— Спокойно! — прикрикнула я на себя. — Распустила нюни! Мы им еще покажем.
Я даже погрозила «им» кулаком — для поднятия собственного настроения.
Затем, памятуя, что спорт — лучший лекарь, я рванула бегом вокруг «девятки», поскальзываясь на поворотах. Занятие это, хоть и попахивало буйным помешательством, чрезвычайно меня увлекло, поэтому я чуть не проворонила спасителя.
Темно-синяя «девяносто девятая», проехав было мимо, резко затормозила и, газанув назад, остановилась прямо перед моим драндулетом.
Я попыталась на ходу вернуться в давешнюю соблазнительную позу, но оступилась и грохнулась на четвереньки. А когда, наконец, нашла в себе силы и подняла глаза на человека, которого угораздило прийти мне на помощь, он оказался совсем рядом и протягивал мне руку. И зря. Надо сначала думать, чем грозят благородные поступки. Я хлопнула в его открытую ладонь пригоршню грязи, которую только что собрала с асфальта, и приняла вертикальное положение. Мой незадачливый спаситель чуть переменился в лице, но не убежал. Джентльмен!
Сейчас соврет, что я потрясающе выгляжу.
— Вы отвратительно выглядите, — он достал большой клетчатый платок и аккуратно вытер следы моего рукопожатия, — Женщина за рулем сама по себе опасность нешуточная, а больная… Вам нужен врач.
— Вы намекаете, психиатр? — смертельно разозлилась я. Температура тела резко подскочила, вежливость и. благоразумие испарились. — Мне плохо, холодно и не до комплиментов. Не хотите помочь, так валите на все четыре стороны.
Парень опять меня удивил. Вместо того чтобы сплюнуть и оставить меня в гордом одиночестве, он улыбнулся и вручил мне платок. Я устыдилась и грустно высморкалась. — Давайте знакомиться. Максим.
— Татьяна, — я изобразила на личике нежную признательность. — Платочек вам сейчас вернуть или после стирки?
— Дарю. До стирки он едва ли доживет… «Или вы», — я сердито надулась и случайно уронила платок. Поднимать не стала — уж очень непристойно он смотрелся, да и снова тюкаться носом в лужу не хотелось.
— Не бережно вы относитесь к подаркам.
Стальная нотка в голосе нового знакомого заставила меня вскинуть голову и уставиться в его лицо. Поглазеть в бесстыжие глаза мне не удалось, так как их скрывали темные очки красивой удлиненной формы. Я склонила голову набок.
Брюнет. Легкая небритость. Короткая стрижка. Черный костюм с воротником-стойкой, черная рубашка в тонкую серебристую полоску. Н-да. Не мужчина, а подарочек ко дню рождения. Хризантемы в петлице не хватает. Я посмурнела. Недолюбливаю таких. Наверняка сноб, пижон и донжуан.
— Я так обрадовалась, когда вы остановились! Но, похоже, поспешила.
Если кроме платка и нотаций, вы мне больше ничего не предложите, уезжайте, и пусть вас замучает совесть. Бросить больную девушку у сломанной машины — это гнусно!
Выдав такую длинную тираду хрипящим контральто с французским прононсом, я величественно откинула мокрые пряди со лба и прошествовала мимо застывшего красавца. Ага, как же! Сегодня не везет даже в мелочах. Максим схватил меня за руку повыше локтя, и мы замерли друг напротив друга. Я упрямо хмурилась, он почему-то улыбался. Правда, криво — правой половиной рта.
— Я хочу помочь… — медленно проговорил он. Вот настырный! Ему хамят в открытую, а он не замечает, в помощники лезет. Неадекватное поведение.
Влюбился? Я хмыкнула.
— С самого начала бы так.
Непонятный тип. Щелкнуть бы его по носу, враз перестал бы супермена изображать. Но до города далеко, а мой новый знакомый — единственная возможность когда-нибудь вернуться домой. Я постаралась справиться с раздражением и, потирая локоть, спросила поласковее:
— Тросик имеется? Цепляйте!
— Может, я попробую разобраться в поломке?
Явно за идиотку меня принял. Ах да, он же считает: женщина за рулем — досадное недоразумение.
— Бензопровод поврежден, — я закашлялась. Больное горло предотвратило новый поток оскорблений и насмешек, которые мой больной мозг заготовил для Максима.
Максим внезапно снял очки и потер переносицу, раздумывая над чем-то.
Глазищи черные, ресницы длиннющие, придраться не к чему — ни бельма, ни бородавки. Хорош, подлец. Я не удержалась и вздохнула, представляя, как рядом с ним должна выглядеть я.
— Пойду принесу, — Максим замялся в нерешительности.
Боится меня одну оставить, что ли? Думает, окочурюсь к моменту возвращения? Так ведь с трупами проще: не бранятся без повода, да и по поводу тоже, не сморкаются дважды в минуту.
