моря. Разъяснив галдящим и страждущим их права, я посоветовал им обратиться с письменными заявлениями в дежурную часть Советского РОВД. Объяснив им не только их права, но и неизбежную ответственность по статье 144 административного кодекса. А еще пообещал им, что от РОВД обязательно будет представление в совпарторганы на их организации по поводу уничтожения зеленых насаждений во дворе, где проживают советские трудящиеся. В завершение я доверительно сообщил газонным вандалам, что жители трех домов готовят на них коллективную жалобу в обком партии. И, что их кляуза на орденоносного ветерана ВОВ Марью Васильевну Климачеву, относительно сегодняшних событий, будет самым неопровержимым признанием ими своей вины перед обкомом КПСС в экологическом терроризме. Шипя и изрыгая угрозы в адрес безумной старухи и покрывающего ее бандитизм участкового, адепты Промстройбанка удалились не солоно хлебавши.
- Егорыч, ты не сомневайся, я, если что, я завсегда! – Марья Васильевна Климачева прижимая к груди укутанные в газету две поллитры с самогонкой, пятилась на выход, – А полы я тебе, хоть сейчас помою, – без особой уверенности в голосе пообещала она, еще сильнее прижав к себе бутылки.
- Не надо сегодня, – не стал я посягать на блистательный бенефис боевой старушки принуждением ее к обыденному половому акту, – И завтра не надо, до следующей недели терпит, полы пока чистые. Ты, главное, не переборщи сегодня и соседей не тирань! – без особой надежды то ли потребовал, то ли попросил я старуху. – Договорились?
- Договорились, Егорыч, ей богу, договорились! – мелко кивая своим морщинистым лицом, победившая Гитлера и Промстройбанк бабка Климачева, наконец-то скрылась за дверью. Скрылась, прижимая к своему бесстрашному сердцу сивушный гонорар, который уже давно был ей дороже ее, добытых собственной кровью, медалей.
- Чего тут происходит? – ввалился в опорный мой напарник Вова, – Там во дворе демонстрация, как на Первое Мая! Чего они сюда приходили?
- На бабушку Климачеву керосинить приходили. Она машины им немного покоцала, вот и обиделись твари! – указал я Нагаеву н прислоненный к сейфу пожарный топор.
Вова, похоже, ничего толком из сказанного не понял, но дальше расспрашивать меня не стал. Его, видимо, заботило больше другое. Придет ли к нам сегодня после обеда гражданин Мамедов Гусейн или нет.
- Очень надеюсь, Вова, что не придет. Два с половиной часа назад его корешей из приемника с суток должны были отпустить. Полагаю, что братовья Кулиевы прямо сейчас усиленно пытают Гусейна на предмет того, почему из всей их банды только его не пороли и даже на сутки не посадили. А наш недорасстреленный, заливаясь слезами, рассказывает им, как чудом вчера от расстрела ушел. Что пуля у его виска просвистела. Про убиенного, и в той яме захороненного Чирка тоже, думаю, расскажет. Очень надеюсь, что не удержится у него вода в жопе.
- И чего? – напрягся Вова, – Они же его к Ягутяну сразу потащат!
- Конечно, потащат! Вот только Ягутян ему не поверит, – успокоил я Нагаева и тот облегченно выдохнул. – Сначала не поверит, а потом поверит, уж больно соблазн велик! А он при всех своих мозгах все равно баклажан, а, значит, барыга! И, стало быть, выгоды своей несказанной упустить не пожелает. Вернее, не сможет. В крови у них, у баклажанов, тяга к выгоде! Так что, готовься Вова, завтра нас с тобой арестовывать будут! – обнадежил я друга.
Мой друг и соратник по борьбе с мировым злом и этнической преступностью окончательно потерялся и смотрел на меня бессмысленными карими глазами. Только теперь до меня дошло, что Вова расстроился по-настоящему и, что напуган он тоже всерьез. Мысленно обругав себя самыми матерными словами, я начал объяснять другу происходящее. И наш с ним замысел.
Постепенно несвойственная вовиному лицу аристократичная бледность сошла на нет и щеки его начали розоветь. Уверенности в его глазах прибавилось ненамного, но озираться он прекратил и внимал осмысленно. В очередной раз я порадовался, насколько мне повезло с напарником. Въезжал он быстро и уже минут через пять, вместо страха в его глазах искрился оперской кураж.
Утренняя оперативка уже подходила к своему завершению и я уже в десятый раз бросал обеспокоенные взгляды на дверь. Майор Тарасов, что-то уловивший в наших с Вовой зырканьях в сторону выхода, тоже недоуменно начал посматривать то на нас, то на дверь из своего кабинета. Я уже почти свыкся с крахом своих расчетов, когда дверь кабинета заместителя начальника Советского РОВД распахнулась от чьего-то хамского тычка.
На пороге, в позе Командора, стоял начальник отдела городской прокуратуры по надзору за органами внутренних дел советник юстиции Гайк Радикович Ягутян. Собственной персоной! За его узкоплечей фигурой в форменном мундире виднелись сопровождающие его лица в прокурорском, милицейском и зеленом обмундировании. Все правильно, Ягутян прибыл в полном комплекте. Он взял не только своих, но и ментов из города или области. И даже инспекцию по личному составу из областного УВД не поленился притащить. Стало быть, начальник УВД области в курсе происходящего и уже готовится к звонкой затрещине из Москвы. Потому как без мерзостстного для любого милицейского руководителя спецсообщения в МВД СССР, сегодняшнее прокурорское мероприятие уже никак не обойдется.
Прежде, чем о чем-то спросить советника юстиции, майор Тарасов с ненавистью посмотрел на меня. Он понял, чего мы с Вовой так ждали. Вернее, подумал, чего мы так опасались, нетерпеливо поглядывая на дверь. Все опасливые сомнения Слоника, которые роились в последние дни в его лобастой голове касательно двух мутных подчиненных, подтвердились. Да еще в такой демонстративной и зубодробительной форме. Но сдаваться без боя Слон не собирался и тем набрал в моих глазах десяток очков.
- В чем дело, Гайк Радикович? У меня совещание, можно было бы и подождать! – повысил майор голос, – Или хотя бы постучаться, вы не у себя в кабинете!
Ай да, Слоник! Ай да, молодец! Никак не ожидал я, что майор Тарасов, даже не узнав глубины жопы, в которую, судя по всему крепко попали его подчиненные, будет так непочтительно гавкать на прокурорских. Еще десяток очков положил я на чашу весов, в которой находился зам по службе.
