— Ну а где мужика найти, если вы только на такое… Вы же сначала в любви признаетесь, вам веришь, а потом… У него все есть, кроме отца… Уходи, Антон, — Эля опустила голову, спрятавшись за волосами и утирая запястьем черные слезы. Тушь неохотно размазывалась по щекам, но размазывалась. Женщина забилась в угол кабинки, замкнулась, спряталась от обидчика, слабо пытаясь освободить свою руку.
Антон выдохнул и отпустил. Он потянулся уже к щеколде, но на секунду остановился, прижавшись лбом к холодной дверце. Элю он винил — но слезам не мог не верить. И ее ошибки, как и его собственные, ясно чернели темными потеками на щеках, будучи всего лишь следствием чужих грехов, которые каждый пытался переложить еще на кого-то — и так до бесконечности, пока какое-нибудь поколение однажды не погрязнет целиком в неверии, боли и одиночестве.
— Как угодно, но только не так, — ответил Горячев. — Поверь мне, лучше без отца или… — он запнулся, — без матери, чем с наскоро подхваченным кобелем или шлюхой. Просто ты его люби. Так, чтобы он знал. — Он обернулся, еще раз взглянув на Элю, которая свернулась хрупкой и беззащитной фигуркой. За углом хлопнула дверь туалета, чьи-то шаги спешно прошли вглубь… — Прости, — шепнул Антон совсем тихо и так же тихо вышел, оставив Элю внутри. Он спешно кинулся к раковинам — умываться.
Зал «Треугольника» встретил Антона туманом из дымовых пушек. Он плыл сквозь бело-голубое свечение, поднимая ногами невесомую прохладную вуаль, и весь танцпол, казалось, превратился в одно неспокойное ночное озеро, колышущееся волнами танцующих пар. Как в бреду, Горячев дошел до бара, где намеревался запить очередной фрагмент неприглядной, отвратительной реальности. Думать уже не выходило. Вспышка страсти и гнева смешала алкоголь в крови и лишила сил, оставив только липкий стылый страх. Тысяча причин, чтобы бояться… Большой глоток крепкого рома смыл их, оставив только тоску и пустоту. Рука Антона сама собой потянулась к молчаливому телефону, к диалогу с хозяйкой. В сети она была очень давно. И даже после того, как Горячев пропал во время этого проклятого вечера — видимо, не хотела искать. Уложив подбородок на край барной стойки, он перечитал последние диалоги. «Жалко, что ты не идешь на корпоратив! Я бы на тебя хоть посмотрела.)» — было последнее. Что ж, наверное, она насмотрелась… А он еще и оставил ее… Елену…
Пальцы забегали по клавиатуре. Антон даже не мог думать о Богдановой — его сил хватало лишь на то, чтобы погрузиться целиком туда, в слепое окно, где образ склеивался из пары фотографий и мегабайтов текста.
«Надеюсь, твой праздник проходит хорошо, — вывел Горячев. — У меня все наперекосяк».
Отправил. Замер. Прикрыл глаза. Хозяйка не появилась в сети сразу же, как бывало часто — а он так привык, что она ждала его каждый вечер, каждый день и даже ночь. Антон бы с удовольствием вычеркнул всю пятницу из своей памяти. Чтобы больше не было никого и ничего: ни шуток друзей, ни несчастного Руслана, ни Льва, который, казалось, мстил за что-то, ни Елены с Элей… В голову лезли разные мысли, а запястья дрожали от чувств, которые хотелось высказать, но все они были либо стыдными, либо глупыми, либо такими, что Антон попросту не поверил бы сам себе, если бы получил такое сообщение. А потому вдогонку отправил еще одно:
«Мне тебя не хватает».
Но и здесь ответа не последовало. Хозяйка не слышала, а может, видела уведомления и игнорировала, как и Антон — когда-то. Горячев понял, что больше сегодня никуда не пойдет. Здесь у него был стакан и полное забытье.
А потом еще один стакан.
И еще — полстакана, но, там был уже не ром, потому что бармен сквозь зуд музыки в ушах крикнул что-то вроде «тебе уже хватит»…
— Антон! — на плечо Горячева приземлилась рука, сжала его и требовательно встряхнула. Но, обернувшись, Антон обнаружил лучшего друга, а не ту, чьи руки хотел бы ощущать на себе сейчас. — Ты чего здесь расселся? Ничего, что мы там все вместе тебя ждем? Куда пропал?
