— Мне кажется, тебе стоит сесть, Пип. Боюсь, как бы ты не упала.
Какое-то мгновение она еще не замечает меня, но потом словно кто-то щелкает выключателем, и прежняя Пип возвращается. Она во все глаза смотрит на меня, явно гадая, тот ли я человек, которого она знает.
— Пип, я хочу, чтобы ты села на диван. — В моем тоне звучат приказные и раздраженные нотки. Пип никогда не слышала из моих уст ничего подобного, но я должна сделать свою работу, и ничто не будет стоять у меня на пути. Пип открывает рот, чтобы что-то сказать, и мой палец машинально прижимается к ее губам, заставляя замолчать. Она не отшатывается от моей руки. — Просто расслабься. Мы ведь не хотим, чтобы с ребенком что-то случилось, не так ли?
— Я… я не понимаю. Что, черт возьми, происходит? Я хочу, чтобы здесь был Клайв, — говорит она, и ее губы оставляют влажные следы на моем пальце.
Мне тут же приходит в голову, что муж Пип может мне помешать.
— Ты говорила с ним? Дозвонилась до него? Скажи мне!
Я смотрю на часы. У меня мало времени.
Пип качает головой:
— Я оставила ему сообщение, только и всего.
— Ты связывалась с кем-то еще? — Чтобы не потерять равновесие, кладу руку на отполированную до блеска белую каминную полку. Головокружение накатывает на меня волнами, только усиливая мою неудержимую потребность.
— Только с больничной палатой, — немного поколебавшись, отвечает Пип.
— А в скорую звонила?
Я сказала ей не звонить. Ждать меня.
Пип отчаянно трясет головой, все отрицая, явно напуганная тем, что я способна сделать, если она признается, что звала на помощь. Ее тело снова оказывается во власти мучительной схватки. С момента последней прошло всего несколько минут. Опускаюсь на колени перед подругой и беру ее руки в свои.
— О, Пип… Нужно продышать схватку. Сосредоточься на мне, сосредоточься на моих глазах.
Мне не хочется, чтобы она уже родила. Действуя по команде «вдох-выдох», она будто соединяется со мной, и наши сознания сливаются воедино, чтобы пережить борьбу с болезненной схваткой.
— Мы можем сделать это вместе, Пип, — ободряю я подругу, но она, похоже, не слышит меня. Оглушительное рычание вырывается из легких Пип, а мне остается лишь наблюдать за ее страданиями и терпеть свою собственную душевную агонию.
Схватки прекращаются, и я иду на кухню, чтобы чем-нибудь подкрепиться. Вернувшись, я вижу, что Пип ослушалась меня и сжимает свой телефон трясущимися руками. Вырываю у нее телефон и бросаю, он скользит по полу.
— Глупая сучка! Ты что, мне не доверяешь? Неужели ты думаешь, я не знаю, что делаю?
Пип во все глаза смотрит на телефон, лежащий на полу. Странно, но она остается совершенно спокойной и поворачивается ко мне, расплываясь в своей обычной по-матерински нежной улыбке.
— Ну конечно же я доверяю тебе, — уверяет подруга.
Еще один быстрый взгляд на телефон заставляет меня со всей силы наступить на него ботинком, превращая экран в сеточку острых осколков.
— Прости, — произносит Пип. — Я не хотела тебя расстраивать.
Я тянусь к ней с кухонным полотенцем, которое смочила в холодной воде.
— Дай-ка мне охладить твое лицо, — говорю я.
Пип позволяет мне приложить полотенце к ее голове.
— Спасибо, — благодарит она. — Ты такая заботливая…
Ее плечи трясутся.
В правой руке я сжимаю кухонный нож. Когда я выхватываю его из-за спины, Пип кричит, и я понятия не имею, от страха это или из-за новой волны схваток.
Раз уж я дома, решаю, что, наверное, стоит загрузить груду грязного белья в стиральную машину. Обыденность этого простого действия помогает мне занять себя на время бесконечного периода ожидания. Я разбираю вещи, беспорядочно сваленные в прачечной комнате, — грязный клубок чужой одежды. Кладу предназначенное в стирку белье в машину, но она наполняется лишь наполовину, поэтому я хватаю несколько других вещей похожего цвета. Только я собираюсь запихнуть в машину и их, как замечаю кровь.
Я встряхиваю ткань, расправляя ее, и обнаруживаю пятно крови там, где его не может быть по определению. Я ничего не понимаю и не хочу притрагиваться к этому. Одна половина меня убеждена: это не может быть тем, о чем я думаю, и наверняка есть какое-то разумное объяснение. В то же время другая половина точно знает ответ. Я задумчиво смотрю на пятно некоторое время и решаю не класть это в стирку. Вместо этого завязываю желтое нижнее белье в наволочку и прячу на самом дне корзины для белья.
— Этого не может быть, — говорю я себе, поднимаясь наверх.
