— Ну? Чем могу служить?
— Прелестно, — хохотнул Хозяин. — Я несу убытки из-за вас, молодой человек, а вы меня ещё спрашиваете?
— Я больше не буду играть, — сказал я. — Рву контракт.
— Вот как! — воскликнул Хозяин. — Почему, смею спросить?
— Не знаю.
— М-да, ответ артистический, — засмеялся.
— Ну, во-первых, я не хочу выступать после великого Гоу, во-вторых, я дирижер, а не тапер…
— Дирижером, голубчик, ты был т а м, — кивнул в сторону горизонта, размытого прошедшим дождем, — а здесь ты именно тапер, но без души. Душу ты заложил мне!
— Нет! — закричал я в ужасе.
— Да-да, — смеялся Хозяин моей жизни. — Ты есть пустое место, маэстро.
— Нет!!!
— Ты есть ноль!
Я попятился и побежал прочь от авто и Хозяина, прочь от сытой жирной бюргерской жизни, прочь от мира, где музыку держат за шлюху…
Я бежал, хватая влажный воздух ртом, и все равно задыхался. Было такое впечатление, что сердце не выдержит и лопнет, как детский воздушный шарик.
Потом я шел по чужому городу, а мне казалось, что иду по бесконечному туннелю, который никогда не закончится. Боковым зрением видел мелькающие картинки своего прошлого: вот я сижу на теплой крыше и вгрызаюсь зубами в яблочный шар, вот я первый раз дирижирую оркестром, вот я целуюсь с Анной в подъезде, вот моя волшебная палочка вонзается в глаз офицера…
Мы спасали себя, и не спасли свои души, вот в чем дело. Это я должен сказать Анне и она меня поймет.
Старый особняк, где находился роддом, освещался церковно-восковым светом. У его парадного подъезда горбилась карета «скорой помощи».
В готическом вестибюле никого не было. Потрескивали свечи в канделябрах. Я поднялся по мраморной лестнице. В сумрачном коридоре заметил маленького человечка:
— А где найти медсестру Анну? — закричал я.
Человечек испугался, метнулся по коридору прочь — бежал на коротеньких ножках. Я догнал его — это был уродец с огромной, дегенеративной головой.
— Эй! — и повторил свой вопрос.
Уродец не ответил, юркнув в одну из палат. Я последовал за ним.
Большая плата кишела детьми — они были дегенеративны от рождения. Среди них находилась Анна, пыталась ухаживать за ними.
— Что случилось? — спросила она.
— Почему их так много? — не ответил на её вопрос.
— Мир несовершенен, — улыбнулась мне. — Везде и всюду одно и то же. И повторила свой вопрос: что случилось?
— Нам надо уходить, — сказал, — уходить.
— А как же они? — показывала на уродцев.
— Они чужие! — закричал я. — Чужие! И ты им не нужна!
— А кому я нужна?
— Ты нужна мне! — и тянул её за руку.
И мы побежали — и бежали, не оглядываясь. Мы бежали по чужому городу, пытаясь спасти свои души. Мы не потеряли веры в чудо и надеялись на него, как уродцы надеялись стать полноценными гражданами и купить маленький домик с палисадником.
Мы приехали в аэропорт. Самолеты взлетали в небо, чистое после дождя. Я купил два билета в никуда и мы сели ждать, когда объявят посадку.
— Я тебя люблю, — сказал я Анне и поцеловал её висок, где кружил вензель вены.
Она спокойно посмотрела на меня:
— И куда мы теперь?
— Не знаю.
— Понятно, — грустно улыбнулась. — В никуда. — Повторила. — В никуда.
— Глупенькая, — обнял за плечи. — Мы — это мы, и мы вместе, а все остальное — это так, приложение к нам.
Потом мы вместе с галдящими пассажирами заполнили комфортабельный салон самолета, пропахший небом. Сели на указанные места. Смотрели в иллюминатор: поначалу сдвинулся и уплыл в сторону стеклопанельный аэропорт, затем замелькала сплошная полоса бетона, наконец шумное, напряженное тело лайнера, преодолев земное притяжение, зависло над полем, продолжая, однако, поступательное движение ввысь…
Я с облегчением откинулся в кресле и — мне показалось, что схожу с ума. Рядом сидел Хозяин, он смотрел на меня и усмешка искажала его лицо.
— Раз в году я даю себе право на скорбь, в этот день я небесные окна закрою, — продекламировал Хозяин подземного мира. — Изгоню синеву, и взойдет надо мной скорби черное солнце. — И взглянул на меня апокалипсическим взглядом.
— А-а-а! — закричал я и локтем ударил непобедимого врага.
Затем, вырвав за руку Анну из кресла, бросился бежать вместе с ней… Куда?.. Мы бежали и слышали господствующий над миром хохот. И казалось, спасения нет. Нет?
