— Привет! — крикнула Пия девочкам, которые были похожи друг на друга как две капли воды и, без сомнения, приходились погибшей Штефани сестрами — те же черные волосы, те же карие глаза. — Ваши родители дома?
— Мама вон там, в конюшне, — ответила одна из них и указала на продолговатую пристройку за коровником. — А папа вывозит навоз на тракторе.
— Понятно. Спасибо.
Беата Шнеебергер подметала проход между стойлами, когда в конюшню вошли Боденштайн и Пия. Услышав лай джек-рассел-терьера, охотившегося в пустом боксе на мышей, она подняла голову.
— Здравствуйте! — крикнул Боденштайн и предусмотрительно остановился. Собака, несмотря на свои небольшие размеры, внушала уважение.
— Идите, не бойтесь! — крикнула женщина, не прерывая работы, и приветливо улыбнулась. — Боби лает просто так, для приличия. Что вы хотели?
Боденштайн представился и представил Пию. Беата Шнеебергер замерла на месте, улыбка погасла. Это была красивая женщина, но горе оставило отчетливые следы на ее лице.
— Мы приехали сообщить вам, что нашли тело вашей дочери Штефани… — сказал Боденштайн.
Фрау Шнеебергер спокойно посмотрела на него большими карими глазами и кивнула. Она отреагировала на сообщение так же, как и мать Лауры, без эмоций.
— Пойдемте в дом, — сказала она. — Я позвоню мужу. Он будет через пару минут.
Она прислонила метлу к двери бокса и достала из кармана пухового жилета мобильный телефон.
— Альберт… — произнесла она в трубку. — Приезжай домой. У нас тут полиция. Нашли Штефани…
* * *
Амели проснулась оттого, что ей во сне почудился тихий плеск воды. Ее мучила жажда. Ужасная, почти невыносимая жажда. Язык прилип к нёбу, во рту все пересохло, как в пустыне. Пару часов назад они с Тисом съели последние два печенья и допили остатки воды. Теперь у них не было ничего. Амели где-то слышала, что люди в подобных ситуациях спасались от смерти тем, что пили собственную мочу…
Узкая полоска света под потолком говорила о том, что сейчас день. Она с трудом различала очертания стеллажа на другой стороне подвала. Тис лежал рядом с ней на матраце, свернувшись клубком и положив голову ей на живот, и крепко спал. Как он здесь очутился? Кто их здесь запер? И где они вообще находятся? Ее опять начало одолевать отчаяние. Она бы заплакала, но не хотела будить Тиса. Хотя нога уже совсем занемела под его тяжестью. Она провела деревянным языком по пересохшим губам. Стоп! Вот опять! Тихое бульканье и плеск! Как будто где-то забыли закрыть кран. Если она отсюда выберется, она никогда больше не будет так расточительно относиться к воде. Раньше она запросто могла вылить почти полную бутылку колы, если та выдохлась. Чего бы она сейчас не отдала за глоток теплой, выдохшейся колы!
Ее взгляд упал на дверь. Она не поверила своим глазам: из-под двери действительно сочилась вода. Она возбужденно отодвинула от себя Тиса, выругалась, потому что затекшая нога не слушалась, и на четвереньках поползла по уже мокрому полу к порогу. Она, как собака, принялась жадно лакать воду, смочила лицо и счастливо рассмеялась. Бог услышал ее отчаянные молитвы и не дал ей умереть от жажды! А вода все струилась и струилась из-под двери, бежала вниз по трем ступенькам, как маленький веселый водопад. Амели вдруг перестала смеяться, выпрямилась.
— Боже, хватит, хватит воды! — прошептала она.
Но Бог ее не слышал. Вода все прибывала; она уже образовала огромную лужу на бетонном полу. Амели дрожала всем телом. Она так страстно желала воды, и вот ее желание исполнилось — но совсем не так, как она это себе представляла!
Тем временем проснулся Тис. Он сидел на матраце и, обхватив колени руками, мерно раскачивался взад-вперед. Амели лихорадочно соображала в поисках выхода. Она подошла к стеллажу и подергала его. Стеллаж хотя и был ржавым, но стоял крепко. Кран явно открыл тот, кто их здесь запер. Это помещение было расположено ниже остальной части подвала. В полу не было сточных отверстий, а узенькая щель, сквозь которую пробивался свет, находилась прямо под потолком. Если доступ воды не прекратится, то рано или поздно она затопит помещение и они потонут, как крысы! Амели затравленно озиралась. Черт побери! Она столько времени продержалась здесь, не умерла от голода и жажды и при этом не свихнулась — было бы глупо теперь позволить этой твари утопить их здесь, как слепых котят! Она склонилась к Тису и энергично потрясла его за плечо.
