узнаешь? Неужели я так изменился?
Губы дрогнули в едва заметной улыбке, открывая узкую щелку между двумя передними зубами. Мне показалось, я грежу наяву.
Влад.
Он протянул руку и осторожно дотронулся до моей щеки. Потом взял шприц. Я почувствовала слабый, как укус комара, укол в плечо.
– Спи, – сказал Влад, – спи, милая. Я здесь, рядом. Никуда не уйду. Спи.
16
У меня оказались сломанными обе ноги, правая рука и три ребра.
Первые несколько дней я не могла ни о чем думать, кроме своей боли. Она казалась мне живой, хитрой и неуловимой, как цыганка, ворующая детей. От нее нельзя было ни спрятаться, ни скрыться, было лишь одно спасенье – тонкое жало шприца, приносившее вожделенный покой и сон.
Влад неотлучно находился рядом, однако мы почти не разговаривали. В те редкие минуты, когда я бодрствовала, но боль еще не успевала вернуться, он садился рядом и поил меня с ложки кисловатым, но все равно очень вкусным клюквенным морсом.
Он ни о чем не расспрашивал меня и сам ничего не рассказывал о себе: как очутился здесь, в больнице, в отделении травматологии, где был все то время, что мы не виделись.
Один раз я случайно услыхала, как палатная врачиха отчитывает его за то, что он сутками не сменяется и торчит в больнице не в свои дежурства.
– Хочешь свалиться? – говорила она вполголоса, уверенная, что я, как всегда, сплю. – Сессия на носу, провалишь – отчислят из института. Иди домой, отсыпайся, приходи, когда следует по графику. Ничего с ней не случится за время твоего отсутствия.
– Татьяна Владимировна, я не устал, – ответил Влад. – И не волнуйтесь, пожалуйста, сессию я сдам. Экзамены совсем нетрудные.
– Да что ж ты, не доверяешь девочкам? – сердито проговорила врачиха. – Они у нас, между прочим, почти все с красными дипломами. А ты кто?
– Пока никто, – с усмешкой согласился Влад. – Но Василису я одну не оставлю. – В его тоне, мягком и вежливом, звучало упрямство, делающее дальнейшие споры бессмысленными.
Врачиха моментально сдалась:
– Ладно, поступай как знаешь. Только обедать не забывай, вон, глянь, как отощал.
– Не забуду, Татьяна Владимировна.
Врачиха ушла. Влад тихонько приблизился к моей кровати.
– Не спишь? – Я видела: он слегка смущен, что я стала свидетелем его беседы с врачом.
– Нет. Ты учишься в институте?
– Да. В медицинском, на вечернем. А здесь подрабатываю: нечто среднее между медбратом и санитаром.
Мы немного помолчали, а потом я сказала:
– Ты не спишь из-за меня. Зря.
– Глупости, – твердо произнес он. – Я сплю. И нечего тебе об этом беспокоиться. Завтра должен прийти следователь. Ну тот самый, помнишь, его фамилия Парфенов. Подумай, что будешь ему говорить.
– То же, что и в прошлый раз, – быстро сказала я.
Влад посмотрел на меня внимательно, нахмурив светлые брови.
– Ты уверена, что не совершаешь ошибки?
– Да, уверена.
– Хорошо. – Он аккуратно поправил на мне одеяло и отошел в сторону.
Я видела, что он не поверил моему рассказу. Да и немудрено – кто бы поверил чепухе, которую я наплела следователю! Только полный и окончательный идиот.
Однако я твердо знала: без моего заявления они ничего не смогут сделать Толику. Ничего. Пусть он останется на свободе. Ему нельзя в тюрьму, он просто-напросто не выйдет оттуда живым.
Назавтра действительно пришел Парфенов. Я слово в слово повторила галиматью о споре с подругой, выпитой для храбрости водке и головокружении.
Он выслушал меня терпеливо, не перебивая, и потеребил пальцами оттопыренную нижнюю губу.
– Василиса Андреевна, нам нужен ваш фактический адрес. Тот, по которому вы проживаете.
– Зачем?
– Ну как зачем? Ведь у вас даже паспорта при себе не было, когда вы попали сюда. Я бы съездил за ним, привез в больницу, здесь без паспорта и медицинского полиса нельзя.
– Хорошо, я дам вам адрес, – сказала я. – Но я живу не одна.
– А с кем? – Лицо Парфенова оживилось.
– С… другом.
– Он знал, что вы с приятельницей затеяли?
– Нет, понятия не имел. Он в этот вечер работал. Должен был вернуться лишь под утро.
– Понятно. – Парфенов согласно покивал. – Тогда все упрощается. Ваш друг привезет паспорт – он же наверняка навещает вас, небось каждый день приходит?
Я мельком глянула на Влада. Тот сделал вид, что занят уборкой инструментов.
– Да, конечно.
– Вот и замечательно. – Парфенов поднялся и направился к двери. Уже у порога он неожиданно обернулся и, сощурив и без того узкие глаза, произнес спокойно, но веско: – Вы не первая такая, Василиса Андреевна.
– Какая – такая? – не поняла я.
– Кто выгораживает своего подлеца-сожителя. К сожалению, вас сотни таких глупышек, и вам еще повезло – других я видел в более плачевном положении, например, зверски избитыми или изнасилованными, и все по вине так называемых любимых. Напишите заявление, и он сядет – ведь это благодаря ему вы упали с высоты.
– Я не понимаю, о чем вы, – ледяным тоном проговорила я. – Мой друг не имеет никакого отношения к тому, что со мной произошло. Он даже не ведал о том, что мы собираемся на стройку.
– Ну-ну. – Парфенов насмешливо наклонил голову и вышел.
Я нервно и напряженно сглотнула.
– Не волнуйся, – Влад оторвался от своего занятия и поглядел на меня, – я съезжу за паспортом. Если что, скажем, это он привез его. Я подтвержу, что это было в мое дежурство. – Он подошел поближе, пристально посмотрел мне в глаза. – Ты ведь этого хочешь? Чтобы с ним все было в порядке?
Я молча кивнула. Меня душили боль и стыд. Хотелось умереть от отчаяния и безнадежности. Я задохнулась от подступающих к горлу слез и закрыла лицо здоровой рукой.
– Не плачь, не надо. – Влад опустился перед кроватью на колени. Его руки гладили мои волосы, тихо, осторожно, чтобы не потревожить, не причинить еще бо́льшую боль. – Не плачь, Василиса. Все будет хорошо, ты поправишься. Я обещаю тебе, все будет хорошо.
Слезы все текли между пальцами, в носу хлюпало, губам было солоно. Я слушала ласковый, убаюкивающий голос Влада и с пронзительной остротой понимала: хотя между мной и Толиком все кончено безвозвратно и навсегда, мне все равно никогда его не разлюбить.
17
Летела неделя за неделей. Парфенов, убедившийся, что добиться от меня ничего невозможно, больше не появлялся.
Мои кости, как и предсказывал Влад, постепенно срастались, боль в переломанных ногах и руке постепенно отступала, делаясь все менее резкой.
Я уже могла обходиться без наркотических уколов и потихоньку садилась в постели. Влад притащил целую кучу книжек – те, что я любила читать в интернате, и новые, современных
