Когда грабителя завели в раздевалку, то там он увидел Альбину, узнав которую, он даже вздрогнул.
Передав Альбине драгоценности, Лесник начал играть заранее разработанную с женой роль:
— Он тебе все вернул?
— Нет! — твердо возразила Альбина.
— Как нет! — подскакивая к ней, возмутился грабитель. — Говори, что я еще утаил? — обиженно потребовал он.
— Вот чего! — отвесив ладонью ему оплеуху, произнесла она и гордо покинула раздевалку.
— Как я о ней забыл, — потирая сразу покрасневшую щеку рукой, зло пробурчал он, ни к кому не обращаясь, а как бы рассуждая вслух.
— Теперь ты можешь быть свободным, — сообщил Лесник свое решение.
— Знал бы о такой западне, меня второй раз сюда не затащили бы, если только ногами вперед, то может быть.
— Кончай рисоваться перед нами своей красной харей и мотай отсюда, — обрывая чрезмерно разговорившегося грабителя, приказал Туляк, — постарайся забыть о знакомстве с нами и что мы есть, чтобы не пришлось вновь пудрить тебе мозги.
«Лучше за дело отсидеть срок, чем испытывать такой позор», — с разрывающимся от ярости и бессилия сердцем думал грабитель, поспешно удаляясь с лобного места.
Он знал точно, что в этот бар его никогда не завлекут ни обещанные золотые яйца, ни какой другой соблазн.
Вечером сияющая и довольная собой Альбина, получившая стопроцентное удовлетворение за свое унижение, как именинница, угостила Лесника и Бороду посольской водкой.
— Где ты достала такую бутылку? — удивился Лесник. — Давно я ее не пробовал.
— Думаешь, только у тебя блат есть? У меня тоже, — довольная собой, ответила она кокетливо.
— Чтобы тебе не пользоваться блатом и не угощать нас магарычем, кончай работу в поликлинике и сиди дома, — уже в который раз предложил Лесник жене. — Что, тебя там, на работе, медом кормят? — недовольно пробурчал он.
— Витечка! Дорогой мой, я работаю там всего лишь на полставке и не устаю. Если я буду сидеть дома, то от скуки завою волком.
— Оставь эту дурочку в покое и не связывайся с ней, — разрядил обстановку Борода.
Ужин прошел на подъеме, весело и непринужденно. Раздеваясь перед сном, Лесник, достав из кармана брюк смятый лист бумаги, прочел вслух его содержание:
— Шестоперов Василий Васильевич, тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения. Запомни своего обидчика, чем черт не шутит, вдруг наши пути с его пересекутся.
— Не дай Бог, — суеверно перекрестившись, возразила Альбина, первой нырнув в постель. Блаженно изгибаясь своей красивой фигурой, она хотела любви и не скрывала своего намерения от Виктора, который, как наэлектризованный, спешил разделить с ней ложе, чтобы как можно скорее снять с себя лишнее напряжение…
Зная маршрут, которым пользовалась Альбина, направляясь с работы домой, Шестоперов без особого труда выследил ее и через нее вышел на Лесника. О личной мести вору в законе он даже не помышлял, но попытаться взять какой-нибудь реванш или получить моральное удовлетворение было его навязчивым «лебединым» желанием. Раздумывания и колебания длились у него всего лишь два дня, и вот он в понедельник утром в девять часов стал первым посетителем начальника ОУР майора Чеботарева. Видя нерешительность посетителя, Чеботарев первым заговорил, стал задавать «гостю» наводящие вопросы:
— Чем обязан вашему визиту?
— Хочу сделать устное заявление, — наконец решившись, заговорил Шестоперов.
— Очень правильно поступаете, если решаетесь на такой важный шаг.
— Вы Гончарова-Шмакова знаете или нет?
— Виктора Степановича? Как же нам его не знать, — пошутил Чеботарев, испортив своим ответом настроение Шестоперову, который думал его своим сообщением удивить, но эффекта не получилось.
— Знаете, что он особо опасный рецидивист?
— Это тоже нам знакомо, — вновь подтвердил Чеботарев.
— И то, что он дружит с Зиновьевым Аркадием Игоревичем по кличке Туляк, тоже знаете?
— Вот этого я не знал и против подробностей в этой части не возражаю.
— У них хаза в баре «Домик лесника», там они встречаются, если надо, избивают свои жертвы.
— И одной из таких жертв были вы, — спокойно продолжил развитие мысли Шестоперова Чеботарев.
— Догадались! — покивав недовольно головой, бросил Шестоперов.
— Здесь и догадываться нечего, не такая уж запутанная задача. Только за что они тебя обидели, не пойму, неужели добычи не поделили?
