тут-то было.
Инстинкт, заставляющий опасаться смерти, животный, дарованный нам природой, дабы не прекращался род человеческий, оказался сильней любви к Толику. Он обездвижил мои ноги, парализовал их, приковал меня к месту, не позволяя сделать ни шагу.
Я тряслась, как травинка на ветру, и затравленно смотрела на Толика.
– Сволочь ты, – безразличным тоном произнес он. – Какая же ты сволочь. Не будешь прыгать?
Я едва заметно качнула головой.
– Пять штук! – весело произнес где-то совсем рядом голос Толстяка.
– Заткнись, – зло сказал ему Толик и посмотрел на меня с ненавистью. – Ладно. Ты об этом пожалеешь. Еще как пожалеешь! Я… я докажу тебе, что ты жалкая, ничтожная трусиха, и все твои слова о любви – сплошной треп! Докажу! – Он одним прыжком приблизился к самому краю балкона. – Смотри сюда! Смотри, тебе говорят! Я сам спрыгну, и пусть тебе будет стыдно!
Толик чуть наклонил корпус вперед, будто и вправду готовясь совершить прыжок. Еще секунда – и он бы полетел вниз. У меня перед глазами кроваво-красным зигзагом мелькнула ослепительная молния.
– Не-ет! – истошно заорала я, бросаясь к Толику. – Не-ет!!
Нужно было успеть схватить его хоть за что-нибудь: за руку, за край куртки, даже за ногу! Нужно было только успеть, во что бы то ни стало – а там мы бы повалились вместе на плиту, отползли от жуткой, зловещей темноты, добрались до спасительной стены.
Время словно остановилось. Секунда, пока мое тело рванулось вперед, растянулась на целое множество секунд. Я отчетливо видела плечо Толика, приготовилась обеими руками вцепиться в него, как вдруг…
…вдруг плечо отъехало куда-то в сторону. Мои пальцы царапнули пустоту, ноги скользнули по ребру плиты. На мгновение показалось, что меня поддерживают на весу чьи-то невидимые огромные руки – пальцы с силой упирались в грудь, не давая дышать. Потом руки исчезли, и я полетела в черную бездну вниз головой.
14
Я лежала навзничь на спине и смотрела на звезды. Было очень странно видеть их у себя над головой, ведь я ясно помнила, что еще десять минут назад небо было сплошь затянуто чернотой.
Тем не менее я отчетливо различала серебристый ковш Медведицы, а чуть поодаль от него – яркую Полярную звезду.
Боли я не чувствовала, лишь тупо ныл затылок. И еще очень хотелось пить, сделать хотя бы глоток прохладной воды.
В целом же лежать и любоваться на звезды было даже приятно. Я ощущала небывалый покой и уют, будто устроилась в мягкой, теплой постели и с минуты на минуту собираюсь погрузиться в сладостный сон.
В отдалении послышался шум шагов и неясные голоса. Шаги приближались, надо мной склонилась гигантская черная тень, закрыв собой звезды.
– Кажись, дышит, – произнес голос, показавшийся мне смутно знакомым. Однако я так и не смогла вспомнить, кому он принадлежит.
– Ну, блин, мужики, доигрались! – хрипло и басисто проговорил другой голос, владельца которого я так же не смогла определить.
– «Скорую» надо, – неуверенно заметил третий.
– Ну да, скажешь тоже, «Скорую»! – недовольно осадил первый голос. – Где «Скорая», там и менты. Копать начнут, что да как. Мне светиться лишний раз без надобности, у нас контора солидная.
– Что же делать? – поинтересовался хриплый.
– Мотать отсюда подобру-поздорову.
– Так она ж помрет!
– Даст бог, не помрет. Полежит до утра, а там строители придут. Слышь, Толяныч, поедем от греха подальше. Ты как, не против?
– Да нет. Я как все. – Я узнала голос Толика. Он звучал спокойно, только очень тихо, словно тот говорил через плотную ткань или кусок картона.
– Айда, мужики, – приказал первый.
Раздался топот ног, постепенно стихающий, затем где-то вдалеке тонко пискнула сигнализация и мягко зарокотал двигатель. Потом все смолкло.
Внезапно я отчетливо поняла, что умираю. Звезд на самом деле нет, они мне лишь чудятся, да и не звезды это вовсе, а глаза неведомого бессмертного существа, которого мы привыкли называть Богом. Они смотрят на меня, оценивая всю мою недолгую жизнь, стараясь прикинуть, куда лучше меня определить – в ад, или в рай.
«Скорее всего, в ад», – смиренно решила я, вспомнив о всех своих многочисленных «подвигах» во благо Толика. Я не испытывала страха, но почему-то меня взволновала лишь одна мысль – в аду скверно пахнет. Будет трудно и неприятно переносить запах нечистот.
Стоило мне только подумать об этом, как мой нос сразу же уловил омерзительное и стойкое «благоухание». Этот был запах застарелой, полуразложившейся мочевины, и он креп с каждой секундой, окутывая пространство вокруг тошнотворными клубами.
«Неужели так быстро?» – мелькнуло в голове.
Вонь меж тем стала совсем невыносимой, я буквально задыхалась от нее, окончательно уверившись в том, что это и есть адское наказание за мои грехи.
– …Что еще за… – Резкий, каркающий голос громко произнес над самым моим ухом длинное матерное ругательство. Адский запах при этом шибанул мне в самый нос. – Ты кто, труп аль нет? – Надо мной возник темный силуэт, имеющий смутные очертания человеческой фигуры. Невозможно было, однако, определить, мужчина это или женщина.
На существе болталось длинное, до полу, пальто, голову обматывала какая-то не то тряпка, не то шаль, черты лица сливались в серо-сизое месиво.
– Чичас глянем, – раздумчиво произнесла фигура и, ловко нагнувшись, схватила меня за руку повыше запястья.
Я не знала, что и думать. Кто это – черт, состоящий на адской службе, в чьи обязанности вменяется наказывать меня по полной программе? Если черт, то где его рога и почему он так запросто кроет матом?
Неизвестное и вонючее существо между тем выпустило мою руку и удовлетворенно наклонило голову:
– Не труп. Живая. Эй, девка, говорить можешь?
Тут наконец до меня дошло, что я еще жива, лежу на песке под балконами, а рядом на корточках сидит не кто иной, как бомж. Или бомжиха, судя по кокетливо навороченному головному убору.
Я попробовала шевельнуть губами, но услышала лишь слабый и жалкий стон.
– Стонешь, стало быть, – философски заметил бомж среднего рода, – и глаза открыты. Значить, оклемаешься. Чичас машину тебе вызову.
Фигура распрямилась и, шаркая, зашагала прочь. Вместе с ней постепенно удалялся отвратительный запах.
Через минуту стало возможно дышать полной грудью. Я глянула вверх, в надежде снова увидеть звезды, но небо опять стало беспросветным и темным. Тогда я закрыла глаза.
…Я не знала, сколько пролежала так, неподвижно, раскинув руки на песке, ничего не видя вокруг: может быть, час, а может, минут десять. Очнулась я от того, что кто-то легонько шлепал меня по щекам.
– Девушка. Девушка! Вы меня слышите?
Я с трудом подняла отяжелевшие веки. Надо мной нависло женское лицо в
