погасили друг друга. Крюкова снедали тоска и грусть.
— Ладно, ребята, принимайте поздравления, за мной подарок, — сказал он печально, — я вам нутрию живую организую. Представляете, вы домой приходите, а она навстречу и хвостом виляет… Эх, да что там… — он махнул рукой, повернулся и пошел к машине…
В Москву они возвращались на «Волге» Мусы. За рулем сидел Крюков, рядом Хорст. На заднем сиденье расположился забинтованный Алан, которого подпирали с двух сторон Машка и бабушка Фира. За окнами сгущались сумерки.
Алан, морщась от боли, рассказывал:
— Я давно знал, что Полковник имеет дурную привычку переодеваться в милицейскую форму и в ней уходить с места теракта. Поэтому я вынул пластиковую взрывчатку из шахидского пояса Машки и напихал ее за подкладку с внутренней стороны бронежилета Петровича. А Машкин пояс набил замазкой, ее там, в подвале целый ящик был. Ну вот, Полковник переоделся в броник, как я и думал. А потом все просто — нажал кнопку на пульте и сам взорвался. Нам повезло, что он в твоей бронированной машине оказался. — Он озадаченно нахмурился и спросил сыщика: — Слушай, а как же ты теперь без своей тачки будешь?
— И не говори, — вздохнул Крюков, — придется «запор» покупать. — Он пристально вгляделся в темнеющую дорогу впереди. — Блин, это что за парад военной техники?
Навстречу им, сияя огнями, шла целая колонна бронетранспортеров. Сверху над ней в еще не потемневшем окончательно небе барражировала пара вертолетов. Позади бронетехники мчались микроавтобусы журналистов.
— Не иначе, всем народом на террористов поднялись, — высказал предположение Крюков.
Он посигналил фарами дальнего света и поставил свою машину чуть наискосок посреди трассы. Головной бронетранспортер затормозил, за ним остановилась вся колонна. Движение по трассе застопорилось.
Крюков вылез из машины, из бронетранспортера выбрался генерал Орлов в камуфляже. Они двинулись навстречу друг другу.
— Я уже в курсе всех событий, — сказал он в точке встречи, крепко пожимая руку Крюкову. — Ну вот, сыщик, дело и закрыто. Поздравляю…
Тележурналисты и фоторепортеры, как стая воронов, слетелись на поживу. Крюков буквально ослеп от ярких вспышек. Правда, основной интерес у представителей прессы вызвал генерал. Он приосанился и, глядя в камеры, хорошо поставленным голосом начал вещать что-то уместное в подставленные к лицу микрофоны. Вопросы сыпались один за другим.
Наконец один из журналистов обратил внимание на скромно стоявшего в сторонке Крюкова. Он махнул рукой оператору, чтобы тот направил камеру на капитана.
— Вы не из «Дружбы» едете? — спросил он без всякой надежды в голосе.
— Оттуда, — кивнул сыщик.
— Насколько нам известно, в поселке школа захвачена террористами? — оживился журналист.
Крюков нацепил на лицо самую простоватую из своих улыбок и сказал, глядя в объектив:
— Захват имел место, однако террористы уже ликвидированы. Была небольшая перестрелка, но давно закончилась. Никто из заложников не пострадал. Я так думаю, туда криминалистов надо посылать и сыщиков по убойным делам. Боюсь, местные не справятся. Пользуясь случаем, обращаюсь к полковнику Шабанову из Москвы, — он сделал камере ручкой. — Женя, тебя ждет в «Дружбе» приятный сюрприз. Труп с больш-и-и-ми руками. Ты его давно искал. Так что в отпуск не торопись уходить, это дело не терпит суеты.
Сыщик вернулся в машину и продолжил путь домой. Он подумал, что неплохо было бы отправить Женьке Шабанову открытку, но так и не смог решить — с поздравлениями или с извинениями…
Настал день, когда опер Крюков снова переступил порог Управления спецслужбы. Казалось, в последний раз он видел родные стены целую вечность тому назад. За истекший период здесь ничего не изменилось. Так же мудро переглядывались с портретов на противоположных стенах писанные маслом президент и Дзержинский, так же висел под потолком табачный дым. Так же полулежал на стуле с блаженной улыбкой на лице Барчонок. Только за столом вместо Витьки Мокеева сидел молодой опер, пришедший недавно после окончания милицейской школы. Крюков даже не запомнил, как его зовут.
— Пасешь скотину? — спросил сыщик. — Кайфует, плесень?
Молодой опер кивнул и произнес с раздражением:
— Ему кайф, нам геморрой. Опять наширялся и аварию, гад, устроил. Три машины вдребезги. А самому хоть бы что.
— Жертвы есть? — спросил Крюков.
— А как же? Сидеть бы ему, только этого урода снова папаша отмажет.
Крюков подошел к Барчонку и от души похлопал его по щекам вместо дефибрилляции. Тот, казалось, был выше мелких обид, и даже не заметил этого. Он продолжал парить в своих героиновых облаках.
«Дело закрыто», — сказал генерал Орлов.
Так, да не так. Непотопляемый Баринов, как всегда, вышел сухим из проруби. И он по-прежнему будет наживаться на смертях и слезах людей благодаря использованию должности. Потому что работа у него такая. Кто к нефтяной трубе присосался, кто к газовой, а Барин — к трубе властных полномочий. А по сути власть — те же деньги, это только вопрос конвертирования.
Вместо погибших — Анвара и Оборотня-Крамского — он найдет себе новых заплечных дел мастеров. Это ведь, так сказать, переменный состав. Тот самый «подтирочный материал», как говаривал Крамской. Дураков на свете много и, скорее всего, Барин без кадров не останется. А этот подонок Баринов-юниор задавит еще десяток ни в чем не повинных людей, прежде чем сам разобьется в лепешку.
— Посмотрим, может быть, и не отмажет, — процедил сквозь зубы сыщик. — Где номер телефона Барина?
Молодой опер протянул ему бумажку с цифрами.
— Я сам хотел позвонить, но боялся, что сорвусь, гадостей наговорю. А мне бы еще хотелось тут поработать.
— Надежды юношей питают, — меланхолически заметил Крюков, набирая номер. — А вот мне что-то тут работать расхотелось. Знаешь, есть такое животное, типа нутрии — выхухоль. А есть еще нахухоль и похухоль. Вот их я и буду разводить на пенсии. Алло? Приемная? Господина Баринова позовите, пожалуйста. Это насчет его сына. Да, спасибо.
— Баринов слушает, — раздалось в трубке.
Крюков изобразил лицом и телом майора Поповича и гаркнул в трубку:
— Гаварыт дяжурный по Управлению спяцслужбы майор Ёпэрэсэтович!
— Ну, что еще? — голос Баринова выражал недовольство и скуку.
Крюков выдержал паузу по Станиславскому. Получилось вполне по-мхатовски.
— У меня для вас трагическое сообщение. Кряпитись. Мужайтись. Вам известен красный «феррари» с номером… — сыщик назвал цифры номерного знака машины Барчонка. — Значить, тут такое дело. Произошла авария. Машина, значить, разбита напрочь, как из-под локомотива вынули.
— Это машина моего сына! Что с ним?! Он не пострадал?! Отвечай, мать твою! — Барин заорал в трубку так, что едва не оглушил сыщика.
Теперь следовало бы успокоить вельможу и сообщить ему, что свершилось чудо, и его драгоценный ублюдок жив-здоров и
