Когда телефон наконец зазвонил, я лишь с большим трудом и не сразу вернулся к реальности, никак не мог найти выключатель лампы, стоявшей на ночном столике, и телефонная трубка едва не выскользнула из моей скользкой от пота руки. Я взглянул на часы: три часа сорок пять минут.
Я приложил трубку к уху.
— Алло…
Я услышал музыку. Музыку, которую я знал. Глубокий мужской голос пел «Blowin’ in the wind».
— Роберт…
— Анжела! — Мне пришлось откашляться. — Анжела!
— Я тебя разбудила, бедняжка.
— Нет.
— Разбудила, разбудила, это ведь слышно по голосу.
Мужской голос все пел, музыка все звучала.
— Ну ладно, разбудила, так разбудила. А как я этому рад! Кто там поет? Ты где?
— После премьеры фильма был бал здесь, в «Амбассадоре», ресторане отеля «Муниципаль» — помнишь его?
— Да.
— Тьма народу. Знаменитости. Богачи. Я получила три заказа на портреты, Роберт!
— Поздравляю!
— Спасибо. А что у тебя? Как пошли дела в Вене?
— Опять безрезультатно.
— О, Боже, — тихонько вздохнула она. Теперь и музыка и голос поющего стали намного слышнее. Потом вновь до меня донесся голос Анжелы, нарочито бодрый и оптимистичный: «Когда-нибудь и это пройдет, Роберт!»
— Наверняка.
— Может, стоит мне приехать в Германию? К тебе? Я могла бы где-нибудь жить, и мы могли бы тайком встречаться.
— Приезжать сюда бессмысленно, ведь я каждый день в другом городе. Теперь у меня на очереди Англия, за ней Швейцария. Потерпи, прошу тебя.
— Конечно, я потерплю, — сказала она. — И буду ждать, сколько понадобится. Главное, у меня есть ты, а у тебя я. Ты слышишь песню? Нашу песню?
— Слышу, — ответил я. — Но не понимаю, как это получилось. Ведь оркестр играет в зале ресторана. Почему же мне так хорошо слышно?
— Потому что я тоже в зале ресторана, Роберт. Бал уже кончился. Я договорилась с музыкантами, и они пообещали мне еще немного поиграть. Ты и представить себе не можешь, что я тут устроила. Телефонный аппарат я принесла в зал ресторана. Но шнур был слишком короток. Электрик помог мне выйти из положения, удлинив его. Тогда мы поставили аппарат прямо перед оркестром. Роберт, кроме меня и музыкантов в зале никого нет. Гости перешли в игральный зал или уже отправились по домам. А я заявила, что мне нужно срочно кое-что устроить здесь, в ресторане. Дирекция сразу поняла, что дело срочное, когда я объяснила, что хочу попросить музыкантов сыграть нашу песню для человека, которого люблю.
— Так прямо и сказала?
— А почему бы и нет? Во Франции к этому относятся не так, как в Германии.
«…ответ, мой друг, знает только ветер. И только ветер знает на это ответ», — пел мужской голос.
— Анжела?
— Да?
— Это время минует. И мы будем счастливы. — Песня кончилась. — Ты подарила мне чудесный сюрприз. Благодарю тебя, Анжела.
— А я благодарю тебя, Роберт.
— За что?
— За все: за то, что ты есть, за то, что ты делаешь. Тебе надо возвратиться в Дюссельдорф?
— Нет, прямо из Вены я полечу в Лондон. Завтра вечером ты будешь дома?
— Да. И буду ждать твоего звонка.
— А сейчас? Ты еще пойдешь в игральный зал?
— Что мне там делать? Я поеду домой. К тому же я и устала. Надеюсь спать крепко и увидеть тебя во сне.
— И я надеюсь увидеть тебя во сне, — сказал я. — Спокойной ночи!
— Спокойной ночи.
Связь прервалась.
Погасив свет, я лежал на спине, пытаясь вновь заснуть. Однако сон не шел ко мне. Я просто лежал и думал обо всем на свете, а в левой стопе все сильнее ощущалась тянущая боль.
Проведя три дня в Лондоне, я прилетел в Цюрих. Здесь мне тоже не удалось быстренько разделаться с делами. Остановился я в отеле «Дольдер». «Глобаль» всегда щедро оплачивала путевые расходы своих служащих, нельзя не признать. В течение девятнадцати лет я жил только в самых шикарных и дорогих отелях мира. В «Гранд-отеле Дольдер», расположенном на горе, было чудесно, как всегда. Просторные лужайки, расстилавшиеся под моим окном и использовавшиеся как площадка для гольфа, сверкали свежей зеленью, воздух был тепл, а гости отеля интернациональны и приятны, как всегда. Из моего окна Цюрих и озеро видны были как на ладони, но ни намека на уличный шум сюда не доносилось. Я всегда с удовольствием останавливался в «Дольдере», но на этот раз я приехал переутомленный, раздраженный и полный с трудом подавляемого пессимизма.
