Впрочем, мне было все равно, кто подумает обо мне плохо, главное, что остановить некому: ни Викуши, ни Егора нет, и их появление, судя по позднему часу, уже не предвидится. Села на бетонную, полуобломанную панель за корпусом, и вот откуда взялась эта страшная штуковина, если вокруг все прибрано и доведено «до ума». Как у нашего человека так получается, что всегда что-то да недоделано? Наверно это такой бессознательный порыв — оставить зазор на «новое», осколок надежды на перемены, подсознательный страх всего крайне упорядоченного, как будто безупречный мир будет закостенел и мертв. Немного света от бокового фонаря освещает профиль Игоря, он пришел за мной практически следом, пристроился рядом как подросток, руки по швам и лицо блаженное, в какой-то момент его можно спутать с сыном, и внешне и по порывам, сердце сжимается. И кто из нас неправ? Наверно я, чувствую скальпель в заднем кармане джинсовых шорт, сверкаю голыми коленками; мне надо, чтобы он позвал меня к себе в номер, а он притих и ведет себя как пионер, только не хватало, чтобы за руку подержал, как положено девственникам, и он взял меня за руку! С ума сойти!
Нет, ну мне реально придется напиться. Что, он собирается так и стоять тут?! И как тогда я, блин, все проверну!? Стоит и смотрит на Луну, мимо ходят люди и уже подозрительно косятся на нас. Когда же до него дойдет, что пора сваливать, уйти с глаз!?
— Ты знаешь, где мой номер? Придешь следом? — ну наконец-то, хвала небесам, еще один день в таких напрягах не выдержу, вот не позвал бы, так бросила бы все и уехала сразу в город, честно!
— Ага, — слегка пьяно отвечаю я. — Приду чуть позже, проблем не хочу…
Ну конечно, мне надо мой мешок притащить, а за ним надо сбегать, от стадиона меня сюда практически притащили силой, и сумка осталась там, в гримерках. Пробегусь, а это признаться не так уж и близко, и заодно протрезвею, отпила жирный глоток, показывая Игорю свою лояльность к предстоящему, знать бы только, чего он там напланировал. Игорь ушел в свой корпус и все нервно оглядывается, видимо, не верит, что я приду, потом резко возвращается, у всех на глазах вообще-то, наклоняется ко мне и говорит:
— Не придешь, я искать тебя пойду, хоть в лагерь… шум подниму.
Ни фига себе, во дает, и глаза лихорадочно у него блестят, так заколбасить можно не только Алену. Неужели он?
— Зачем? — спрашиваю.
Только этого не хватало, вот кто его так развратил, надышался там на своих урановых рудниках не пойми чего и совсем реальные границы утратил, даже свидетелей не боится.
— Не знаю, но пойду… — вцепился мне в руку, а под фонарем уже собрались любопытствующие.
— Приду, только вещи заберу из гримерки, а то к утру эти будки, возможно, разберут… — мужик-то весь на нервах. Что он там придумал?
Побежала со всей прыти к стадиону — оказывается это далеко, несусь и боюсь, как бы Игорь чувство времени не потерял совсем и не сорвался раньше, кажется у него психоз открылся, может это и есть непрофильный выход субличности маньяка или совести из-за убийства предыдущей юной подружки? Прибегаю, а гримерку закрыли на замок, большой такой, черный, металлический, торчит пятном на белом свежекрашенном срубе двери, и на хрена. Кто его присобачил? Даже предположить не могу, у кого теперь искать ключи?! Подергала замок, тяжелый, сразу завоняло от рук металлом как кровью, вытрясла дверь — и что толку! И я ору от отчаянья, ору и бегаю как редкий псих вокруг гримерки под стадионными софитами, жаль свидетелей нет, а то меня такую уже бы вывезли в «лечебное» заведение, отгородив, наконец, от всего творящегося тут. Нашла камень и бью со всей силы по замку, и мне плевать, что подумают, мне нужен этот чертов парик! И бью, и бью осколком бетонного булыжника по смычке петли с дверью, булыжник вдруг раскололся, но и замок не выдержал, отвалился застежкой вместе с креплением, остался у меня в руках, и дверь качнулась в мою сторону освобождено.
