— Это была хорошая жизнь?
— Не знаю. — Она покусала губы. — Полагаю, что нет. А потом она вдруг отвернулась от меня и совершенно замкнулась. Я не знаю, что произошло, но изменения были очевидны. Она стала грубой. А ведь она была такой чистой, такой милой девочкой!
Лицо миссис Браун сморщилось, и она отвернулась. Возможно, она только сейчас полностью ощутила свою потерю.
На старом чемодане из коровьей кожи стояли инициалы Роберта Брауна. Я вынес его на середину комнаты и открыл. Вдруг я вспомнил, как открывал другой чемодан Кэрол в мотеле Дака. Тот же самый привкус брошенного, застоявшийся запах старых вещей, казалось, заполнил комнату.
В нем была такая же куча одежды, только на этот раз женской: блузки, платья, нижнее белье, чулки, немного косметики и тонкая брошюра о толковании снов. В ней как закладка лежал лист бумаги с каким-то текстом, написанным от руки. Я вынул его и взглянул на подпись. Там было выведено: «Всегда твой брат Гар».
«Дорогой Майкл!
Очень обидно, что у вас с Кэрол наступили трудные времена, и я посылаю чек на 50 долларов, которым хочу помочь вам. Я послал бы и больше, но кое-что изменилось с тех пор, как я женился на Лилле. Она хорошая девчонка, но только не верит, что кровь не просто вода, которая бежит по жилам. Ты мне говорил, как я должен устроить свою свадьбу, но вышло все немного по-другому, так как у Лиллы свои идеи на этот счет. У нее не такая „чувствительная“ красота, как у Кэрол, но об этом я расскажу потом.
Жаль, что ты потерял свое место, Майкл. В наши времена очень трудно найти неквалифицированную работу, а я знаю, что ты был хорошим кельнером и что это была все-таки специальность, и ты мог бы зарабатывать по этой линии, даже если они придирались к тебе, как ты говорил. Ты просил меня, и я сходил к мистеру Сайпу, но он сейчас не в состоянии что-либо сделать для кого-нибудь, потому что сам на мели — „Барселона“ обанкротилась прошлой зимой, и сейчас старый Сайп только сторожит там, но он все вспоминает о старом времени и хотел бы, чтобы ты заглянул к нему, если у тебя будет возможность.
Я видел другого „приятеля“ твоих прошлых лет. Я имею в виду капитана Хиллмана. Я знаю, что ты недобро к нему относишься, но после всего, чем он угрожал тебе, ты хорошо вывернулся. Он мог посадить тебя лет на десять в тюрьму. Нет, я не растравливаю наших старых взаимных обвинений. Хиллман мог бы что-нибудь сделать для тебя, если бы захотел. Ты бы только посмотрел на его шикарную яхту, на которой он заходил в Ньюпорт. Она стоит тысяч двадцать пять. Я выяснил, что он живет с женой и сыном в местечке „Вид на океан“. Если ты захочешь, можешь попробовать получить у него какую-нибудь работу, так как он руководит чем-то в „бездымном местечке“.
Вот на сегодня и все, если ты решил приехать в солнечную Калифорнию, ты знаешь, где мы живем, и не сердись, если Лилла неласково тебя примет, зато душа у нее добрая.
Всегда твой брат Гар».
Миссис Браун вышла из своего транса и направилась ко мне, удивленно подняв брови.
— Что это?
— Письмо Гарольда своему брату Майклу. Вы разрешите мне взять его?
— Пожалуйста, возьмите.
— Благодарю вас. Я думаю, что это послужит доказательством. Теперь я начинаю понимать, что натолкнуло Майкла на мысль выудить у Хиллмана деньги. И это же объясняет, почему Гарольд считает себя виновным.
— Можно мне посмотреть его?
Я подал ей письмо. Она попыталась прочитать его, прищурившись, отодвинув лист на расстояние вытянутой руки.
— Боюсь, мне понадобятся очки.
Мы спустились вниз, она взяла очки в роговой оправе и села с письмом в кресло.
— Сайп, — сказала она. — Это имя я и пыталась вспомнить. Роберт, иди сюда! — позвала она мужа.
Роберт Браун ответил из кухни:
— Сейчас приду!
Он появился на пороге, неся на подносе великолепный графин и три стакана.
— Я подумал, что вам захочется холодного лимонада, — сказал он, виновато глядя на жену. — Ночь такая теплая.
— Это прекрасно, Роберт. Поставь его на кофейный столик. Послушай, как звали того полицейского, с которым Майкл первый раз уехал из Покателло?
— Сайп, Отто Сайп, — ответил он, слегка покраснев. — Этот человек очень плохо влиял на него.