… Мы бежали по туннелю багажного отделения, он был сумрачен и бесконечен, как жизнь. Мы бежали по нему, пока не увидели: впереди приоткрывается люк и забытый, зыбкий свет покоя манит нас. Еще несколько шагов — и свежий воздух свободы овевает нас. Еще шаг — и порыв ветра швыряет нас в ослепительный небесный океан Мироздания…
Резкий свет слепит глаза, порывистый ветер рвет кустарники, рев моторов заглушает…
Не до конца осознавая, где нахожусь, нажимаю на педаль газа и рву ручку передач скоростей. Бензиновая вонь, холерические звуки старенькой машины, гул вертолетов, зависших над нами, испуганное лицо Анечки — все это возвращает меня в прекрасное настоящее.
Что за чертовщина?! Что за боевые действия в среднерусской равнине?!. Неужели я оказался прав: была предпринята попытка захвата НЛО? Если это так, то можно поздравить силовые, простите, структуры с бредовой идеей.
Потом вижу: в звездное небо уходят ракеты «воздух-воздух», выпущенные из металлических летающих болванок. Обстреливают неизвестный объект? Или мы угодили на плановые ночные учения военно-воздушных сил России?
Обретя второе дыхание, наш «Москвич» летел над невидимой стерней поля, подобно вышеупомянутому объекту. И все потому, что чувствовал угрозу собственной и Аничкиной безопасности.
Мы побывали ТАМ, в недалеком будущем, и теперь знали, что нас ждет, если в жизнь воплотится план тех, кто надеется силой Новой Энергии навести порядок на планете. (Порядок — это когда все покойники?)
Новая Энергия? Как понимаю, вокруг неё происходят настоящие события. Предположим, академик, закончив расчеты, сообщил об этом кому-то по телефону, который прослушивался службой разведки. Господин Фаст решил почему-то форсировать события и, не дожидавшись опытов на установке, приказал ликвидировать Алексея Алексеевича и взять его тетрадь. Но в эту историю вмешиваемся мы с Анечкой: пугаем ночных убийцы, так и не успевшим найти расчеты по реактору античастиц. Тогда ГРУ предпринимает попытку контакта с НЛО, чтобы то ли путем переговоров, то ли силовым методом завладеть элементом 115. Для этих целей задействуют меня — задействуют в качестве подопытного кролика. И все бы ничего, да «кролик» оказался слишком строптивым, не желая принимать участия в сомнительных акциях.
Естественно, в подобных случаях любые спецслужбы не любят оставлять свидетелей — свидетелей их побед или поражений. Уверен, мы с Анечкой подлежим уничтожению. Таков закон жанра. Единственный наш шанс к спасению тетрадь академика. Если её обнаружим первыми, то условия диктовать будем мы.
А пока вперед, сержант, во мрак ночи. Прочь из аномальной зоны, над которой бесцельно висят неуклюжие тяжелые вертушки. Можно ли дубинками сражаться против легкой энергии космоса? Вопрос излишний.
Вероятно, это нас и выручало — спецслужбы были слишком заняты неуловимым НЛО, и наш «Москвич» под шумок сшибки выбрался на скоростную трассу.
— Что происходит, Дима? — спрашивала девочка. — Они сошли с ума? Почему стреляют? И куда мы едем?
— Много вопросов, родная, — отвечал я. — Стреляют, потому что дураки. А едем мы в Луговую, — и пояснил, что есть такой деревенский поселок под Москвой, где нас никто не найдет.
Услышав это, девочка удивляется: почему мы должны скрываться, Дима? Переведем дух, улыбаюсь, и начнем все сначала. Ты о чем? О том, что нам надо найти тетрадь твоего деда и её уничтожить. Уничтожить?
— Да, — отвечаю. — Ты же не хочешь, чтобы из нас делали идиотов, а души пустили в распыл?
— Не хочу.
— И я не хочу, — и услышал подозрительный хрип в моторе нашего драндулета. — Приехали, — глянул на щиток приборов. — Бензин-то йок, хозяйка!
Вот так всегда: судьба всего человечества зависит от канистры нефтепродуктов. Что делать? Ловить попутную на ночной трассе можно только с базукой в руках. И я выворачиваю руль на проселочную дорогу, исчезающую в лесном массиве. Чихающий мотором «Москвич» катит под защиту деревьев и наконец останавливается. Мы с Анечкой слушаем тишину — она мертвая; такое впечатление, что мы угодили в первый день создания Богом жизни на Земле.
Потом раздается характерный комариный зуд. Черт подери, этого я не предусмотрел! С проклятиями хлопаем себя по щекам и выбираемся из машины. Я успокаиваю спутницу: дело она имеет с диверсантом, и через несколько минут крепкий дым от костра делает нашу походную жизнь более удобной и уютной.
