суд принял поистине соломоново решение. Он объявил смерть сотрудника MI-6… загадкой. Вернее, пришел к выводу, что смерть Уильямса невозможно однозначно объяснить, исходя из имеющихся данных. Суд склонен считать смерть разведчика насильственной, но не может утверждать это с достоверностью в связи с тем, что неоспоримых доказательств убийства нет. Суд также отказался полностью исключать вероятность того, что Уильямс мог быть убит из-за его профессиональной деятельности, однако считает, что доказательств причастности каких-либо спецслужб к смерти разведчика нет. Более того, эта смерть вообще вряд ли когда-нибудь будет полностью объяснена…
Разумеется, первое что пришло на ум Ледникову, когда он услышал о чудесах, случившихся с мистером Уильямсом в ванной, это один из романов знаменитого английского сатирика Тома Шарпа. Тот самый, в котором английский лорд мог получить сексуальное удовлетворение лишь в том случае, если любовница связывала его на какое-то время тугим узлом, придав ему форму краба. Вот только любовница игривому лорду досталась рассеянная и, связав лорда, она могла уйти в магазин или к подруге, а то и просто заснуть на пару часиков. В результате лорд, уже будучи развязанным, долго еще не мог вернуться из крабьего состояния в человеческое — затекшие члены и вывернутые суставы не позволяли.
Но если отвлечься от смешных до колик инсинуаций злобного Шарпа, то объяснения случившемуся было всего два. Либо самое обычное бытовое убийство на почве пристрастия к нетрадиционному сексу, которых по нынешним временам пруд пруди. Либо изощренная ликвидация то ли агента, то ли противника людьми в высшей степени профессиональными, точно рассчитавшими, что подобный способ отвлечет от подозрений, связанных с профессиональными делами сотрудника разведки. На эту версию работала и странная неспособность экспертизы установить причину смерти — это при нынешнем-то уровне медицины!.. Нет, тут что-то явно скрывали. Как и в случае со смертью Литвиненко, результаты вскрытия которого англичане так и не обнародовали.
— И что — наш мистер Милнер тоже увлекается «аутоэротичными экспериментами»? — брезгливо усмехнулся Ледников. — Они что там — все из этой бражки?
— Нет, — успокоил его Градов. — В этой части мистер Милнер истинный консерватор. Он увлекался, как у нас сейчас говорят, распилом бюджетных средств. То есть платил агентам гораздо меньше, чем указывал в отчетах. А разницу клал в карман. Ну и не брезговал шантажом и вымогательством, когда при выполнении служебных обязанностей, подворачивалась такая возможность.
— А при чем здесь мистер Уильямс в спортивной сумке?
— Ну, у них, как и у нас, после такого скандала начинается суматоха, именуемая чисткой рядов. Чтобы сделать вид, что приняты меры для недопущения впредь. Вот Милнера, о финансовых пристрастиях которого было уже известно, и попросили уйти. Но расставаться с ним совсем не захотели, потому как очень ценили. Он мужик инициативный, азартный и весьма творческий. В общем, он основал некую консалтинговую фирму, которой спецслужбы заказывали всякие щекотливые дела. Очень удобно — если что, то мы тут ни при чем. Ну, вы сталкивались с чем-то подобным в Швейцарии…
— Ну, да, — неохотно вспомнил Ледников.
— Только там были грубые албанские боевики, а здесь изощренные профессионалы, которые работают на самом высоком уровне. Вот только одно мне непонятно — зачем Милнеру какой-то антиквар Нагорный. Предметы искусства вовсе не его профиль. Неужели решил переквалифицироваться?
Ледников неопредленно пожал плечами — мол, кто его знает?
— Ну что ж, попробуем поработать в этом направлении, — уже совсем другим, казенным тоном сказал Градов.
Он вдруг превратился в настоящего сотрудника спецслужб, который больше всего боится сказать лишнее и никого не допускает в свои служебные тайны. Ледников невольно усмехнулся про себя — сколько раз он сталкивался с этим на службе, когда каждое ведомство ревностно блюдет свои тайны, порой совершенно несущественные, и постоянно надувает щеки, чтобы подчеркнуть собственную значительность и принадлежность с высшим сферам и интересам.
Но тут Градов, словно угадав, о чем он думает, спросил:
— И какие будут предложения? Мне еще надо покопаться в ситуации, чтобы понять, что к чему, а у вас наверняка есть идеи.
— Ну, идеи очень просты. Пока мы не знаем, что нужно Милнеру от Нагорного. Не знаем, зачем им понадобился этот самый рубль. Не знаем, что за этим рублем — какая предыстория?
— Что вы имеете в виду?
— Если он приобретен каким-то темным или незаконным путем, его обладатель становится очень удобным объектом для шантажа. Если вспомнить, что Нагорный в последнее время позиционирует себя не столько как антиквар, сколько как специалист по подаркам всяким важным людям, можно прийти к вполне определенным выводам. Допустим, есть важный человек, который коллекционирует старинные монеты. Подарить такому человеку Константиновский рубль — значит, сделать его счастливым. Счастливым и… благодарным. То есть отзывчивым на некие просьбы. Но есть и еще один вариант. А если подарок — паленый? То есть с плохой предысторией. Украден, например. Или пропал при сомнительных обстоятельствах. Во время боевых действий в местах, где шла война. Или вот, например, во время знаменитого взрыва в Осло из здания правительства пропали несколько находившихся там картин. И тогда счастливый владелец такого дара становится очень легкой целью для шантажа. А шантаж это как раз увлечение и хобби мистера Милнера, насколько я понял.
— Ну, допустим, что все обстоит именно так.
— Пока этот рубль не у Нагорного, мы ничего не узнаем. А вот если он к нему каким-то образом вернется… Мы увидим, что он предпримет, к кому направится, и, возможно, тогда определим объект интересов мистера Милнера. Марина сказала, что монету, по ее догадкам, должны кому-то подарить. А вы понимаете, что такой подарок можно принять только от очень близких и солидных людей — от тех, которым ты доверяешь. От кого угодно, его не примут. Потому что владеть вот так просто Константиновским рублем невозможно. Я повторюсь. Но хочу еще раз подчеркнуть, что, как мне представляется, в этой истории должны участвовать хорошо знакомые и очень серьезные люди.
— Пожалуй. Но как вернуть монету Нагорному? Она же сейчас у следователя, насколько я понял, приобщена к делу в качестве вещественного доказательства?
— Пока не знаю. Может быть, вы подключитесь?
— Хорошо, я подумаю. Тут ситуация щекотливая. Что-нибудь еще?
— У Нагорного есть компаньон для грязных дел, некто Граненый, уголовник. В последнее время он, как мне кажется, стал злоупотреблять его услугами.
— Вы не исключаете силовой вариант?.. Хорошо, в случае необходимости мы вас прикроем. Дайте знать, когда наши люди должны быть рядом с вами.
Пора было прощаться, но Ледникову вдруг показалось, что Градов хочет сказать ему что-то еще. И тот действительно вдруг задумчиво произнес, глядя в