Удивительно, если бы Сайп оказался именно тем человеком, о котором я вспомнил. Этот вопрос представлялся мне таким важным, что я тут же выехал обратно в аэропорт и заказал билет на первый же самолет до Солт-Лейк-Сити. Последний рейсовый самолет унес меня в ночь. Сделав в пути пересадку, вскоре я приземлился в международном аэропорту в Лос-Анджелесе, совсем недалеко, всего в нескольких десятках миль от отеля «Барселона», где сторожем работал человек по имени Отто Сайп.
В запертом письменном столе у меня на квартире лежал револьвер. Другой находился в офисе. Квартира в западной части Лос-Анджелеса была ближе, и я поехал туда.
Я жил в почти новом двухэтажном доме с крытой галереей. На втором этаже с задней стороны и помещалась моя квартира. Я оставил машину на улице и поднялся по наружной лестнице.
Кругом стояла мертвая тишина, как и бывает в этот час ночи, когда вчера уже отошло в прошлое, а завтра только набирает силы, чтобы начаться. Мои собственные силы как раз были не на высоте, но сильной усталости я не чувствовал. Я выспался в самолетах. Все случившееся становилось более или менее ясным.
Луч света едва заметно пробивался сквозь шторы окна, а когда я прикоснулся к двери, она почему-то оказалась открытой. Это удивило и насторожило меня. Я живу один. У меня нет ни семьи, ни подруги, ни дочери. Я тихо повернул ручку и медленно, осторожно открыл дверь.
В комнате я обнаружил девочку. Свернувшись клубочком, она лежала на кушетке, под шерстяным одеялом, которое сняла с моей постели. Свет торшера падал на ее лицо. Она была такой юной, что я сразу почувствовал свои «сто лет».
Я закрыл дверь.
— Эй, Стелла!
Она вздрогнула и, сбросив одеяло на пол, села. На ней были синий свитер и брюки.
— О, — сказала она, — это вы…
— А кого ты ожидала увидеть?
— Не сбивайте меня. Я не знаю. Я только что видела во сне что-то очень страшное. Не помню, что именно, но очень страшное. — Ее глаза все еще не могли проснуться.
— Каким ветром тебя сюда занесло?
— Мне разрешил войти управляющий. Я ему сказала, что я свидетельница. И он понял.
— Зато я не понял. Свидетельница чего?
— Если вы хотите, чтобы я вам рассказала, то перестаньте смотреть на меня как на какого-то преступника. Никто так не смотрит на меня, кроме моих родителей.
Я присел рядом с ней на край кушетки. Девочка нравилась мне, но в данный момент ее появление было совсем ни к чему и могло иметь серьезные последствия.
— Твои родители знают, что ты здесь?
— Конечно нет! Как я могла им сказать? Они не разрешили бы мне прийти, а мне обязательно было нужно вас увидеть. Вы же велели мне связаться с вами, как только я что-то узнаю о Томе. Ваша служба связи не могла вас разыскать, и в конце концов они дали ваш домашний адрес.
— Так что ты узнала о нем?
В глазах ее отражались самые противоречивые чувства, пожалуй даже больше женские, чем девичьи.
— Он звонил мне сегодня около четырех часов. Мама была наверху, и я смогла поговорить с ним.
— Он сказал, где он?
— Он… он… — Она заколебалась. — Он взял с меня обещание, что я никому не скажу. Но я обещание уже один раз нарушила.
— Каким образом?
— Я опустила записочку в почтовый ящик Хиллманов, прежде чем уехать из Эль-Ранчо. Мне их жалко, я не могла оставить их в неведении, когда сама уже знала.
— Что ты написала им?
— Только то, что слышала Томми и что он жив.
— Ты молодец. Я всегда об этом догадывался.
— Но я нарушила свое обещание. Он сказал, чтобы я никому не говорила, особенно его родителям.
— Обещания иногда приходится нарушать, если этого требуют, более высокие соображения.
— Что вы имеете в виду?
— Его безопасность. Я боялся, что Том мертв. Ты абсолютно уверена, что разговаривала с ним?
— Я же не вру.
— Я хотел сказать, ты уверена, что это был не самозванец и не магнитофонная запись?
— Уверена. Мы же разговаривали друг с другом. Это невозможно подстроить.
— Что он сказал?
Она опять смешалась, потом спросила, подняв перед собой палец:
— Это будет правильно, если я расскажу вам, хоть и пообещала?
— Было бы хуже, если бы ты не рассказала. Сама знаешь! Неужели ты проделала весь путь сюда, чтобы так ничего и не сказать?
— Нет. — Она едва заметно улыбнулась. — Он не много сказал мне, и ни слова о похитителях. Но самое главное — он жив! Он сказал, что чувствует себя очень виноватым из-за того, что я беспокоилась о нем, но он в тот момент ничем не мог мне помочь. Потом он попросил принести ему немного денег.
