— Настасья дала мне отгулы как раз за два дня до убийства.
— Чтобы ты не столкнулась с ее подругами.
— Значит, когда я говорила по телефону с Ариадной и договаривалась о встрече, это была сама Настасья. Она купила в магазине «Полигон» устройство для кодирования голоса.
— Настасья планомерно превращала тебя в заурядную секретаршу, и, когда она подсунула тебе на глаза газету с объявлением, данным опять же ею самой, ты, конечно, клюнула. И как только ты клюнула, Настасья начала активные действия. Вызвала подруг, с которыми у нее уже была предварительная договоренность.
— Про трюк с белым костюмом и чеком на него можешь не рассказывать, мне Илья рассказал.
— Илья? Разве ты с ним виделась?
— Столкнулись случайно. Лицо у него было цвета молодой картошки. Глаза потухшие. Брови сдвинуты, губы сжаты. Страдает?
— Ну конечно, страдает. Не может понять, как его любимая, драгоценная, милая, нежная, прелестная, чувственная, тонкая, очаровательная Настасья могла хладнокровно совершить убийство и нагромоздить такое количество наглой лжи. Она уверяла Илью, что любит, а на самом деле ловко его использовала. Так же как тебя и меня. Всю последнюю неделю Илюша бродит с простреленным сердцем. Из дома ушел. Говорит, ему нужно подумать, разобраться в чувствах. Бедная Машка! Они были счастливой семьей, пока не появилась в их жизни Настасья.
Увесистые пинки в дверь заставили Маргариту и Сашу переглянуться.
— К тебе гости.
— В такой-то час! — удивился Валдаев.
Заинтересованная Маргарита отправилась за сыщиком в прихожую. На пороге возвышался — легок на помине! — необъятный Здоровякин. У него на руке, словно небрежно перекинутое через локоть песцовое боа, висело нечто фрицеобразное, в стельку пьяное. Это был Клаус фон Трубермах.
— Куда положить? — хмуро спросил Здоровякин. — Здравствуй, Рита.
— Зачем ты его принес? — не понял Саша. — Кто это?
— Финансовый консультант семьи Кармелиных Клаус фон Трубермах и одновременно последний гвоздь в крышку моего гроба, — мрачно пояснил Илья. Он отнес безгласную ношу в комнату и аккуратно пристроил немца на диване. В отношении дивана у Валдаева на грядующую ночь были совсем иные планы.
— Утром отвезу его в гостиницу.
— Утром? — сделал ужасные глаза Валдаев. — Он что, будет тут ночевать?
— И я тоже, — добил друга Здоровякин
— И ты?!!
Отчаянию гостеприимного хозяина дома не было предела. Маргарита прыснула со смеху, Илья улыбнулся — словно слабый луч неяркого зимнего солнца пробежал по его лицу.
— Илюшенька, а может быть, ты возьмешь такси — за мой счет — и отвезешь этого фон Трубера в гостиницу прямо сейчас? — осторожно спросил Валдаев, подползая под локоть Ильи.
Тот наливал себе чай на кухне.
— Нет, — отрезал Илья. — Я устал. И тоже пьян
— А фриц тяжелый.
— Надо же, совершенно не заметно, что ты пьян, — сказала Маргарита.
— Где ты его взял? — обреченно вздохнул Саша
— Он понял: выставить незваных гостей за дверь не удастся. Значит, ночь с Маргаритой (а Валдаев твердо решил не отпускать девушку, пока не добьется желаемого. В крайнем случае он был даже готов вновь пустить в ход наручники) отменяется.
— Слонялся у дома Кармелиных, не понимая, куда пропала Настасья.
— А ты что делал у кармелинского особняка? — с подозрением посмотрел на друга Валдаев.
— Да так… Мимо проходил…
На самом деле Илья не мимо проходил, а битых полчаса стоял напротив дома, где он был так ярко и так недолго счастлив. И терзал сердце воспоминаниями.
— Я ему все объяснил. Что Настасья в тюрьме
— Что она убила Никиту. И мы с горя напились. Они не ссорились в Швейцарии.
— Кто? — не врубился с лету Валдаев.
— Кто, кто! Настасья и Никита! Они поехали туда, чтобы оформить Настасье доступ к швейцарским счетам Кармелина. У Никиты несколько фирм в Европе, они успешно функционируют. Состояние растет, приумножается. Об этом не знал никто, кроме самого Кармелина и его жены. Даже мамаша Юлия Тихоновна пребывала в неведении насчет истинных размеров капитала, заработанного сыном. А свалившись в речку, Кармелин вдруг понял, что все это может остаться без хозяина. И повез Настасью в Швейцарию. И сделал ее полноправной совладелицей фирм и счетов. Поэтому и завещание показалось всем таким несправедливым по отношению к Настасье. На самом деле ей перепадал после смерти Кармелина настолько жирный кусок за границей, что не было необходимости отписывать жене российские средства и недвижимость.
Валдаев и Маргарита сделали большие глаза и посмотрели друг на друга с восторгом и ужасом.
— Настасья! Ну и тварь! — воскликнула Маргарита. И тут же замолчала, прикусила язык, оглянувшись на Илью.
Здоровякин, однако, не вскинулся, не потребовал извинений за оскорбительный выпад в адрес его возлюбленной. Он тупо смотрел в чашку с чаем. Вид у него был несчастный и убитый.
— Все встало на свои места, — сказал Валдаев.
