— Хорошо, — не стал спорить Данила и перевернул страницу.
— А это что? — Удивился Муля. — Какое-то художество…
— Вроде, карта, — придвинулся ближе Виктор. Это действительно была карта местности — плохо вычерченная, с нарушением топографических правил. — Ага, вот… это, похоже, берег. Так. Плотина. Шлюз… и наш остров?
— Смотрите-ка, — хмыкнул Муля. — И овраг нанесен, по которому мы сюда вышли. И обе казармы.
— Вот траншея… а дальше не пойму.
— Какие-то условные обозначения.
— Ага. Так. Голова лошади и крестик.
— Проще пареной репы, — вставил Муля. — Я же рассказывал: лошадь у него была. Сдохла.
— Наверное, тут он её и закопал.
— Тогда, — сообразил Виктор, — где нарисован патрон — мы сидим.
— А это тогда что? Кружок, а рядом лист какой-то. Или травинка?
— Факт — «плантарь»! — Подхватил с места Палец. — Поле конопляное!
— Ну, а это что? — Ткнул в тетрадь Данила.
Все уставились на указанное им место. Общирная территория была обведена жирной линией, в центре которой покойный изобразил некое чудовище со змеиной головой и знак вопроса.
— Кто как думает?
— А чего думать? — Пожал плечами Палец. — Пойдем и посмотрим.
— Согласен, — не стал спорить Виктор.
— Да, как же! Посмотрите вы! — Рассмеялся Данила.
— Не понял?
— Следопыты нашлись… Море здесь! Вода. Водичка, ясно?
— Ну и что? — Виктор не захотел сдаваться. — Под водой что, нельзя ничего спрятать?
— Да ладно вам!
— Тем более, что он, покойничек-то наш, службу здесь нес, когда плотины и в проекте не было.
— Точно, пацаны! Наверное, капитан зарыл чего-нибудь, а потом все вокруг затопили, — у начинающего кладоискателя Мули Папича загорелись глаза.
— Может, и так. Только вряд ли!
— Почему это?
Данила покровительственно похлопал приятеля по плечу:
— Сам подумай! Если бы он что-то прятал, то знал бы куда. А ты на схему взгляни. Знак вопроса видишь?
— Ну и что?
— А то, что точного места тайника на обведенной территории он не знал!
— Мудро, — вынужден был признать Виктор.
— Молодец, — согласился Палец и протянул руку за автоматом. Подсоединил магазин, дослал патрон в патронник. — Может, шмальнем, Витек? Проверим?
Но Виктор молчал — сосредоточенно и отрешенно. Он пытался понять, что же охранял здесь покойный отшельник. Что же это за сокровище такое? Сокровище, ради которого стоило дезертировать из армии, прожить здесь, на острове, долгие-долгие годы… прожить в одиночестве, в холоде, в голоде, в страхе перед стихией и перед властями?
— Эй, ты чего? Оглох?
— А? — Встрепенулся Виктор.
— Шмальнем, спрашиваю?
— В кого?
— Да ну тебя…
— Шмаляй. — Виктору было сейчас не до приятелей. — Только в воздух.
Какая-то мысль, какая-то смутная догадка вертелась у него в голове, все ещё не решаясь оформиться в ответ. Пальцы его механически и бесцельно теребили бумагу, в какой-то момент страница тетради перевернулась:
— Е-мое!
— Карандашный рисунок: обнаженная женщина, над головой — что-то вроде нимба…
— Икона. Икона?
— Что за фигня? — Палец присел рядом с Виктором и уставился на тетрадь. — Надо же…
— Вот ведь какой разносторонне развитый человек нас покинул! Он тебе и защитник Отечества, и бомж-бродяга, и живописец. Смотрите, картинку какую-то намазюкал.
— Это икона, — повторил Виктор. — Я у дядьки своего точно такую же видел.
— Вон, что-то ещё написано там, — Данила Московский прищурился через плечо Виктора:
«… и упадут на землю ледяные камни!»
— Смотрите, а на пальце у неё — вроде, как перстень? Камень треугольный… и змеи!
— Эй, ну чего? Шмалять-то будем из автомата? Или нет? — Палец уже потерял интерес к тетради и вскинул вверх ствол ППШ.
— Погоди, — остановил его Виктор. Поднялся с корточек, отряхнул одежду:
— Обязательно шмальнем. Только не сейчас. Вот похороним раба Божьего — и как бабахнем салютом! Все-таки, бывший офицер умер. Капитан. Окажем покойнику воинские почести.
Над кременчугскими крышами сгущались грозовые тучи. Солнечные лучи, выбиваясь из последних сил, пытались отбросить их назад, рассеять, оттеснить за горизонт, но тучи не отступали, постепенно захватывая небо.