Вместо ответа Антон дернул плечами. Он все слышал и понимал, но эмоционального отклика тревога Влада не вызывала. А клуб и вовсе превратился в медленно переворачивающийся перед глазами калейдоскоп из мигающих треугольников. Не в силах смотреть на это, Горячев уронил лоб на грудь Вовина и хрипло пробормотал:
— Домой хочу.
— Ну пошли за стол досидим, а потом я тебя отвезу, ок? Я не пил. Пошли, там Лев отжигает вообще, Елена твоя сидит кислая. Кислый на кислое — получается сладенькое, — тянул на себя Антона Вовин, заставляя встать на ноги и пойти следом. — Алена с Лехой веселые, один ты у нас запропал.
Антон позволил себя поднять, и даже ноги его еще продолжали идти, но до такой качки он давно не напивался. Он просто двигался — куда-то и зачем-то, хватаясь за Влада и глядя только вперед полуослепшими глазами. Когда поднялись к посадочной зоне, Горячев споткнулся и чуть не повалился на чей-то стол. Все повернулись к нему… И на женских лицах под низко висящими светлыми лампами Антон видел темные пятна помады. Каждое из них, казалось, стремилось срастись в одно, в котором смешаются все черты и останутся лишь бордовые губы и стрелки на глазах. Все эти девушки, одинаковые, если бы не наряды и волосы, — они смотрели на Антона предосудительно, поднимая со спины осадок ужаса и стыда. И из-за своего столика впереди — тоже. И Елена, чей рот сложился в одну тонкую чернильную линию. И Алена, которая, казалось, кричала на него собранным буквой «о» зияющим кругом… Антона парализовало. Не дойдя нескольких метров, он остановился, как вкопанный, остановил Влада, вперился в его лицо — единственно светлое и чистое в этом мигающем контрастном безумии. Частое дыхание жгло легкие. Руки дрожали.
— Я не пойду. Поехали домой.
— Ладно! Я тогда ребятам из машины напишу, что тебя домой повез. Ох, Горячев, бедовый ты, где ты там лазал, что тебя прихлопнуло? — сетовал Вовин, но исправно исполнял роль хорошего друга.
Ответить Антон уже, конечно, не мог. Каждый шаг давался все тяжелее, а мир вертелся вокруг своей оси от одного поворота головы. Последнее, что Горячев увидел — это Льва, который повернул вдруг лицо в его сторону, на свет. Губы Богданова тоже были темной тонкой линией, и от глаз к вискам тянулись черные полосы.
========== XV ==========
11.03. Суббота. Вера
Следующее утро Антона было из тех, что начинаются в час дня с отвратительным вкусом во рту, ломотой во всем теле и ужасной жаждой. Первый глоток обнаруженной прямо возле кровати минералки оказался напрасным — но не более напрасным, чем весь выпитый на ночь ром. От токсикоза, если уж до этого доходило, Горячев всегда оправлялся долго. А главное — ради чего? Все, что Антон хотел забыть, так и не удалось стереть из памяти. Действительно не помнил он только дорогу до дома и то, как попал в кровать. Однако ответы на эти вопросы нашлись на кухне вместе с Вовиным, который приготовил себе яичницу, а Антону — воду, антипохмелин и пиво — стандартный набор от невзгод после страстных поцелуев с горлышком бутылки.
— О, проснулся, красавец! — Влад улыбнулся, закладывая за щеку хлеб. — Садись. Еду не предлагаю, но вот пиво холодное, таблетки свежие, а как отпустит — поешь. Ой, Горячев, происходит с тобой в последнее время какая-то беда-а-а-а-а…
Спорить Горячев, конечно, не стал. Он и сам думал, что так сходить с ума — абсолютно ненормально. Тем более из-за какой-то бабы — хотя даже сквозь злость подобное название никак не клеилось к образу хозяйки, и Антон сразу же мысленно извинялся перед ней.
А потом Горячев вылил Владу всю историю с начала. Рассказал про подарок и про то, как помада оказалась на Елене, про то, какими располагал деталями, но не мог однозначно их ни к кому применить. А потом и про Элю, про выбор, про случившееся между ними — и про то, что попросту не выдержал.
— И я не знаю, что думать. То ли это правда Богданова, то ли хозяйка запутала следы и отдала все, что я ей подарил, на растерзание этим дамочкам, а сама не отсвечивает… Я же ебнусь, Влад…
