курить, и даже пить воду. На третьи сутки лежания в кровати, сокамерники
обратили на меня внимание. На вопросы не отвечал. Вообще прекратил общение. По
большому счёту, стало совершено наплевать на всех и на вся. Они встревожились не на
шутку. Перестав вставать с постели, впал в дремоту. Хотелось постоянно спать и спать. Если
бы подошли, стали что-то со мной делать, я бы наверное, даже не пошевелился. В какой-то
момент почувствовал, что душа умерла. Тот человек, который жил во мне, его не стало.
Только дух теплился в теле не находя выхода наружу, чтоб навсегда оставить бренное тело
среди этой мерзости решёток и бетонных стен. Появилось какое-то злорадство от того, что
они всё равно не смогут меня, или не успеют отправить в исправительное учреждение.
Вместе слабостью, появилась лёгкость. Помнил мутно, урывками, как нижний сосед по
нарам, капитан, встал из постели, посмотрел на меня внимательно, ничего не говоря,
подошёл к двери. Стал стучать по ней. Как только дверь открылась, он что-то начал быстро
говорить. Тот испугано посмотрел на меня, бегом побежал по коридору, оставив двери
открытыми. Сколько времени прошло, не знаю. Крепкие руки сняли меня с постели и унесли
к доктору. Только потолок своими лампочками бежал к моим ногам. Было как во сне, реально
в этой жизни, меня уже не существовало. Знакомый фельдшер, что-то наговаривая, то ли про
себя, то ли вслух, поставил укол. Через некоторое время, пришёл в себя, сознание стало
яснее. Я лежал на топчане и смотрел в потолок. Единственное что хотелось, так это видеть
голубое, бездонное, сквозящее небо. Чтоб исчезли стены потолок, решётки. Чтоб никого
рядом не было, и меня ни кто не трогал. Незаметно открылась дверь, в помещение вошёл не
высокого роста, худощавый сотрудник изолятора. После короткого разговора с фельдшером,
наклонился надо мной:
– Николай Евгеньевич! Разрешите к вам обратится?
– Да! Конечно! – вяло, смутно понимая, ответил я, не обращая на него никакого
внимания. И даже сейчас, вспоминая этот сюжет, не могу представить, как он выглядел в
подробностях.
– Если вы позволите, то мы с вами пройдёмте ко мне в кабинет и там продолжим наш
разговор! Вы сможете идти? Или ещё немножко подождать?
– Да, смогу! – что бы это всё быстрее закончилось, я встал, шатаясь, придерживаясь за
стенку, побрёл за ним, не понимая, что ещё от меня хотят.
Войдя в узкий кабинет, с низким наклонным потолком, он предложил курить, я
отказался.
– Я, старший лейтенант Царёв Дмитрий Васильевич, оперативный сотрудник!
Отвечаю за это крыло!..
– Извините меня, Дмитрий Васильевич, мне это не интересно! И не вижу смысла в
нашем с вами разговоре! Лучше вам оставить меня в покое! – упавшим голосом возразил я.
– Я вас понимаю!
– Нет, вы меня не понимаете! Вы не оказывались в таком положении, если бы
оказались, то не сидели бы сейчас напротив меня!
– И всё же, позвольте мне сказать то, что я думаю! А потом решайте, что будете
делать! Хорошо?
– Слушаю вас! Всё равно, у меня другого выхода нет, как только слушать вас! –
равнодушно высказался я.
– Для начала! Вот вам письмо от вашей жены! Вот ручка, листочек! Можете спокойно
почитать! Если есть желание, сразу же написать ответ! Нет желания, напишете в камере,
завтра примерно в это же время вас выведут снова. И вы передадите мне! А я, передам
вашим сослуживцам!
Я медленно взял письмо, не смотря на конверт, аккуратно положил в карман. Он
удивлённо вытаращил глаза:
– Вы что не будете читать?
– Почитаю потом! Мы же здесь не ради этого!
– И ради этого тоже! Не забывайте, что на воле, вы нужны вашей жене и детям! Они
вас ждут! – он положил локти на стол и упёрся лбом об большие пальцы. Я с равнодушием
подумал о жене, о детях. Они казались так далеко и так недосягаемы, что в этом нет никакого
смысла. Он, просидев какое-то время, снова посмотрел на меня, указывая кистью на стол, –
Передо мной лежит ваша карточка! Эта карточка будет сопровождать вас везде! Мне не
представляет сложности, начертить полоску по диагонали, и тогда вы будете на особом
учёте. Что-либо с собой сделать, здесь, вам не дадут. А вот биографию свою вы испортите
сильно, болезнь какую-нибудь заработаете, это точно! К примеру, язва желудка! И кому вы
такой больной, будете нужны! Чтоб не портить, я ни чего рисовать не буду! Вы поймите
одно: тут многие сотрудники солидарны с вами! Бросьте затею голодовки! Кушайте,
занимайтесь спортом, читайте нужную литературу, вникайте, боритесь! Они специально
добиваются этого! Не доставляйте им такой радости! Накажите этих негодяев! Мы, все,
только спасибо скажем! А пока, напишите, что вам надо! Нужна литература? Принесу!
Помогу чем смогу! Ну, вот, я всё сказал, что хотел! Теперь сами решайте, как быть! – он
смотрел на меня, ожидая решения.
– Хорошо! Я вас понял! – ответил ему.
Вдруг во мне что-то щёлкнуло. Словно кто-то в голове включил свет, осветив всё
происходящее вокруг. Я отчётливо увидел себя. Как будто раскрылись глаза. Во мне закипела
злость. Захотелось мести, справедливости. Захотелось, чтоб они тоже почувствовали то, что
переживаю я.
– Разрешите, я пойду в свою камеру и ещё раз осмыслю ваши слова и своё положение?
– совершенно другим голосом обратился своему собеседнику.
– Да, конечно! – недоумённо смотря на меня, ответил старший лейтенант.
Я, встал и вышел из помещения. Зашагал к своей камере. Возможно, мне кто-то что-то
говорил, даже пытался догнать, но я никого больше не слышал, да и не хотел слышать. С
каждым шагом возрастала уверенность. Контролёр, увидев меня, удивлённо посмотрел, ни
слова не говоря, открыл двери. Зайдя в камеру, первым делом выпил большую кружку воды.
Сел на лавочку, стал обдумывать план своих действий.
Сосед, какое-то время смотрел молча:
– Зря ты голодовку объявлял! Теперь тебя точно переведут в какую-нибудь камеру!
Чего тебе здесь не жилось?
– Может ещё оставят? – не оборачиваясь, ответил ему.
– Нет, исключено! Сюда попасть большая очередь стоит! Подошёл бы ко мне,
поговорили бы по душам! Говорил же я тебе, колись! Я бы помог! Да и ребята тоже бы не
отказались, подсказали что-нибудь! Я же юрист по образованию! Кое-что в этом соображаю!
Тут многим уже помог! А теперь, непонятно куда переведут! Скорей всего, ни кто не сможет
помочь! Зря ты это затеял, зря! Что сделано, то сделано, обратно не вернуть! – качая головой,
цокал языком мой собеседник. Сокамерники закивали в поддержку.
Вечером открылась дверь:
– Светлов, с вещами, через 20 минут на выход!
– Ну вот! Допрыгался! Что