Я в доме одна, и проверить все шкафы труда не составляет, хотя поначалу я даже не представляю, что ищу. Роюсь не слишком аккуратно, передвигая вещи со своих мест, и это наверняка выдаст потом мои попытки что-нибудь разнюхать. Мне требуется некоторое время, но мои подозрения в итоге подтверждаются.
Иду на кухню, все еще ломая голову над тем, что же я обнаружила. В этом нет ровным счетом никакого смысла. На базе телефона светится огонек — это означает, что на автоответчике оставили сообщение. Меня долго не было дома. Нажимаю на кнопку, и в голову сразу приходит, что звонил какой-то любитель розыгрышей по телефону. Но потом сквозь учащенное, судорожное дыхание, явно принадлежащее какому-то умалишенному, я слышу отчаянный женский голос.
— Ты здесь? Кто-нибудь? Помогите мне… пожалуйста…
— Это Пип… — произношу я, задыхаясь почти так же, как она. Вероятно, у нее начались роды. В таком случае, почему она еще не в больнице? И почему она не позвонила своей акушерке или Клайву? Надеюсь, ничего страшного не случилось.
Я тут же перезваниваю Пип, только чтобы убедиться, что все в порядке, но когда я набираю ее номер, меня сразу отсылают к голосовой почте. Я озадачена, но внезапно осознаю, что времени у меня нет. Нужно забрать машину Джеймса из автосервиса, а потом, вероятно, нестись к Пип, чтобы проверить, все ли в порядке.
Спустя двадцать минут я узнаю, что ремонт автомобилю требовался самый минимальный: заменить лампочку заднего габарита и отрегулировать ручной тормоз. Все еще сбитая с толку, я плачу по счету, и механик вручает мне свидетельство о прохождении техосмотра. Я не могу выкинуть жалобное сообщение Пип из головы. Оно увязает в моем сознании сразу за содержимым шкафчика со средствами гигиены и окровавленным предметом гардероба. И я вдруг принимаю решение. Ехать до дома Пип всего ничего. Кроме того, она наверняка будет признательна, если кто-то захватит Лилли из школы.
Через десять минут я останавливаюсь на дорожке, ведущей к дому Пип. Ее машина, как обычно, стоит перед гаражом, но я вдруг замечаю брошенный на гравий знакомый велосипед. Сердце замирает при виде его. Пристально глядя на велосипед, я прохожу мимо, задаваясь вопросом, что бы это значило. Все это кажется таким невероятным, что я уже почти жду, как само собой завертится и заскрипит переднее колесо. Я не обращаю на это особого внимания, но могу поклясться, что, подойдя к двери, видела чье-то лицо, мелькнувшее в окне дома. Я не успела заметить, кто это был.
Звоню в дверь и жду. Никто не открывает. Всматриваюсь в окно эркера, но в гостиной темно и пусто. Внимательно изучаю дом через стекло и замечаю на полу несколько чашек, одна из которых разбита, и сломанный телефон, валяющийся у камина.
«Это странно», — думаю я. Пип всегда до смехотворного аккуратна.
Снова нажимаю кнопку звонка и стучу по почтовому ящику. Потом поднимаю откидную крышку этого ящика и кричу в образовавшуюся щель, зову Пип по имени в надежде на то, что она — наверху и услышит меня. Я не хочу ее пугать, но не могу сдержать тревоги, которая так и сквозит в моем срывающемся голосе.
— Пип, Пип, вы здесь?
Прислушиваюсь, прижимаясь ухом к щели в ящике. Ответа по-прежнему нет, не слышно даже цоканья когтей или визгливого тявканья ее маленького джек-рассел-терьера. Гадаю, могла ли Пип отправиться на прогулку, чтобы ускорить схватки, если она действительно начала рожать. А вдруг ее уже увезли на «скорой»? Но я готова поклясться, что видела кого-то в гостиной Пип!
Огибаю дом по боковой дорожке, благо калитка не заперта. Жду, что сейчас навстречу выбежит Джинглз, радостно приветствуя меня, но песика нигде не видно. Сад Пип — аккуратный квадрат вечнозеленой гаультерии и подстриженных кустов с несколькими яркими цветными шарами, разбросанными по траве. Во внутреннем дворике, у двери кухни, стоит пластмассовый педальный автомобильчик для детей. Отодвигаю его ногой и снова вглядываюсь через стекло, сложив ладони у лица. На сей раз у человека, находящегося в доме, нет ни малейшего шанса ускользнуть от меня.
Когда она поворачивается ко мне, ее лицо сморщивается от чего-то, что я никак не могу разгадать, — от какой-то эмоции, которую я никогда прежде не замечала. Но потом она в один миг снова становится самой собой, принимая облик женщины, которую я знаю, сдержанной и спокойной. Мне хочется облегченно вздохнуть, ведь помощь Пип наверняка уже оказана, но что-то мешает мне сделать это. Поначалу я не могу понять, в чем дело, почему я не чувствую себя признательной от имени Пип за то, что подмога и утешение подоспели вовремя. Только когда она отпирает черный ход и кивком приглашает меня войти, я осознаю, почему так часто колотится сердце, а кулаки крепко сжимаются. Увы, уже слишком поздно.