Удивительно конечно, что никто так и не пришел на такой шум, все сосредоточены вокруг крепких напитков, щедро выставленных сегодня на банкете, конечно не для пионеров, но кто ж там уже разберет, главное, никому сегодня это и не нужно, следить за нами. Заскакиваю в коморку и света как назло нет, и шарю в темноте, куда завалили мою сумку, сюда видимо стащили со всех других гримерок все более-менее ценное барахло. Да я полгода отсюда не выпутаюсь! И уже представляю в красках, как подхмелевший Валевский-старший стоит под окнами нашего корпуса и орет во все горло, или вообще лезет на крышу веранды, покрываюсь оттого прелым ужасом — ведь все это дерьмо достанется Ромке! Тяну на свет стадионных фонарей нечто на ощупь похожее, и едва понимая, что это и есть моя сумка, стремглав несусь обратно. Краем глаза мне показалось, что я видела грузную фигуру у выхода со стадиона в сторону аллеи, но мне право было не до этого. Кто стоит, кого ждет?! Помчалась уже не по аллеям, а через оградки и кусты, перепрыгивая их и оцарапываясь; возможно я боялась остановиться, воз можно, остановившись, я бы отказалась от своей затеи, но я уже заскочила в стеклянно-прозрачный лестничный пролет корпуса, где обитал Валевский. Да, я знаю, что Игорь тут почти всегда живет. Викуша при лагере, а Боря Ким за пролеском, на окраине всего комплекса; постройка его дома еще со старых времен осталась, там настоящая русская печь и другие деревенские радости; мы с Наташкой частенько домой к ее отцу бегали. Поднялась на третий этаж рывком, встала с упором на колени, головой вниз и отдышалась, запихала сумку пока за огромный, выросший деревом фикус в кадке, прихватив только ампулу «психотропа», и иду по глухому коридору, выстилающемуся на повороте тканой дорожкой; только что отъехал лифт и хорошо, что меня не видели — спрятаться тут негде. Дверь в номер Валевского предусмотрительно приоткрыта, сделала выдох и захожу, дверь закрываю пока, свидетели-то не нужны. Игорь какой-то совсем уже навьюченный и сходу толкает меня в стену, целоваться лезет — не так уж и пьян, чтобы уж вот так вот.
— Обещал, что подождешь конца сезона, мы же договариваться… договаривались… — оттягиваю от себя его мокрый открытый рот, он так мне всю затею испортит.
— Так я ничего и не делаю… — но отпрянул.
— У пионеров такое значит уже все! Выпить есть чего? Только холодное… — да я до сих пор дышу тяжело, наверно он думает, что это страсть — вот я влипла!
Прошли в комнату, там уже стояла бутылка в ведре со льдом, все как полагается, и другое ведро с фруктами рядом, и тазик всяких разных конфет — явно готовился… Села по другую сторону стола, он открыл бутылку нетерпеливо, налил шампанское в очень узкий бокал, и пенка поднялась, переливаясь, зашипела, а я залпом выпила, дыхание восстановилось, но там был-то всего один глоток.
— Ну, так что, рассказывай, как это все приключилось с тобой, — начала я. — Это все из-за моей матери? Хочу понять, чего тебе от меня надо, — мне нужно время протянуть, «сонник» должен в него как-то попасть.
— Ты о чем? Что я в Лизу был влюблен? Ну да, было дело, я даже развелся, но она не вернулась… Но у нас не было ничего, говорю же, она была с принципами вся, ну или что точнее: ей никто не был нужен.
— То есть это все потому, что мы похожи… — вот блин, да отвернись ты уже от меня, хватит уже пялиться.
— Да вы не похожи! Вообще! Внешне есть что-то, жесты там, вначале, конечно, это меня и зацепило, и Алена твоя из-за этого сорвалась, — налил еще по бокалу, но мне не удается ничего сыпануть.
— В смысле Алена? — во дает, он вот так мне признается?
— Она тебе не говорила? Странно, думал давно все всем разболтала! Да стоило только от Викуши скрывать, у нас был с ней роман, но когда работаешь вместе — все так сложно, короче, я не хотел, чтобы Вика срывалась на девчонку, а сейчас… я все равно собираюсь уехать…
— А Алена собиралась с тобой…
— Нет…
— Как же, зачем она хотела «кубок» выиграть, только чтобы ехать за тобой… И что случилось?
— Ты…
— Это я уже поняла, подругу я потеряла с самого начала сезона…
— Нет, не сразу, она хотела в Краков за мной, это я понял и поддерживал ее, я знал, что команда не выиграет, но тут начался ваш конфликт. И Алена слетела, стала такую агрессию тащить, я конечно диву давался, сдуру как-то ляпнул, что ты на мать похожа, но так, без придыханий, вот она и зациклилась на тебе… И я тоже. Случайно! Не хочу, чтобы ты от меня шарахалась как от педофила, поэтому и рассказываю, что все естественно… Когда Вика собралась Алену в поездку отправить, я был дико рад и сам путевку горящую нашел, мы договорились, что встретимся в Москве, я дал бы ей денег, думал, что она успокоится…
— Но ты не собирался никуда ехать… — он сделал глоток, в этот раз я успела ливануть психотропное в его бокал.
— Нет, не собирался… — он еще отпил.
Разговор идет в правильном русле, но меня очень смущает, что он так открыто обо всем говорит, и завернутость на мою персону он открыто признает, это вполне в маньячную тему вписывается. Но и все же, зачем меня надо было убивать? Кажется, что ему никто не отказывает, и он привык соблазнять дубово, и не парясь. Откуда такая извращенность? Ответ может быть один, если он псих, тогда и нормальные объяснения неактуальны. Может он вообще не знает, что косит девиц?
