Хоть бы он скорей вернулся!
Снова затрещало — а потом раздался жуткий крик и все сразу стихло. Господи, неужели Дима?!
Я вскочила, я уже не могла сидеть, было бы светлее — я бы бегом кинулась, а так пришлось пробираться осторожно, ну где же эта калитка?.. Только не нашуметь, вдруг настала такая тишина, мертвая… и все кусты цепляют, все ветки на земле под ноги лезут… Вот! Смешно — забор проволочный, а калитка деревянная, высокая, так глупо торчит, словно сама по себе… Что-то он тут открывал…
И вдруг слева бахнуло, теперь совсем близко, они что, из пушки стреляют? И сразу треснуло в ответ, потом просвистело что-то над головой и тут же ещё два выстрела…
Я свалилась на четвереньки, стреляли совсем недалеко, я даже видела вспышки с левой стороны. Ну куда я вылезла, он же велел сидеть за домом… Снова стало тихо, а после вдруг замелькал свет, как будто от карманного фонаря, и послышался какой-то неразборчивый разговор.
Через ветки мне было плохо видно, но как будто несколько человек там ходили. А потом один отделился и направился в мою сторону.
Все! Пропала я! Ведь говорил же тебе умный человек, говорил — сиди за домом, ну чего ты сюда вылезла, ведь сейчас тебя из-под этого кустика вытащат за шкирку как котенка…
А тот подошел совсем близко — и потянулся рукой через верх калитки. Господи, это же он!
Я вскочила на ноги и кинулась навстречу.
— Дима! Ой, Димочка! Ты живой?
— Ф-фу, Аська! Так же до смерти перепугать можно… Ну успокойся, все уже, все, ну не реви ты, это ж хорошо, что у меня усов нету, а то все промочил бы…
Он меня целовал и обнимал, а я цеплялась за него, я прижималась изо всех сил, как будто висела над обрывом и цеплялась за скалу… и ревела в три ручья.
— Хватит тебе уже, подбери сопли, рыжая команда! Ехать пора.
Наша машина так и стояла с открытой дверцей. Он меня усадил, снова велел пристегнуться, аккуратно прихлопнул за мной дверцу. Сам обошел, сел за руль и завел мотор. Пробурчал:
— И развернуться негде, опять задом ездить…
Мы медленно пятились, кто-то сзади размахивал фонариком, Димка прижался к правой стороне и осторожно проехал мимо того человека, а потом сразу прибавил скорость и выскочил с разворотом на главный проезд. Но фары у него немного светили, и я успела заметить какого-то незнакомого с фонарем и другого — тот лежал у него под ногами.
— Кто это там?
— Один из тех, что нас отбивали, их Иван Иваныч прислал.
О Боже, это ведь из-за меня человека убили! Какой ужас…
— А второй, с фонарем?
Он уставился на меня:
— Так я же про него и говорю.
— Нет, тот… что лежит…
У него стало каменное лицо:
— По-моему, это Кононенко. Он убит.
И вдруг сошлись брови:
— Надо бы увериться, чтобы наверняка знать. Ты сможешь?
Я отчаянно затрясла головой.
— Нужно, Асик. Это — самый страшный для нас с тобой человек. Если он убит, мы хоть на время можем дух перевести, а если цел, наши бега только начинаются. Идем.
Он отстегнул мой ремень, обошел машину спереди, открыл дверцу.
— Идем, маленькая. Живых надо бояться…
Навстречу нам шел человек с фонариком, Дима окликнул его:
— Подожди, друг, минутку, присвети нам.
Я смотрела буквально секунду — и тут же кинулась наутек. Только выдавила из себя на ходу:
— Это он.
Димка меня снова усадил в машину, теперь сам пристегнул. Вернулся за руль, однако задумался на миг, взял с заднего сиденья сумку, порылся и протянул мне плоскую бутылочку:
— Глотни. Это коньяк.
— И без него тошно!
— Глотни. Как лекарство.
Мы тронулись к выезду из Садов. Димка с трудом протиснул наш «Москвич» мимо двух автомобилей. У заднего ещё горели фары. Мне показалось, что там лежат еще… люди, но я постаралась не смотреть.
Впереди, ближе к воротам, пришлось остановиться: там стояли одна за другой три машины, только две ближние задом к нам, а третья — носом, и возле неё возились какие-то крупные ребята, по-моему, старались вытолкнуть наружу. Димка выбрался из-за руля и пошел туда.
* * *
Мужики впереди толкали какую-то «девятку». Меня словно укололо, я прибавил шагу.
Андрюша дышал, по-моему, а Иван Иванычу пуля попала прямо в лоб.
Я закричал:
— Стойте, что ж вы делаете?! Это же свои!
Откуда-то появился человек чуть старше других:
— Что такое? — спросил он уже знакомым голосом.
