Дома я долго рылась в поисках косметического набора, подаренного мамой к Рождеству, и в конце концов обнаружила его на антресолях. Теперь все было готово для создания задуманного образа.
Когда я наносила последние штрихи, в замке повернулся ключ. На этот раз Прошка, которому выпала честь быть моей дуэньей по дороге в ресторан, явился почти без опоздания. Я отвернулась от зеркала и приветливо улыбнулась. Его реакция превзошла самые радужные мои ожидания. С минуту Прошка остолбенело молчал, потом судорожно облизнул губы и сказал:
- Или ты сию минуту снимешь эту амуницию и смоешь боевой раскрас, или я звоню по ноль три... Нет-нет, не подходи ко мне! Стой там, где стоишь.
- Я всегда чуяла в тебе обывателя и мещанина. Да будет тебе известно, это новое, авангардное направление в моде. Можно сказать, последний крик.
- Это я как раз понял. Сам чуть не закричал. Если ты надеешься, что я покажусь с тобой в таком виде на людях, тебя ждет большое разочарование.
После долгих препирательств я наконец согласилась снять с век пурпурные тени и отказалась от большей части цепочек, но других уступок Прошка от меня не добился.
- Честное слово, Борис вызывает все большее мое уважение, - проворчал он. - Какое же мужество должен иметь человек, чтобы публично назвать вот это, - он указал пальцем, - своей невестой.
- Вообще-то в таком виде я предстану перед ним впервые, - призналась я и добавила с надеждой: - Думаешь, он испугается?
- Хм, сколько времени он с тобой знаком? Три месяца? Тогда вряд ли. Давно должен был понять, что от тебя можно ожидать чего угодно.
- Да, пожалуй, - согласилась я. - Особенно после встречи с моими друзьями.
Прошка не успел подыскать достойного ответа. В дверь позвонили.
Я встретила Бориса хищным оскалом, именуемым в Америке улыбкой. На миг он дрогнул, но быстро совладал с собой.
- Сегодня ты сразишь всех наповал, - приложившись к моей ручке, дипломатично заметило чудовище.
- "Прямо не дама, а динамит", - процитировала я, не убирая оскала. - Так и было задумано. Прошка, ты готов?
Прошка выплыл из комнаты. Новый сюрприз Борис воспринял покислее. Глядя на его помрачневшее лицо, я расстроилась. Неужели ревнует? Тогда все наши домыслы о корыстных мотивах могут оказаться пустыми. С другой стороны, не исключено, что его коварные планы исключают наличие соперника. Ладно, там видно будет.
- Вперед! - скомандовала я, открывая дверь.
[Отбивка]
На сей раз Борис выбрал маленький ресторанчик с венгерским названием и венгерской же кухней. Обстановка там была вполне камерная - деревянные панели на стенах, неяркие лампочки, стилизованные под свечи, два скрипача и пианист, играющие Брамса. Нам накрыли довольно длинный стол и разложили салфетки с написанными на них именами, очевидно, по распоряжению Бориса.
Он, как хозяин вечера, занял место во главе стола, представил друг другу присутствующих и произнес небольшую речь, подчеркнув, что задумал эту встречу в надежде на теплые отношения, которые завяжутся между моими и его друзьями.
Видимо, с целью создать благоприятную обстановку для завязывания таких отношений он рассадил гостей через одного, то есть строго чередуя представителей обоих кланов. Хотя такое расположение благоприятствовало нашему замыслу вытянуть побольше информации из знакомых Бориса, я бы предпочла других соседей. Слева от меня, сразу за Борисом, сидел замухрышка Турцев со своим тиком и неизменным амбалом-телохранителем за спиной, справа - муж Борисовой сестры, глупый и напыщенный, как павлин. Павлина звали Владимиром, и я с первой же встречи окрестила его Вальдемаром. Еще по нашу сторону стола сидели Генрих и рыжая красавица Лариса, жена типа с уголовной внешностью. Напротив нее усадили Марка, потом самого уголовника (звали его Лев), потом Прошку, сестру Бориса Наталью и Лешу.
Поначалу я попыталась разговорить Замухрышку, но он не желал меня замечать в упор - демонстративно повернулся спиной и завел с Борисом беседу о делах. Мне ничего не оставалось, как вступить в беседу с глупым Вальдемаром.
- Помнится, вы говорили, что окончили с Натальей один институт. Вам с ней повезло. Ваша профессия, в отличие от нашей, котируется высоко. Вы работаете по специальности?
- Нет, мои "корочки" - фикция. Меня и в институт-то взяли, потому что я был мастером спорта. Теннисистом. Вместо учебы все больше по соревнованиям разъезжал. Между прочим, мне сулили большое будущее. Потом - женитьба, ребенок, и все пошло прахом.