— Вставай! — резко сказала она. — Давай, Тис! Помоги мне положить матрац наверх, на стеллаж!
К ее удивлению, он перестал раскачиваться и встал. Совместными усилиями они взгромоздили тяжелый матрац на верх стеллажа. Может, вода не поднимется так высоко, тогда они будут здесь в безопасности. А с каждым часом вероятность того, что их наконец найдут, возрастала. Должна же текущая вода броситься кому-нибудь в глаза — соседям или кому-нибудь на насосной станции!
Амели первой осторожно вскарабкалась на стеллаж и протянула руку Тису. Хоть бы эта старая ржавая хреновина выдержала и не рухнула под их тяжестью! Тис устроился рядом с ней. Вода тем временем затопила пол и продолжала прибывать. Теперь им не оставалось ничего другого, как ждать. Амели осторожно подвинулась и вытянулась на матраце. В ней вдруг проснулся юмор висельника.
— Вот и загадывай после этого желания! — произнесла она, мрачно ухмыльнувшись. — Я в детстве мечтала иметь двухэтажную кровать. Вот и сбылась мечта!..
* * *
Беата Шнеебергер провела Боденштайна и Пию в столовую и усадила за массивный обеденный стол, рядом с мощной кафельной печью, излучавшей приятное тепло. Из множества маленьких комнат бывшего крестьянского дома новые хозяева сделали одно огромное помещение, оставив от разобранных стен лишь деревянные балки. В результате получилось нечто вроде современного и в то же время необыкновенно уютного «салона».
— Давайте подождем мужа, — сказала фрау Шнеебергер. — Я пока сделаю чай.
Она ушла в кухню, тоже открытую со всех сторон. Боденштайн и Пия переглянулись. В отличие от Вагнеров, которых смерть дочери сломала и уничтожила, супругам Шнеебергер, судя по всему, удалось, несмотря на кровоточащие раны, наладить новую жизнь. Дочери-близнецы, по-видимому, родились уже после трагедии.
Не прошло и пяти минут, как в столовую вошел высокий, худощавый, беловолосый мужчина в клетчатой рубашке и синих рабочих брюках. Альберт Шнеебергер протянул руку сначала Пии, потом Боденштайну. Он тоже был внешне спокоен и серьезен. Фрау Шнеебергер подала чай, и Боденштайн осторожно сообщил им подробности. Альберт Шнеебергер стоял за стулом жены, положив ей руки на плечи. К скорби на их лицах теперь примешалось выражение облегчения: они наконец-то дождались ясности об участи своего ребенка.
— А вы знаете, кто это сделал? — спросила Беата Шнеебергер.
— Нет, определенно мы пока еще не можем это сказать, — ответил Боденштайн. — Ясно только одно: что это был не Тобиас Сарториус.
— Значит, его осудили несправедливо?
— Да, похоже на то.
На несколько секунд воцарилось молчание. Альберт Шнеебергер задумчиво смотрел через огромное окно на дочерей, которые дружно чистили уже следующую лошадь.
— Я никак не могу себе простить, что позволил Терлиндену уговорить себя переехать в Альтенхайн… — сказал он вдруг. — У нас была квартира во Франкфурте, но мы подыскивали дом где-нибудь в сельской местности, потому что Штефани в большом городе легко могла попасть в дурную компанию.
— А откуда вы знали Терлиндена?
— Я, собственно, знал его старшего брата Вильгельма. Мы вместе учились, потом стали партнерами по бизнесу. После его смерти я познакомился с Клаудиусом. Я был его поставщиком. У нас с ним постепенно сложились отношения, которые я ошибочно принял за дружбу. Терлинден сдал нам дом у себя по соседству, он принадлежал ему. — Альберт Шнеебергер тяжело вздохнул и сел рядом с женой. — Я знал, что его очень привлекала моя фирма. Ноу-хау и наши патенты идеально вписывались в его концепцию и были ему нужны. Он тогда как раз превращал свою фирму в акционерное общество, чтобы выйти на биржу. И в какой-то момент предложил мне продать фирму. Кроме него было еще несколько покупателей, так что конкурентов у Терлиндена тогда хватало…
Он сделал паузу, отпил глоток чая.
— Потом пропала наша дочь… — продолжил он деловым тоном, хотя ему явно было тяжело вспоминать о тех страшных событиях. — Терлинден и его жена проявляли такое сочувствие и внимание. Настоящие друзья, думали мы. Я был не в состоянии заниматься делами. Мы всеми средствами искали Штефани, обращались к разным организациям, на радио, на телевидение. И когда Терлинден сделал мне очередное предложение, я согласился. Мне было уже наплевать на бизнес, я думал только о Штефани. Я все еще надеялся, что она найдется…