— Это же из СИАМИ машина! Андрюша и Иван Иваныч!
— Это те, бригадир, что уже к концу подоспели. Ну, мы их встретили…
— Но как же вы… вы что, не узнали? Это же наши, из СИАМИ!
— Простите, господин Маугли, вижу, накладка вышла… Но мы-то не из СИАМИ.
Обходились с нами довольно вежливо. Никак я не ожидала от этих обломов такой корректности. Видно, мы и в самом деле представляли для них большую ценность. Пока нас вместе с нашими сумками перегружали из привычного уже «Москвича» во что-то большое и шикарное, Дима успел объяснить скороговоркой, что обломы эти не из СИАМИ и везут нас к каким-то большим людям. И опять велел помалкивать, не дергаться и ему подыгрывать…
По всяким дурацким фильмам эту поездку я представляла совсем иначе мрачные рожи, ствол в бок… Так вот ничего подобного. На просторном заднем сиденье нас было двое. Димка удобно развалился, покуривал, только время от времени морщился и потирал правую сторону груди. Я его спросила глазами, он буркнул:
— А-а, упал неудачно, мобильник раздавил.
Положим, вид у него был такой, будто падал он раз десять и раздавил не один мобильник, а целую АТС, и не только правым боком, но и спиной, коленями, а какую-то мелочь — лбом. Но он не стал вдаваться в подробности, а спросил:
— Ты как?
Я опасливо покосилась на наш конвой. Чугунные затылки даже не шелохнулись, кажется, и в самом деле охраняли нас, а не сторожили.
— Ничего, нормально. Только пить очень хочется.
— Ребята, даме хочется пить…
Похоже, я чего-то не понимала в ситуации: громила, сидящий справа от водителя, безмолвно вытащил откуда-то банку «пепси» и протянул через плечо. Пытку голодом и жаждой к нам, очевидно, решили не применять.
— Слушай, Ася, внимательно. Ситуация такая: на тебя напали и потом за нами гонялись начальник вашей охраны и его люди. Теперь они нам уже не страшны.
— Ты думаешь, без Мюллера нас никто не тронет?
— Я думаю, большинство из них пострадали в этой… скажем так, разборке между враждующими преступными группировками, милиция теперь с «Татьяны» не слезет, оставшиеся надолго примолкнут. Да я и не знаю, много ли их осталось.
— Всех перебили?
— Ну, из этих кое-кто выживет, но я имел в виду тех, что не были задействованы в погоне за нами. Может, найдется там кто-то на место Мюллера, но им теперь долго нельзя будет идти на противозаконные действия.
Он говорил очень уверенно, но двойная складка между бровями как-то мешала мне испытать такую же уверенность.
— Моего шефа тоже убили, вроде бы по запарке…
Я похлопала глазами, он пояснил:
— Ну, ненамеренно. Андрюша, надеюсь, выживет — шофер, хороший парень, я с ним работал.
Чугунный затылок, что мне «пепси» давал, повернул к нам чугунное лицо:
— Промашка вышла, думали, это к тем подмога едет. Неудачно получилось.
— Но разве вы не знали, что ваш начальник должен приехать?
— Наш начальник не должен был приехать, мы сейчас сами к нему едем.
Вмешался Дима:
— Мы едем к человеку, для которого добывали сведения, и это его работники. У нас в СИАМИ вооруженной охраны нет.
— Но ты же сам с оружием!
— Для самозащиты. Только.
— Ну, вы, господин Маугли, неплохо защищались, — уважительно заметил собеседник.
Я недоуменно повернулась к Колесникову, он промолчал, словно ничего не заметил, и у него самого лицо стало если не чугунным, то каменным.
— Выпьете за знакомство?
Колесников кивнул все с тем же каменным лицом. Собеседник выудил откуда-то фляжку, сделал сам первый глоток, обтер горлышко ладонью и протянул Диме. Представился:
— Алексей. Бригадир.
Дима поднес фляжку к губам, глотнул и, вытянув губы трубочкой, сказал «хух-х-х». Аккуратно завинтил крышечку и вернул фляжку хозяину. Тот спросил у меня:
— А вы?
Я хотела отказаться, но тут Колесников разлепил губы:
— Выпей глоток. Задержи воздух, выпей, потом выдохни.
Я задержала воздух, глотнула — и остолбенела с выпученными глазами. Димка хлопнул меня по загривку, я еле-еле перевела дух и закашлялась. В глотке жгло огнем, на языке ощущался странный вкус.
— Спирт на семи травах, — пояснил бригадир Алексей с некоторой гордостью в голосе.
Вот уж не ожидала от этого вида позвоночных нормальных человеческих чувств! Точно как Галка, когда хвасталась своим вареньем из кабачков. Но тут он добавил такое, чего от Галки мне слышать не приходилось:
