Через несколько недель после возвращения из Филадельфии Фрэнку позвонили из Мексики. Это был Эспарса, и у него был взволнованный голос.
— Вы должны немедленно приехать! — заявил он. — Они нашли еще одну женщину. На этот раз в Чиуауа. Вам сейчас же нужно приехать.
Фрэнк ждал звонка от мексиканцев.
— Если хотите, я могу приехать даже сегодня, — отозвался он, — но толку от этого не будет. