предметом поклонения. Когда-то они с Прядко занимались диким убийством — невеста после свадьбы прямо на брачном, что называется, ложе, зарезала жениха, нанеся ему около десяти ран кухонным ножом. Оказалось, жених был раньше мужем ее старшей сестры. Она его соблазнила, когда жила с ними вместе в одной квартире — сестра ее, приезжую, приютила. Соблазнила, чтобы доказать сестре, что она ничуть не хуже, что тоже нравится мужчинам и вполне может устроиться в этой жизни. Соблазнила, заставила развестись, а потом возненавидела и себя, и его, поняв, что он в любой момент может вернуться к сестре.
Конечно, сестры Апраксины, девушки из интеллигентной семьи, выросшие среди картин, художников и искусствоведов, мало походили на сестер Мамыкиных, торговавших на вещевом рынке, но страсти человеческие, увы, не снимаются образованием и воспитанием, они очень часто оказываются сильнее всего.
Вернувшись домой, он отключил телефоны, залез в душ, потом поел и отправился спать. Думать ни о чем не хотелось.
Проснулся он уже среди ночи. За окном шумел дождь. Ветер был такой сильный, что шторы раздувались, как паруса. В открытое окно капли дождя даже долетали до его лица. Он встал, прикрыл окно. Вдруг в шум дождя и раскачиваемых веток деревьев ворвался совершенной неуместный женский смех. Прислонившись лбом к стеклу он увидел компанию юнцов, не торопясь, постоянно останавливаясь, словно и не было никакой непогоды, шествующих прямо посреди улицы, по которой текли потоки воды. Двое отстали, замерев в поцелуе. Остальные тоже остановились, повернувшись к ним и крича что-то одобрительное.
И тут из-за угла вынырнула машина, обдав юнцов светом фар. Но им было на все наплевать, они и не думали посторониться.
Ледников замер. Он зримо представил себе, как машина врезается в стайку, расшвыривая в стороны, словно тряпичные, тела этих юных балбесов, уверенных в своем праве не замечать ничего вокруг…
Но машина притормозила, аккуратно объехала стоящих посреди улицы юнцов и помчалась дальше. Они же даже не обратили на нее никакого внимания. Целующиеся, наконец, оторвались друг от друга и помчались вперед держась за руки. Остальные, дико крича, бросились за ними. И уже через несколько мгновений улица была пуста.
Он снова забрался в постель, сцепил руки за головой и смотрел на тени раскачивающихся веток, которые метались по потолку… Утром надо будет завершить все дела. Объясниться с Прядко, который, конечно, вряд ли будет доволен тем, что у него увели Нагорного, который причастен так или иначе к убийству Даши и дяди Коли. Потом поговорить с Градовым — высказать ему все, что Ледников думает относительно его манеры делать дела за спиной других, причем даже не ставя в известность. И это под разговоры о совместной работе и доверии.
А еще Апраксина… Эта женщина, которая по-прежнему остается загадкой. Она кажется слабой и беззащитной, а иногда он вдруг начинает подозревать, что она смела, азартна, но при этом скрытная и вообще способна быть опасной… И эту свою способность она, в отличие от Разумовской, которая свои черты хищника с упоением демонстрировала, таила и старалась не проявлять. И может быть, именно это, скрытая хищная сила, и притягивало его к ней…
Глава 33
«Чем-то приходится жертвовать»
Прядко поутру объявился сам — позвонил из машины и сообщил, что будет через десять минут. Открывая дверь, Ледников скорчил грустно-значительное выражение лица, приготовившись отбиваться от упреков. К его изумлению, Прядко с трудом сдерживая возбуждение, протянул Ледникову тяжелый сверток:
— Валя, это тебе.
— Это еще что?
— Коньяк, но не просто коньяк. Ты такого не видел. Нет, ты посмотри-посмотри…
Ледников развернул упаковку и достал темно-вишневого цвета коробку, на которой красовался выдавленный золотом портрет Черчилля. Непонимающе взглянул на Прядко.
— Ты бутылку достань! — нетерпеливо бил копытом тот.
Ледников вынул из коробки длинную узкую бутылку с массивной золотой пробкой все с той же бульдожьей физиономией на этикетке. Понимая, чего ждет Прядко, оглядел бутылку.
— Ну, коньяк армянский, двадцать лет выдержки…
— И больше ты ничего не видишь! — возликовал Прядко. — Ты присмотрись, следователь, присмотрись! Там же внутри сигара!
И тогда Ледников заметил, что в дне бутылки отверстие, заткнутое пробкой. А за ним длинная узкая выемка, в которой спрятана сигара.
— Ну, оценил? — расплылся в довольной улыбке Прядко.
— Не то слово. Только я не курю.
— А я что — курю? Ты оцени замысел. Ну, что ты на меня так смотришь?
— Жду разъяснений. За что сии дары?
— А то ты не знаешь! Валь, вчера моему начальству позвонили из органов и выразили благодарность за помощь, которую майор Прядко оказал в деле государственной важности. Начальство там на уши встало. Мне уже кое-что обещано…
— А я-то тут при чем?
— Валь, кончай ломаться. Я что такой дурак, что не понимаю, что это твоя работа?
— Ну…
И Ледников в который раз уже подумал, что сильно недооценивает Олега Григорьевича Градова. Этот человек умеет работать. Но разубеждать Прядко он ни в чем не стал. Во-первых, потому как он что-то на сей счет Градову говорил. А во-вторых, пусть Прядко считает себя несколько в долгу. Это может пригодиться.
Посвященный сэру Уинстону коньяк поутру решили не открывать и просто выпили за успех по рюмке водки. И у Ледникова вдруг вырвалось:
— А господин антиквар от нас ушел! Его мы с тобой не наказали.
Прядко, жевавший бутерброд с сыром, подняв брови, посмотрел на него. Дожевав и глотнув кофе, твердо сказал:
— Ну, того гада, что дядю Колю убил, все-таки прихлопнули. А что касается этого антиквара… Знаешь, если бы я из-за каждого невзятого заказчика переживал, мне было бы не до работы вообще. Это раз.
— А два?
— Чем-то приходится жертвовать. Как я понял, через него вышли на очень серьезных людей. Да что я тебе объясняю! Сам все прекрасно понимаешь.
Ледников, конечно, понимал. Он не понимал только, почему ему так хочется достать Нагорного?
Пункт второй программы, намеченной Ледниковым, тоже объявился сам.
— Здравствуйте, Валентин Константинович, что-то я никак не могу до вас дозвониться. Куда вы пропали?.. Давайте встретимся, нам есть о чем поговорить.
Встреча на сей раз произошла между площадью Маяковского и Белорусским вокзалом в тихом парке на Миусской площади на улице Александра Невского у памятника Молодогвардейцам.
Градов появился неожиданно со стороны Тверской. Чуть прищурившись, он с улыбкой посмотрел на Ледникова и сказал:
— Вы, я вижу, не в духе? Уж не я ли вас ненароком обидел?
— Дело не в обидах, — спокойно ответил Ледников.
— А в чем тогда?
— Мне не нравится, когда мои партнеры, с которыми мы