— Иди, иди, касатик. Мое терпение скоро лопнет, и я пойду пешком.
Красавец-мужчина весело рассмеялся и отправился за снаряжением.
Приятно, когда у людей хорошее настроение и ты тому причина.
Я залезла в машину. Сил осталось немного. Скорей бы домой! Ну что он там возится?
Роковой, во всяком случае для меня, брюнет пропадал без малого вечность. Я периодически впадала в сладкое забытье. В голове медленно шевелились мысли. Говорят, от гриппа только в нашем городе умирают двадцать человек в год. По стране — тысячи. В мире миллионы. Скоро и я присоединюсь к их безликой братии, и какой-нибудь лысый статистик удовлетворенно потрет ладони, нарисовав новую циферку в графе «жертва вируса»…
— Татьяна!
Я подскочила и проснулась. Максим открыл дверцу и, присев на корточки, протянул мне пластиковый стаканчик. Я откашлялась и тихо прошептала:
— Яд?
— Я принес аспирин «Упса» и минералку, — проигнорировал мой вопрос красавчик. — Выпей, чуток полегчает.
— Заботливый. Потом счет предъявишь? — несмотря на протестующее горло, неведомая сила тянула меня за язык, заставляла препираться. — В иранских динарах.
— Называй меня Макс. И привычнее, и короче. А то, вижу, длинные слова у тебя рождаются в муках. Как слонята у зебры.
Он встал и снова напялил свои дурацкие очки. Забавно, что он, интересно, видит в сгущающихся сумерках через черные стекла? Фонари, светофоры и мои золотые кудри? На них, видно, и клюнул.
— Макс, ты почему такой добрый? Совесть нечиста?
— Трос я прикрепил, но сможешь ли ты вести машину?
Разговор двух психов. Каждый о своем. Ладно, я старая больная каракатица, а он что? Дразнится? Для разнообразия я решила порадовать человека, ответить разумно:
— До города, надеюсь, дотяну.
Макс помедлил, недоверчиво разглядывая меня, а потом с непонятной тоской в голосе проговорил:
— Ты красивая.
От удивления я захлопнула хронически открытый рот и неромантично хрюкнула носом.
— Если мы сейчас не тронемся, я умру.
В доказательство я закрыла глаза и захрипела. Где еще подобную красотку увидишь? В морге не шевелятся, на кладбище помалкивают, а со мной — бесплатное варьете. Дождь усилился.
— Дай мне твой адрес, — Макс тряхнул мокрой шевелюрой.
— Зачем? — встрепенулась я.
— Тебя сразу в больницу везти? — ответил он вопросом на вопрос.
В больницу не хотелось, и я продиктовала адрес вплоть до номера квартиры. На всякий случай. Макс записал мои координаты в маленький кожаный блокнотик и удалился, бросив напоследок:
— Будь умницей. Потерпи.
Последнее слово осталось за ним, так как мою реплику: «Терпеть не могу брюнетов», заглушила захлопнувшаяся дверца.
Не знаю, что помогло: то ли аспирин, то ли нерастраченное чувство раздражения, но чувствовала я себя сносно, куда ехать — видела, за баранку держалась уверенно и первые десять километров думала, что оставшиеся сорок — сущие пустяки. Затем руль начал вести себя непредсказуемо, норовил выскользнуть из рук, дорога запетляла, встречные машины слепили фарами, и жизнь стала казаться затянувшимся фильмом ужасов.
Я покрепче сжала зубы, потом разжала — дышать-то надо, и, дабы отвлечь организм от желания впасть в кому, принялась медленно считать до тысячи. К тому времени, когда досчитаю, рассудила я, мы наверняка прибудем к месту назначения.
После двухсот тридцати я начала сбиваться, путаться, прибавлять десятками, затем, опомнившись, отнимать сотнями. Последние несколько километров я не запомнила совершенно и ничего сказать о них не могу. Как остановились, не знаю.
Наверное, если меня хорошенько расковырять, глубоко внутри можно обнаружить недремлющий автопилот. Он-то и спас меня на этот раз.
Сознание я окончательно не потеряла и, когда Макс доставал меня из машины и нес к дому, наблюдала за происходящим со стороны, словно смотрела чужой сон. Меня веселила мысль о том, каким образом мы собираемся проникнуть в квартиру. У двери действительно произошла небольшая заминка. Макс прислонил меня к стеночке, кстати, грязной и холодной, и попытался обыскать, а я отбивалась, как разъяренная фурия, блюдя свою девичью честь. Наконец общими, но разнонаправленными усилиями ключ был найден. Меня внесли, расположили на диване, раздели — верхнюю одежду, разумеется, и засунули в ванну отогреваться и отмокать в горячей водичке, пригрозив забрать через пятнадцать минут, в каком бы виде я ни оказалась.
