Зборковского. Он старательно бросал тень на доктора Воркуцкого. Заведующая «суперсамом» сообщила мне интересную вещь: никто и никогда не звонил от Белковских, чтобы заказать добавочные бутылки молока. Тогда я понял: именно бутылки служат сигналом. А кто его подает? Белковский сам себе? Никто в их доме не заказывает трех бутылок молока, значит, разносчик Зборковский ставит их по собственной инициативе. И еще: многие удивлялись, почему такой богатый человек, как Белковский, ездит на старом, полуразвалившемся «вартбурге», хотя мог бы позволить себе купить белый «мерседес».