Вальдемар произнес это таким тоном, будто самолично выносил, родил и выкормил этого самого ребенка, и бросил неприязненный взгляд на жену. Не желая выслушивать его претензии к семейной жизни, я быстро спросила:
- А сейчас чем занимаетесь?
- Так, мелким бизнесом.
Тема рода занятий явно была Вальдемару неприятна, и он быстренько вернулся к любезному его сердцу престижному теннису. Он сыпал именами спортсменов, снисходительно оценивал их технику и выдавал прогнозы на будущее. Мне стало ясно, что ссадить его с этого конька будет весьма непросто. Оставалось надеяться, что по части добычи информации моим друзьям повезет больше. Я незаметно огляделась.
Мне вдруг пришло в голову, насколько странные люди окружают Бориса. Вернее, странные не столько они сами, сколько отношения между ними. Дружеским теплом, беззаботным весельем или хотя бы непринужденностью здесь и не пахло. Я и раньше замечала в этой компании скованность, но тогда приписывала ее неприязни ко мне - ведь я делала все возможное, чтобы вызвать у близких Бориса омерзение. Но сейчас я впервые выступала в роли, скорее, наблюдателя, чем главного участника представления, и меня поразило, насколько далеки отношения этих людей от того, что принято называть дружбой.
Конечно, мои представления о дружбе могут отличаться от общепринятых. Меня с друзьями связывают такие давние и тесные узы, что уместнее назвать их братскими. Но никто не станет спорить с тем, что друзья должны хотя бы получать удовольствие от общества друг друга. А у меня складывалось впечатление, будто каждая встреча для этих людей - нелегкое испытание.
Допустим, им неприятно видеть меня. Но тогда должна была бы чувствоваться некая сплоченность в этом неприятии, а сплоченности не наблюдалось. Больше того, в компании Бориса едва ли было два человека, которые относились бы к друг другу с очевидной симпатией. Даже родственники, и те не составляли исключения. Сестра Бориса, очевидно, была в плохих отношениях с мужем, да и брату не выказывала особого расположения. Вторая семейная пара больше напоминала кролика и удава. Жена сидела за столом как замороженная, а муж буравил ее тяжелым взглядом. (Впрочем, не только ее.) Замухрышка никогда не появляется среди друзей без телохранителя. Борис представил мне его как институтского товарища, но говорят они всегда только о делах. А кроме Бориса Замухрышка ни с кем общаться не желает.
Какого же черта они держатся вместе? Деловое сотрудничество? Но почему Борис упорно навязывает партнерам знакомство с невестой и пытается убедить меня в сердечности их отношений?
Пока я ломала голову над этой загадкой, атмосфера за столом немного потеплела - главным образом благодаря усилиям Прошки и Генриха. Прошка вовсю ухлестывал за сестрой Бориса, нимало не смущаясь присутствием мужа и тем обстоятельством, что дама была на полголовы выше его. К своему удивлению, я заметила, что Наталья принимает ухаживания Прошки весьма благосклонно. Прежде она казалась мне до крайности флегматичной, но сейчас ее спокойствие сменилось искренней веселостью. Как Прошке удалось этого добиться - ума не приложу. Впрочем, его отношения с женщинами всегда оставались для нас непроницаемой тайной. Несмотря на маленький рост, неприличную суетливость и склочный нрав этого прохиндея, дамы в нем души не чаяли.
Генрих изо всех сил старался растормошить замороженную красавицу. В отличие от Прошки он не пытался флиртовать со своей соседкой, а просто развлекал ее веселыми байками, на которые он великий мастер. Поначалу у него не очень получалось, но Генрих не сдавался, и в конце концов рассмешил Ларису. Я даже откинулась на стуле, чтобы взглянуть на нее и убедиться, что этот смех мне не пригрезился. Но нет, все верно - от ее всегдашнего напряжения не осталось и следа; ярко-зеленые глаза блестели, на щеке появилась очаровательная ямочка. Никогда еще она не казалась мне такой красивой.
Но супругу Ларисы перемена в ее настроении не понравилась.
- Что-то ты сегодня много смеешься, - сказал он, впившись в жену неприятным взглядом. - Плохая примета.
Лариса мгновенно съежилась и снова заледенела. Генрих - рыцарь без страха и упрека - бросился ей на помощь.
- Неужели есть такая? А по-моему, смеяться рекомендуют даже врачи.
- Наоборот, смех исключительно вреден, - встрял неугомонный Прошка. - Вы знай себе хохочете, поправляете здоровье, а у нас разливается желчь от зависти.