В Цюрихе мне тоже надо было посетить трех банкиров. Если их включить в число уже опрошенных, то я провел встречи с сорока одним банкиром из шестидесяти двух — и без малейшего результата. Я говорил себе, что в моей профессии рутинный каждодневный труд может в любую минуту подарить чудо; но сам я в это не верил. Два банкира, с которыми я побеседовал в день приезда, держались точно так же, как их коллеги, с которыми я встречался ранее. Ну, просто руки опускаются. И вечером, говоря с Анжелой по телефону, я, видимо, слетел с тормозов и показал ей и свое отчаяние, и подавленность. Она утешала меня. Сказала, что может ждать, сколько бы эта история ни длилась. Этот разговор происходил около десяти часов вечера. А в одиннадцать я уже лежал в постели, совершенно разбитый от этих мотаний по свету, но еще больше — от их тщетности. В четыре двадцать утра зазвонил телефон.
— Роберт… — В голосе Анжелы не было уже ни радости, ни желания подбодрить, ни уверенности в успехе. Она говорила медленно и как бы с трудом.
— Любимая… Любимая моя, что случилось?
— О, Боже, теперь я тебя наверняка разбудила, а тебе ведь так нужно выспаться.
— Глупости. Потом сразу же засну, как убитый. — Меня окатило волной страха, и я спросил: — Что-нибудь случилось? — И еще сильнее перепугался, когда в ответ услышал, что Анжела плачет. — Анжела… Анжела… Что случилось? Что с тобой? Прошу тебя, скажи!
Сонливость сразу как рукой сняло, и я сел на кровати.
Сквозь всхлипывания послышалось: «Я так люблю тебя, Роберт».
— Я тебя тоже, Анжела, душа моя. Но что случилось?
— Разные заботы, — сказала она. — Заботы и тоска по тебе. После нашего разговора в десять часов я еще смотрела телевизор до полуночи, но на душе становилось все тревожнее. Я выпила бокал шампанского. Потом целую бутылку. И еще пиво. И беспрерывно курила. Места не могла себе найти, так сверлила меня тревога после нашего разговора. Ты был в таком отчаянии и так подавлен, Роберт… Наверное, ты заметил, что я выпила лишнего. Да что там лишнего, я пьяна в стельку! Давным-давно не случалось со мной такого. — Она опять заплакала, я слышал, как она положила трубку на стол. — Извини. Теперь я еще и тебя расстроила своим плачем… Я больше не буду… Вот только высморкаюсь…
— Почему ты не спишь?
— Не могу. После телевизора я еще долго сидела на тахте — ты ее помнишь — и думала о тебе. Сама себя этим гипнотизировала. Никогда еще со мной ничего подобного не было. Я думала лишь об одном: что будет, если мы не соединимся. И на этом я погорела. Начала пить. Не легла в постель, а все сидела и сидела на тахте и думала о нашей любви. А теперь еще и тебя разбудила.
— Это ничего! Я рад, что ты позвонила! Честное слово, рад, Анжела! Раз у тебя было так тяжко на душе, правильно сделала, что позвонила. И всегда звони! Если у меня будет такое настроение, я обязательно тебе позвоню.
— Непременно! И в любое время! Роберт…
— Да?
— Я себя так паршиво чувствую. И еще сообщаю об этом! До того, как мы познакомились, ни одна живая душа не знала, каково у меня на сердце. Но с тех пор, как ты появился в моей жизни, я совершенно переменилась. И вот разбудила тебя…
— Прекрати наконец об этом!
— Я целый час не решалась. То брала трубку, то опять клала ее на рычаг. В конце концов не выдержала. Ты на меня не сердишься?
— Сержусь ли я? Да я счастлив!
— Мы стали как бы единым существом. Что случается с одним, то чувствует и другой. Я так живо себе представила, как ты день за днем предпринимаешь все новые и новые попытки, и все напрасно, они только удерживают тебя вдали от меня, так далеко…
— Анжела, моему заданию когда-нибудь тоже придет конец. И тогда мы увидимся. Мы опять будем вместе, Анжела, у тебя, на твоей террасе, среди цветов…
— У меня, — повторила она. — Да, у меня. Мы должны что-то придумать, Роберт. Без тебя жизнь уже ничего для меня не значит. Вообще ничего. Это очень дурно с моей стороны, что я так позорно упала духом?
— Видишь ли, Анжела, я падаю духом что ни день и потом вновь собираюсь с силами.
— Мне необходимо было услышать твой голос, Роберт, просто необходимо.
— Очень хорошо тебя понимаю, Анжела. Но теперь обещай мне, что больше не станешь пить и ляжешь спать!
— Я приму снотворное, — сказала она. — И допью пиво. Тогда, может, и получится. Надеюсь. И прости, что я тебя разбудила, Роберт. — Она была явно пьяна. — Спокойной ночи.
