палец Тома.
Он наблюдает, как алебастровые руки улыбающейся женщины берут мышь и сажают в клетку. Затем убирают зверька в портфель. Клапан закрывается.
– И последнее, а потом вы можете идти и видеться с ней, когда захотите. Если сделаете, как я велю.
Том молчит и пристально смотрит женщине в глаза. Она опускает взгляд на стол и, лукаво улыбаясь, шепчет:
– На колени. Отведайте ее вина.
Том смотрит на простую столешницу между прекрасными белыми руками женщины. И представляет, что последует за этими руками куда угодно, отчаянно желая ласки. Один из пальцев женщины поднимается. Кроваво-красный ноготь стучит по ламинату стола.
Тук. Тук. Тук.
Том снова бросает взгляд на санитара. Ничего не замечающего мужчину, который вяло смотрит на экран своего телефона.
Том заглядывает под стол.
И видит блеск лакированных туфель-лодочек, затем стройные ноги, обтянутые прозрачными черными чулками. Лодыжки женщины разведены в стороны, блестящие колени широко раздвинуты.
Том опускает голову еще ниже.
Юбка-карандаш посетительницы задрана до талии. На фоне эротичного вида ее ног, приглушенно мерцающих над резинками чулок, сразу бросается в глаза странное – сморщенный сосок на внутренней стороне бедра.
В классе для рисования Том сидит за рабочим столом в одиночестве. Он не обращает внимания на медсестру и трех других пациентов. Банки с краской, кисти, газетные листы и обрезки коричневой и черной ткани теснятся у него под локтями.
Он рвет газету на полосы и раскладывает перед собой на столешнице. Методично и терпеливо обкладывает оторванными кусочками бумаги надутый красный шарик, который намазал клеем ПВА.
Затем осторожно вертит шарик из стороны в сторону и аккуратно распределяет обрывки газеты по прозрачной поверхности. Со временем промокшая, потемневшая бумага скроет каждый миллиметр резинового шарика.
Иногда дежурная медсестра поглядывает на Тома. Но что делает пациент, ей непонятно.
Теперь отопление отключено до утра, радиатор щелкает, когда температура в нем и в трубах падает.
В прохладе обнаженный Том стоит в центре комнаты и смотрит в потолок.
Внутри жесткой оболочки головного убора раздается его громкое дыхание. Пот покрывает кожу. Воздух внутри самодельного шлема из бумаги, клея, краски и ткани горячий. Нос наполняют запахи газетной бумаги, засохшего клея, отдающего майонезом, остатками резины от воздушного шарика, который он проколол и вытащил из своего творения, как только высох клей. Но Том привыкнет к запаху. Маска еще некоторое время должна оставаться у него на голове.
Сюда проникает мало света. Чуть просачивается через прорези для глаз, которые он сделал немного не по центру. Слабое свечение теплится у него под подбородком, пробиваясь сквозь щели там, где жесткий бумажный край касается ключиц.
Под причудливым головным убором вся поверхность его обнаженной кожи становится жесткой по мере высыхания слоя зубной пасты. От Тома исходит ее аромат, смешиваясь с запахом увлажняющего крема, которым он намазал свое тело до матовой белизны. Посмотрев на себя в зеркало, он видит, что выглядит ужасно, но это напоминает о Мутах, его мертвых соседях, когда те покрывали себя золой и пеплом.
Прямо над головой Тома ярко горит линза потолочного светильника. Знакомые трещины, которые он изучал часами, паутиной тянутся от арматуры, врезанной в ровную белую поверхность. Он смотрит на лампочку и сквозь нее, чтобы сосредоточиться на гораздо большем расстоянии, которое существует за пределами этой комнаты. В то же время он создает в своем воображении видение, которое пришло к нему прошлой ночью во сне. Пламя.
Высокое пламя должно оставаться вертикальным. Нарастать выше и сильнее.
Под ногами течет река. Пусть она течет между там и здесь.
Он держит все это в поле зрения своего разума.
«В темноте упорствуй, пока не придешь к огню. И произнеси эти слова».
Том под лампой поднимает голову, скрытую гротескным головным убором из папье-маше. Его творение имеет примитивный, нечаянно зловещий вид. Притом довольно детский, и все же Том уверен, что после того, как он приладил последний лоскуток ворсистого фетра и замазал коричневой краской последний след серой газетной бумаги, большинство людей узнали бы в его творении мышиную голову.
Глядя прямо на свет, среди тишины своих мыслей, он снова превращает свет в пламя. Еще одна попытка разжечь и поддерживать внутренний огонь. Возможно, уже тридцатая за сегодняшний вечер. Но это неважно, ему становится лучше, Том постепенно освобождается от этой комнаты, клиники, мира и входит в личную тьму, куда можно попасть через огненный столб. Месяцы прострации и молчания в этой комнате, на этой узкой кровати, помогли ему достичь своей новой цели.
Вокруг пламени, во все стороны света, распространяется глубокая бархатистая тьма.
Несколько часов спустя Том все еще ходит спиной вперед по кругу под лампой на потолке. Руки подняты, ладони повернуты вверх, он кружит против часовой стрелки. Затем остановится и встанет на одну ногу.
Из-под головного убора доносится его приглушенный голос.
– В зале подземном я видел свинью.
Свет ночника гонит тьму от изголовья кровати с подушками, но в то же время сгущает тени в углах спальни маленькой девочки.
Рядом с ее головой виднеется единорог, чей розовый рог погружен в мягкий желтый свет. К стене прислонен темный кукольный домик, маленькое пластиковое домашнее хозяйство спит. Конструкторы лего из воображаемых миров малышки лежат заброшенные, оставленные в темноте, точно строительные площадки. Книги беспорядочно расставлены на полках одинокого книжного шкафа. Игрушечные животные выстроились в ряд на изголовье, собравшись, как зрители, вокруг головы спящей девочки. Прямо над подушкой за ней присматривает игрушечная мышка.
Посередине большой подушки покоится голова Грейси, один ее глаз прикрывает повязка в горошек. Другой прячется под нежной кожей века, которое дергается, словно уцелевший глаз следит во сне за чем-то стремительным. Она улыбается, в темноте видны маленькие квадратные зубы.
На стене рядом с кроватью вырастает тень. Из пола в абсолютной тишине поднимается темная фигура и, наконец, встает в полный рост. Во тьме конечности и тело постепенно обретают телесность, будто изображение на экране, которое проступает сквозь вихрь статических помех. Помехи медленно рассеиваются, и остается выкрашенная белым фигура, стоящая на одной ноге.
Голова гостя слишком велика. Из нее торчат длинные уши и еще более длинные усы. Тонкий хвост беспокойно шевелится в густых тенях, скрывающих когтистые лапы.
Фигура выступает из темной стены, которая теперь напоминает расплывчатое пятно, его можно принять за дверь, ведущую из неосвещенной комнаты.
Тело у гостя – человеческое, хотя плоть кажется слегка покрытой шерстью. Длинный нос на огромной голове подергивается, как у грызуна, когда посетитель
