к вниманию. Когда родителей не стало, он попытался заполнить потребность во внимании общением с братом. Но Роман просто не сумел все правильно понять и ответить, получилось у него только здесь. Лев считает, что это может быть связано с вами. Поэтому я и говорю вам… Вы общаетесь с человеком, который потрясающе умен, который может вывести компанию на международный уровень – но не может позволить себе прекраснейшее из проявлений человеческой души.
– Ну и что я должна сделать? – тихо спросила Тори, хотя сердце уже болезненно сжалось, предчувствуя ответ.
– Все зависит от того, что вам ближе и как далеко вы готовы зайти. Проявить терпение, ожидая, пока он разберется в себе сам. Или помочь ему, научить тому, что многим дается слишком легко. Или отойти в сторону, чтобы не калечить жизнь человеку, у которого, скажем так, нет эмоционального иммунитета, и подобная травма нанесет ему больший вред, чем людям с иным опытом. Поэтому я и отвлекла вас на этот разговор. Я боялась, что вы сочтете Романа Андреевича настолько сильным, что ему невозможно причинить боль. Отчасти это так, он действительно силен и психически устойчив. Но не во всем. И уже зная это… Прошу вас, Виктория, поступите правильно.
Роман не ожидал, что она исчезнет вот так внезапно, и это ему не слишком нравилось, но и устраивать Виктории скандал, когда она все-таки вернется, он не собирался. Ему было о чем подумать в ее отсутствие.
Об этой ночи он не жалел – даже если что-то прозвучало слишком рано. Но теперь, когда страсть отступила и эмоции схлынули, пришли вопросы, для которых тогда не нашлось времени. Он ведь почувствовал губами шрамы на ее животе – в том самом месте, где татуировка была особенно темной. Вход в пещеру, скрывающий за собой непонятно что. Из-за чернил увидеть эти шрамы оказалось невозможно, а ощутить – легко, потому что шрамы были крупными и выпуклыми. Два, кажется, а может, один, но сложно изогнутый.
Это нечто очень серьезное, больше, чем какой-то там порез. И вряд ли эти шрамы совершенно случайно попали в центр картины. Роман ведь изначально подозревал, что за этой татуировкой скрывается какая-то история, теперь вот он получил намек, что история оказалась не слишком приятной.
Ночью, когда они с Викторией были вместе, это не имело значения, все отступило на второй план. Теперь же ему предстояло придумать, как задать этот вопрос так, чтобы не обидеть ее. Безопасней оказалось бы и вовсе промолчать, а он не мог. Есть вопросы, которые должны быть заданы как раз потому, что они трудные. Потому что, если позволить им затаиться в тишине, они не испарятся, они станут напоминать о себе, лишая покоя.
Так что Роману оставалось лишь надеяться, что Виктория поймет все правильно.
Оттягивать этот разговор не имело смысла, и он поспешил ей навстречу, как только услышал, как хлопнула входная дверь. Он ожидал, что она улыбнется ему, смутится, хотя бы объяснит, где была. Но Виктория казалась мрачной, даже настороженной.
– Я ненадолго, – сразу бросила она, стараясь не смотреть ему в глаза. – Вещи заберу и к себе.
– Что?.. Почему?
– Я сегодня уезжаю из Малахитового Леса.
– Куда ты собралась? – поразился Роман. Он отчаянно пытался найти причины таких перемен – и не мог. Еще утром все было прекрасно! Он чувствовал, что Виктория не лгала ему тогда, она была счастлива. Но потом она исчезла на пару часов и вернулась с острым желанием уехать. Такое не происходит просто так. – Давай сядем и спокойно поговорим.
– Поверь мне, это не в твоих интересах, тебе такой разговор не понравится.
– Почему?
– Потому что неприятных открытий будет многовато… – горько усмехнулась Виктория. – Хотя, может, и надо рассказать, чтобы избавить тебя от ложных иллюзий. Я приехала в поселок не потому, что искала кого-то… Вернее, не только поэтому. Это должно было стать моей платой за успешное выполнение задания. А заданием моим являлся Илья.
Роману не пришлось больше ни о чем спрашивать, она сама все рассказала. О Борисе Токареве, которого Градов знать не знал, Никите Немировском, о котором он что-то слышал, и об Илье. О своей истинной цели, на пути к которой все остальное теряло значение. О том, что сегодня эта цель оказалась достигнута.
Верить не хотелось, потому что… Да много причин, на самом деле, но главная из них одна: получать удар сразу после того, как ты сблизился с кем-то, особенно больно. Сознание сопротивляется новой реальности, приводит доводы, по которым это никак не может быть правдой, Виктория на самом деле не такая, кто-то просто заставил ее солгать…
Однако Роман не дал себе обмануться. Он прекрасно помнил свое впечатление о ней, то, как догадался, что она вовсе не фотограф. Ее характер, ее похождения по Малахитовому Лесу, ее поступки – все это подходило для выполнения задания гораздо лучше, чем для поиска непонятно кого, необходимого ей непонятно зачем.
– И ты тоже был нужен для задания, – завершила свой рассказ Виктория. – Мне быстро стало понятно, что ты стал для Ильи авторитетом. Ты мог бы уговорить его разоблачить Немировского, а в случае отказа и вовсе выгнать из Малахитового Леса. Конечно, манипулировать тобой было сложновато, поэтому ты оставался запасным планом. Прибегать к этому не пришлось, потому что история с Ксенией упростила мне задачу, повлияла на Илью, позволила мне сравнить Никиту с твоим братом, которого Илья на дух не переносит. Но задание в любом случае выполнено, и оставаться здесь нет смысла.
– Я не верю тебе, – покачал головой Роман. В груди стало больно так, будто там осколок стекла застрял – крупный такой, с зазубренными краями. Но на эту боль пока можно было не обращать внимания, ничего еще не закончилось. – Ты могла бы сказать мне все это утром.
– Утром я была не уверена, что получится, и не хотела портить запасной план.
– Вика, что произошло на самом деле?
– Ровно то, что я сказала, – жестко произнесла она. – Я говорила с Ильей, можешь его расспросить. Он-то врать точно не станет.
– Ты просто не такая…
Прозвучало жалко. Он злился на себя все больше. Роман еще мог принять то, что он ошибся насчет Аллы. Он просто недооценил масштаб вреда, который была способна нанести эта женщина, но ничего хорошего он от нее не ожидал. А Виктория… с ней все происходило по-другому.
До того момента, как со знакомого лица на него уставились холодные, как будто безжизненные глаза.
– Ты слабо
