накрашены, и ничего не предвещает дальнейших событий.
На диване Крис и Аннабель прижимаются друг к другу, мать всхлипывает в носовой платок, а отец в замешательстве качает головой. Снаружи стемнело. Кейт берет Джейка за руку. Он выглядит отрешенным. Кейт гладит его по затылку и замечает, что от ее прикосновения он становится добрее. Они выходят из комнаты и говорят Марисе собирать чемоданы. Девушка поедет с ними в Лондон.
Аннабель не возражает. Они с мужем сидят в полумраке гостиной. Два несовершенных человека, вписавшихся в недостатки друг друга словно плющ, проложивший себе путь в щелях между кирпичами. Нельзя срезать плющ без риска повредить стену. Но камень в конце концов рассыплется, ослабленный настойчивой силой растения, вонзающего свой упругий стебель во все доступные места. И тогда случится обрушение, и поднимется облако кирпичной пыли. Так все закончится.
Кейт закрывает за собой дверь в гостиную. Когда Мариса появляется с чемоданом на колесиках, она крепко ее обнимает. Нет необходимости говорить лишние слова. Теперь они понимают друг друга.
Втроем садятся в машину. Кейт сзади, поэтому Мариса занимает переднее пассажирское сиденье. Джейк вставляет ключ в замок зажигания, и они выезжают на проселочную дорогу. На небе луна и конденсат на лобовом стекле. Джейк включает отопление и радио. Кейт не оборачивается, чтобы посмотреть на этот дом из красного кирпича. Позволяет ему исчезнуть и раствориться в сознании, воображая, как поднимается вода и затапливает его, видит белые фронтоны, серую черепицу крыши и закопченные башенки дымоходов, омываемые наступающей водной стихией. Дом скрывается под водой. Она выдыхает.
Смотрит на две светлые головы впереди.
В руках тяжесть. Могла бы сейчас заснуть, если бы хотела, и знает, что Мариса и Джейк будут говорить шепотом, чтобы не мешать, и он понизит громкость радио и постарается тормозить плавно. И он разбудит ее, когда они приедут, и они втроем зайдут домой и выпьют чашечку чая за кухонным столом.
Это ощущение безопасности.
Это правильное ощущение.
Это похоже на семью.
Для родов они выбрали хип-хоп девяностых.
– Большинство рожениц выбирают Моцарта, – с улыбкой отметил мистер Абади. – Им нужно что-то успокаивающее.
– Мариса говорит, что ей нужна энергичная музыка, чтобы почувствовать себя сильной, – объяснила Кейт. – Это ее желание. И нам это нравится, не так ли? – Она повернулась к Джейку, сидевшему на знакомых хромированных стульях.
– Да, – улыбнулся он.
Мистер Абади одобрительно кивнул головой.
– Мы учтем, – сказал врач, делая пометку золотой ручкой.
Лео Кристофер Старридж появился на свет в сопровождении неистового вокала Busta Rhymes в треке «Thank you». Когда их пригласили перерезать пуповину и они впервые услышали крик ребенка, а акушерка протянула малыша Кейт, играли треки Снуп Догга. Джейк крепко сжал руку Марисы под Jay-Z. Пока Кейт держала ребенка на руках, а Мариса смотрела на нее с усталой улыбкой, плейлист уже перешел к TLC. Все это глупо, но красиво.
– Привет, – произнесла Кейт, вглядываясь в вопрошающее личико сына, а Джейк коснулся головки младенца. – Мы через многое прошли, чтобы встретиться с тобой.
Потная и изможденная Мариса откинулась на подушку.
Кейт повернулась к девушке.
– Спасибо, – дрогнувшим голосом поблагодарила она. – Большое тебе спасибо, Мариса.
К тому времени, когда Кейт в соседней комнате прижала Лео к своей груди, музыка стихла и воцарилось спокойствие. Они с Джейком слушали всхлипывания и писки Лео, каждый из которых означал реальность его существования. Кулачки младенца были сжаты, а крохотные пальчики казались чем-то невероятным. Детеныш поразил Кейт – такой чудесный, и в то же время полностью принадлежащий им.
Стоило только мистеру Абади передать младенца Кейт, она сразу же признала в нем своего ребенка. Теперь они связаны навеки. Просто нужно было дождаться рождения сына. И совсем неважно, чьи нити ДНК пошли на создание этого миниатюрного чуда. Это ее чудо. И она знала, что это правда.
Джейк нежно поцеловал ее. Скоро он тоже прижмется к Лео, но Кейт оказалась не готова передать младенца в его руки. Она чувствовала, что никогда не сможет с ним расстаться. Ощутила мощный импульс, прошедший через каждую клетку. Она сильнее всего на свете и способна на все ради своего сына. Кейт буквально сходила с ума от счастья материнства.
– А у него темные волосы, – заметила она. И это правда. Когда Кейт наклонилась к личику ребенка, а ее волосы упали вперед, стало понятно, что они с сыном – идеальная пара.
* * *
По выходным они гуляют по набережной. Сегодня солнечно и ветрено – один из тех лондонских дней, когда дома тепло, но на улице приходится надевать куртки и кофты. Джейк несет ребенка в слинге на груди, а Кейт, одетая в парку и толстовку с капюшоном, идет рядом и держит его за руку, время от времени проверяя, не засыпает ли Лео. Сейчас ему уже десять месяцев, и материнство стало почти привычным делом. Лео мило потягивается.
– Ш-ш-ш, – успокаивает Кейт. – Ты же хочешь спать, крошка. Давай, спи.
Она успокаивает мягким голосом. Когда Джейк на работе, Кейт разговаривает с Лео, словно ребенок полностью ее понимает. Два дня в неделю работает из дома, и замечает, что общается с младенцем так, будто тот – восприимчивый коллега. Говорит нежно, словно читает его любимый сборник рассказов, и Лео, кажется, очарован звуками ее голоса.
В пятницу Лео сидел на своем высоком стульчике, напыщенный, как император, с пластиковой ложкой в пухлом кулачке, явно возмущаясь тем, что у него на шее слюнявчик, а лицо вымазано морковным пюре. По узнаваемому напряжению шеи и легкому подергиванию ноздрей, Кейт смогла угадать, что он собирает все свои силы для важного крикливого заявления.
Она нараспев начинает рассказывать свои мысли и тревоги.
– Итак, Лео, мы устраиваем банкет, и ты ни за что не догадаешься, о чем нас попросила одна кинозвезда… – Лео, позабыв о своей истерике, широко открыл глаза и хотел сказать: «Так, давай, продолжай».
– Ну, она хочет, чтобы мы перекрасили весь гостиничный номер. Представляешь, ее триггерит с запаха старых гостиничных номеров! Сумасшедшая, верно?
Лео стукнул ложкой по пластиковому подносу.
– Вот и ты согласен, дружок, – сказала Кейт. – Поэтому я отказалась, а она пригрозила уйти, и вот теперь, – она подняла Лео со стульчика и прижала к себе, – я не знаю, блин, что мне вообще делать. Да, да, верно, малыш. Я не знаю. Мама не знает.
Рот малыша расплывается в улыбке. Она рассмеялась и положила его головку на свое плечо. Это – лучшее ощущение в мире.
Первые несколько месяцев, конечно, оказались трудными.