— Я же говорила, что-то тут не так! Теперь понятно. Не за Артема Настасья мстила, ну, конечно, и за него тоже, но в основном — хотела завладеть состоянием мужа и лично распоряжаться им.
— Как только я обнаружил в нашем компьютере результаты тестирования — а Настасья как-то протестировала с помощью одной программы у нас на работе свои интеллектуальные способности, — я понял: от этой девушки можно ждать сюрпризов. Я набрал 184 балла по двухсотбалльной шкале, Илья… — Валдаев посмотрел на друга, понуро застывшего над чашкой, индифферентного, убитого, и запнулся. — Ну, Илья немного меньше. А Настасья набрала 192! Ты можешь себе представить, Рит?
— 192?! Она что, Билл Гейтс?!
— Вот именно!
Дикий вой, раздавшийся непонятно откуда, не дал друзьям продолжить обсуждение природных дарований Настасьи. Валдаев и Маргарита вскочили, Илья тоже подхватился, опрокинув табуретку (как оказалось, он сидел на пачке печенья, приготовленной Сашей к вскрытию, а потом забытой. Печенье, естественно, превратилось в пыльцу). Публика помчалась в зал, страшась увидеть нечто ужасающее и невообразимое. Например, кровожадного монстра с двойной челюстью (как в «Чужом»), истекающего фиолетовой слюной и с аппетитным чавканьем пожирающего Клауса фон Трубермаха вместе с диваном…
* * *
Леша увлеченно размазывал овсянку по кафельной стене, Антон — по столу. Их мать, сидевшая рядом, не реагировала, уставившись в пространство пустым взглядом. Детей полностью устраивало положение вещей. У них рано проявились художественные наклонности. Овсянка висела на кафельной плитке живописными комками, Алексей корректировал детали, чтобы придать картине выразительность. Антон подковырнул пальцем резиновый кант пластикового стола. Получилось! Ребенок оставил в покое кашу и занялся извлечением резинки. Алеша попробовал лизать кафель. Оказалось, что на стене овсянка гораздо вкуснее, чем в тарелке, Антон увидел вверху над собой крошечную мушку-дрозофилу и понял, что не простит себе, если сейчас же не завладеет чудесным насекомым. Он встал на табуретке, полез на стол. Нога конечно же попала в тарелку с остатками каши. Алеша, облизав добрый квадратный метр стены, занялся наведением порядка — необходимо было помыть кафель, благо имелась в наличии целая кружка яблочного сока…
— Что вы делаете! — встрепенулась Маша. — Да что же это за дети такие?!
Близнецы восторженно загоготали, приветствуя возвращение мамы к жизни.
— Мыться и в кровать! Быстро! — закричала Маша. — Бессовестные! Как вам не стыдно так себя вести! — Она посмотрела на часы. — Боже мой! Одиннадцать! А вы еще не спите!
С тех пор как неделю назад Илья исчез из дома, невнятно объяснив, что ему необходимо побыть одному, и оставив на холодильнике сентябрьскую зарплату, время словно остановилось для Маши. Она плавала в липком, обволакивающем тумане, натыкалась на предметы и детей, беспрестанно роняла ложки и тарелки. Запорола свеженачатую компьютерную программу…
Известие о Настасьином аресте шокировало ее. Маша никак не могла соединить в мыслях светлый образ Настасьи, такой милой, деликатной и легкой в общении, и факт совершенного ею преступления. Хотя, по идее, Маше следовало бы бурно возрадоваться бесславному падению красивой соперницы. Если радость и жила в сердце, то ее, как жертву землетрясения, нужно было извлекать подъемником из-под каменных глыб тоски и неудовлетворенности. Получалось, что без Ильи жизнь теряла смысл, но, удерживаемая на земле тремя мощными якорями — Алексеем, Антоном и компьютером, — Маша продолжала существовать и даже исправно функционировала, так как никто не собирался выполнять за нее обычные ежедневные обязанности. Но в душе было пусто.
В стенке, привалившись боком к книгам по программированию, громоздился плотный пакет, набитый пачками денег. Компания «Трансвэйз» щедро оплатила услуги Маши. Но гонорар, заранее распределенный (в числе прочего в списке грядущих приобретений значились костюм для Ильи, огромный кожаный плащ для него же и даже фантастический бронежилет, присмотренный в магазине «Полигон»), теперь не радовал. Маша могла бы купить просторную трехкомнатную квартиру, о которой столько думала, или съездить с детьми на средиземноморский курорт. Или хотя бы обзавестись новым телевизором — близнецы угробили старый, столкнув его с тумбочки, и долго дергались в восторженном ритуальном танце над останками изувеченной аппаратуры… Но все эти меркантильные радости не имели ровно никакого значения — без Ильи не нужен был телевизор, не нужна была новая квартира и не хотелось никуда ехать… Разлучница Настасья положительно сделала одно хорошее дело: она раздула ровное и спокойное пламя Машиной любви к мужу в неистовый, всепоглощающий пожар. До этого Маша мирно жила под боком у Ильи, трудилась, растила детей и не задумывалась о стойкости своих чувств. Едва Настасья посягнула на ее собственность, Маша поняла, как сильно нуждается в Илье. Точно так здоровякинские малыши каждый день сражались за какой-нибудь игрушечный грузовичок — стоило одному притронуться к игрушке, второй понимал, что весь смысл жизни содержится именно в этой вещи…