— Не спрашивайте, все равно не скажу, — заволновавшись, предупредил Шестоперов.
— Ты только скажи, за дело они тебя покарали или нет? — вкрадчиво предложил Чеботарев, листая журнал с фотографиями лиц, ранее судимых, освободившихся из мест лишения свободы и проживающих в области. Найдя Шестоперова, он молча стал ждать ответа, думая: «Гопстопника не так легко обидеть, и если законник его наказал, Шестоперов перед ним крупно провинился, интересно в чем?»
— Они живут на нетрудовые доходы, и их всех надо полоть под корень.
— Твоя попытка сделать прополку, я вижу, не увенчалась успехом? — предположил Чеботарев.
— Моя тяпка не для таких шлангов, — признался Шестоперов.
— Видать, солидный куш они у тебя вырвали? — не считая нужным прятать улыбку, поинтересовался Чеботарев.
— Владимир Григорьевич, — начал Шестоперов, уважающие себя бывшие уголовники обязательно знали начальника уголовного розыска своего района по имени и отчеству, — не пытайтесь от меня узнать больше, чем я решил вам рассказать.
— Ты не скажешь, так они скажут.
— Они вам скажут, держи карман шире, — без рисовки, искренне засмеялся Шестоперов.
— Здесь я действительно перегнул через край, — признался Чеботарев. — Ты где сейчас работаешь? — неожиданно сменил тему разговора он.
— Временно не работаю, — вынужден был ответить на такой неприятный вопрос Шестоперов.
— А может быть, ты слесарем работаешь, вечером нож точишь, утром деньги считаешь? — пошутил строго Чеботарев.
— Я к вам с чистой душой пришел, а вы меня обижаете.
— Я тебя не обижаю, а предостерегаю от ошибок, которые ты уже дважды совершал. Между прочим, твои обидчики работают, занимаются общественно полезным трудом.
— Защищаете? Да? — загнусавил Шестоперов.
— Не защищаю, а констатирую факт, — возразил Чеботарев.
— После такой беседы и задумаешься — стоит ли вам помогать или нет… — стараясь вызвать к себе жалость, тянул Шестоперов.
— За то, что ты пришел и сообщил мне о дружбе Зиновьева с Гончаровым-Шмаковым, я тебе благодарен и твои «заслуги» учту на будущее. Криминала в их поведении, на основании твоего сообщения, не вижу, а если ты знаешь больше, чем говоришь, то говори.
— Я уже свое пропел, даже говорилка пересохла, — разведя руками в стороны, констатировал Шестоперов, поднимаясь со стула. — Если бы я знал, что получится такой разговор, то не приходил бы.
Пропуская его реплику мимо ушей, Чеботарев предупредил:
— Чтобы твоим трудоустройством не занимались мы, постарайся найти себе работу сам.
— Куда спешить? — пренебрежительно отмахнулся от совета собеседник.
— Ты не маши руками, а делай, как я тебе советую, иначе тебя ожидает неприятность.
— Снова под надзор возьмете?
— Узнаешь! — уклончиво ответил Чеботарев.
— Больше ноги моей тут не будет, — зло пообещал Шестоперов и, не простившись, покинул кабинет.
Разговор с Шестоперовым оставил у Чеботарева неприятный осадок, но, вновь прокрутив его мысленно, он был вынужден признать неизбежность прежнего финала.
«Шестоперов не захотел мне говорить, за что его побили, значит, он полез в чужой кувшин за сметаной.
Гончаров-Шмаков ко мне не стал обращаться на Шестоперова своими средствами. Как видно, очень убедительно, если тот прибежал ко мне.
За криминальные действия есть наказания, но потерпевший о своих потерях не говорит, да и другая сторона ничего не скажет, попробуй разберись, кто из них прав, а кто нет. Я из разговора с Шестоперовым узнал два важных момента. Первый — то, что Шестоперов не работает и не забросил свой промысел, а второй — то, что Зиновьев с Гончаровым-Шмаковым поддерживает дружеские отношения и сотрудничает. Интересно, как далеко у них зашло сотрудничество?» — подумал он.
Не откладывая в дальний ящик, он вызвал капитана Малышева и поручил ему во всем разобраться и доложить.
Оставшись один в кабинете, Чеботарев, недовольный беседой с Шестоперовым, как бы оправдывая себя, подумал:
«Если бы ко мне пришел честный гражданин и подробно рассказал мне о постигшем его горе, разве я в силу своих сил и возможностей отказал в помощи? Конечно нет!
Заискивать перед таким типом, как Шестоперов, я тоже не собираюсь, тем более угождать, чтобы нравиться».