— Что-то в этом году рановато, — Шурэн поудобнее расположился в цветастом, мягком кресле. — Середина июля. А ураган, вроде как, на подходе. Сначала Харьковскую область растормошит, потом за нас примется…
Гостиница «Кремень». Номер «люкс». Напротив Шурэна, на полукруглом диванчике расположился Тимур Курьев. Веки его слегка приоткрыты, губы пересохли.
— Сам-то как?
Ничего не ответив, Куря вяло перевернулся сначала на один бок, потом на другой. Тяжело вздохнул, и вновь улегся на спину, вперившись взглядом в подвесной потолок. Накануне он явно перепил, а теперь чувствовал себя где-то за гранью реальности.
В номере царил соответствующий беспорядок. На столе Пизанскими и Эйфелевыми башнями громоздились пустые и недопитые бутылки местного газированного вина, кучи всевозможных объедков, огрызков и окурков. Скатерть заляпана, пепельница переполнена каким-то вонючим мусором… словом, следы вчерашнего застолья говорили сами за себя.
В остальном же обстановка ничем не отличалась от среды обитания обычного командировочного. На спинке стула — помятые брюки с подтяжками, не стираная рубаха, а из-под дивана предательски белеет краешком кружевной материи некий предмет интимного женского туалета.
— Чего надо? — Не глядя на гостя, спросил Курьев. — Какого рожна приперся?
— Не рад, что ли?
— Погода на дворе сонная. Душняк. Того и гляди, гроза шибанет, а тут ты со своим дешевым одеколоном. Чего надо-то?
— Да так… проведать заглянул. Братка питерского.
— Все? Проведал? — Отвернулся Тимур.
— Да уж. Не в духе ты, вижу. Явно не в духе. Обижульки какие-то строишь. На меня вот рычишь… Недоволен чем-то?
— Вы зато с Кругом всем довольны! Тихушники… Мутите, крутите — все сами, да сами!
— Ты серьезно?
— Мне Циркача разок показали — и ладушки? А я теперь должен сидеть в этом чертовом номере, как пес в конуре?
— Солдат спит, служба идет… все для пользы дела, между прочим.
Тимур недоверчиво прищурился, но гость выдержал его взгляд:
— Не гони порожняк. Никто тебя не разводит.
— Хотелось бы поконкретнее.
— О Циркаче беспокоишься? Напрасно. Он последние две недели, как челнок-мешочник, с дружками своими на остров мотается — поле мое конопляное стережет. Дурачок…
— На чем мотается?
— Сначала на Гарпушиной лодке, но она для плохой погоды не подходит, опасно. Море, все-таки. Так что, теперь они яхтой обзавелись.
— Откуда роскошь такая?
— Муля Папич на прокат взял, у знакомых. Он ведь с детства в городском клубе парусами увлекался. Даже диплом какой-то имеет. Ну, и мы помогли, через десятые руки.
— Надо Циркача и на острове пасти! — Загорелся Курьев. — На острове! Случись что, он оттуда и свалит. Ищи тогда, свищи…
— Может, и надо бы за ним там присмотреть. А может, и не надо… Смотря, как для кого.
— Ты о чем, Шурэн?
— По мне, пусть бы и сваливал Циркач. Да подальше! И чтобы менты — вслед за ним.
— Все равно не понимаю, — наморщил лоб Тимур.
— Проще простого. Циркач нам уже не нужен.
— Кому это — нам?
— Мне. И тебе.
— Нашел? — Подался вперед Тимур Курьев. От накатившегося волнения губы его пересохли окончательно. — Нашел, что ли?
— Думаю, да, — Шурэн с достоинством выдержал паузу. — На ловца и зверь бежит. Круг на прошлой неделе сводку наружного наблюдения давал, помнишь?
— Помню.
— Менты засекли Циркача, как он к родственнику ходил… помнишь?
— Ну!
— Оказалось — все в цвет! Между прочим, родственничек его потом сам ко мне приперся.
— Зачем? — Куря все ещё не восстановил до конца способность соображать.
— Приперся прямо в салон, да ещё икону с собой притащил: дескать, то да се, вещица есть старинная, дорогая, дайте цену… кстати, денег запросил будьте нате! А там у меня, сам знаешь, Гарпуша сидит. Оценил, прикинул. Наобещал с три короба. В общем, застолбил тему, как положено. И сразу мне сообщил. Я — туда, взглянул на «дерево». По писанию, вроде, она.
От избытка чувств на голове у Курьева даже зашевелились волосы. Значит, все-таки не бред сивой кобылы… Значит, все, о чем говорил перед смертью Спиригайло — правда? И отец Виктора не соврал? Икона существует?
— Существует, — будто прочитал его мысли гость. — Да ещё как!
