— Почему бы вам немного не подождать, Клаудия? Правда, куда спешить? Нет надобности торопиться, вы ведь хотите получить ребенка как полагается, не так ли? — Это единственная вещь, которую я могу сейчас придумать. Меня, увы, к подобному развитию событий не готовили. — Давайте сделаем Пип хорошую чашку чаю?
Клаудия медленно поднимает на меня глаза. Нож лежит на бледной коже Пип. Бедняжку накрыло новой волной схваток, ее всю трясет. Я стою в дверном проеме, молясь, чтобы удалось отвлечь Клаудию и отложить жуткую «операцию». Я могла бы напасть на нее, схватить нож, побороть ее на полу и разбить ее голову об унитаз, но если что-то пойдет не так или она возьмет надо мной верх, все будет кончено.
И тут я снова слышу шум, который явно доносится снизу, от входной двери. Какие-то люди уже у дома. Это, должно быть, полиция.
Клаудия тут же поворачивает голову.
— Ну так как насчет чая? Судя по виду Пип, она не отказалась бы и от печенья, — притворно смеюсь я, пытаясь перекрыть доносящийся снизу шум.
К моему величайшему изумлению, Клаудия кивает, немного мрачнея, словно до нее постепенно доходит весь ужас того, что она творит. Она в недоумении разглядывает собственные руки, сверкающее лезвие ножа в правом кулаке, полуголую Пип, которая беспомощно лежит на спине и с присвистом дышит, терпя боль наконец-то стихающих схваток. Клаудия подползает к бортику ванны, хватаясь за него обеими руками. Нож глухо звенит, ударяясь об акрил, и Клаудия поднимается — хмурая, задумчивая и чуть ли не полная раскаяния.
— Чашка чаю, да, — произносит она, и на ее лице появляется ничего не выражающая улыбка. Клаудия внимательно смотрит в зеркало, словно вглядывается в бесконечность, а не в свое отражение. Рука, сжимающая нож, слабеет и падает вниз, к бедру Клаудии.
— Вот и славно, — отвечаю я. — Мы можем поговорить о вашем ребенке.
Я смотрю на Пип, взор которой на мгновение проясняется, несмотря на колотящую тело дрожь и пену в уголках рта.
— Пойдемте, Клаудия, давайте…
Но внезапный стук входной двери меняет все. Клаудия разом теряет здравомыслие, тяжело плюхается на колени и опять сильно прижимает нож к коже Пип.
— Вы думаете, что я глупая, что я не смогу этого сделать, но я тренировалась, — решительно произносит Клаудия. — На этот раз я сделаю все правильно.
Облизывая губы, она склоняет голову набок, сосредоточенно изучая область кожи под пупком Пип.
Я замираю в дверном проеме. Стук снизу звучит уже настойчивее, и фельдшер скорой помощи громко кричит через щелочку в почтовом ящике. Не сомневаюсь, что Клаудия ударит Пип ножом, если я спущусь вниз, чтобы открыть дверь. Пока я здесь, есть шанс, что мне удастся остановить Клаудию.
— Мне следует резать вот так, видите? — объясняет она, кончиком лезвия проводя горизонтальную линию в самом низу живота Пип.
У бедняжки вырывается еле слышное рыдание, и она вцепляется в край ванны. Одним ловким движением Клаудия отшвыривает ее голову. До меня доносится глухой стук — это Пип ударяется о кран.
— Вот видите, и никаких коротких разрезов, — поднимает на меня взгляд Клаудия, сжимая пригоршню волос Пип и снова поднося нож к коже своей жертвы.
Ниточка крови проступает не сразу, но вскоре я вижу красные капли, появляющиеся вдоль разрезанной поверхности живота. Клаудия сосредотачивается на этом, словно вид крови только возбуждает ее зловещий аппетит. Теперь я уже не сомневаюсь, что она доведет дело до конца, и, когда входную дверь внизу вышибают, бросаюсь на Клаудию со всей своей силой.
В течение секунды не чувствую абсолютно ничего.
А потом я слышу крик Пип. До меня доносится топот полицейских, бегущих по лестнице. Слышу и бурчание Клаудии, опускающей нож на мое плечо. А еще — свое собственное дыхание, резкие вдохи и выдохи. Вдруг мой мозг машинально отмечает: что-то не так.
Потом я чувствую, как меня обхватывают руками и дергают назад так резко, что голова с размаху бьется о чье-то бедро. Я чувствую сомнение полицейского, который оценивает степень моей опасности, решая, что со мной делать, — тянуть вверх, поднимая на ноги, бить или спасать. И тут первый укол физического страдания проникает в мозг, накрывая меня волной острой боли.
— Опустите оружие! — кричит второй полицейский.
Его щеки горят от упорной борьбы, а изо рта брызжет слюна. Я вижу, как напрягаются мышцы его рук, когда он сжимает запястья Клаудии и буквально завязывает их в узел у нее за спиной. Шок и глубочайшее отчаяние отражаются на лице Клаудии, стоит ей понять, что ее план провалился. Все кончено.
— У меня идет кровь, — тихо констатирую я. Пристально смотрю на свои пальцы, даже не осознавая, что дотронулась до раны на плече.
Полицейский, который держит меня, немного ослабляет хватку и помогает мне подняться на ноги.
— Все в порядке, — говорю я ему. Машинально тянусь к заднему карману, но боль в плече мешает мне вытащить свое удостоверение. — Я — сотрудница полиции. Этой женщине срочно требуется медицинская помощь.
Потом меня отталкивают в сторону, и первый полицейский выводит Клаудию на лестничную площадку. Нож лежит на полу ванной, на его кончике видна красная капля. Я оставляю оружие на месте, а представители власти между тем уводят Клаудию в спальню.
Мы с фельдшером бросаемся к Пип, помогая ей выбраться из этой мешанины воды и крови в ванне. Удивительно, но Пип собирается с силами и, когда ее накрывает очередной волной схваток, фокусирует взгляд на мне. Она вцепляется в меня, вздрагивая от боли, издавая стоны и контролируя дыхание — именно так, как ее и учили. Возле нас вдруг возникает еще одна сотрудница скорой помощи, и, действуя в обстановке всеобщего сумбура, мы умудряемся комфортно устроить Пип на ее кровати. Сотрудница скорой хватает свою сумку, достает какое-то оборудование и приступает к быстрому осмотру пострадавшей.
— У нас нет времени везти вас в больницу, милая, — говорит женщина-врач. — Думаю, ребенок появится совсем скоро.
Уставившись в потолок, она ощупывает живот Пип рукой в медицинской перчатке, подтверждая, что роды вступили в финальную стадию. Ее коллега по скорой помощи измеряет давление Пип и занимается незначительной раной на ее животе. Я выхожу из спальни, не сомневаясь, что Пип — в надежных руках. Портативный ультразвуковой аппарат успокаивающе пищит, регистрируя звуки новой жизни, а я спускаюсь по лестнице, сжимая свое плечо.
— Вы должны все объяснить, — говорит стоящий в прихожей детектив.
Замираю на нижней ступеньке лестницы. Он пристально смотрит на меня. Рядом с ним — его напарница. Она мрачно буравит меня взглядом, пока я зажимаю рану рукой. Наши взоры на мгновение пересекаются, и каждая из нас оценивает другую.
— Так точно, — отвечаю я. На сей раз мне удается нырнуть пальцами здоровой руки в карман и вытащить удостоверение. По привычке быстро разворачиваю документ. — Я работаю под прикрытием, если вы этого еще не поняли, — объясняю я преимущественно для инспектора Фишер. Она по-прежнему смотрит на меня недоверчиво.
Меня так и тянет расплыться в благодушной и совершенно неуместной улыбке, но ей никак не удается образоваться на моем лице. Сомневаюсь, что после этого я вообще где-нибудь буду работать. Понимаю, что это был мой последний шанс произвести хорошее впечатление, и я его профукала. Что ж, впредь буду разъяснять все с самого начала.
— Адам? — доносится до меня оклик инспектора Фишер, когда я ухожу в гостиную.
У меня кружится голова, нужно сесть. Захлопываю за собой дверь. Не хочу слышать, как он рассказывает ей или как она обо всем догадывается. Я хочу лишь спать, но, похоже, у меня нет такой возможности. Вокруг меня хлопочет еще один врач, он разрезает на мне одежду, чтобы обнажить кровоточащую рану на моем плече.
— Неприятно, но жить будете, — оценивает он, втягивая в себя воздух сквозь стиснутые зубы.
— Даже не сомневаюсь, — отвечаю я. — Кроме того, это вовсе не из-за колотой раны. На днях я упала с велосипеда.
Сверху до меня доносятся крики, но на сей раз они звучат иначе. Это не крики страха.
Врач протирает мою рану и накладывает повязку. Я благодарю его. Потом мы оба замираем, приложив уши к двери. Я улыбаюсь.
— Слышите? Теперь кричат уже двое, — отмечаю я, глотая вставший в горле комок.
Стоны Пип от боли переходят во взволнованные радостные рыдания. Второй крик тише, тоньше, его едва можно расслышать снизу. Я представляю младенца, прижимающегося к матери. Осознавая, что роды прошли благополучно, я ощущаю невероятное облегчение и задаюсь вопросом, кто появился на свет — мальчик или девочка.
Я решаю, что сейчас Пип не до меня, предпочитая подождать день-другой и навестить ее, когда она придет в себя. К ней и без того уже зашли несколько друзей, которых, несомненно, вызвали соседи, увидевшие подъехавшие к дому полицейские машины и «скорую помощь». Я вижу, что кто-то догадался забрать из школы Лилли. Когда Клайв наконец-то приедет домой, растерянный, взволнованный и сгорающий от желания увидеть жену и новорожденного ребенка, я потихоньку уйду. Так будет правильно. Детективы, конечно, не обрадуются, что я отказалась соблюсти формальности и все объяснить, но мне нужно домой.
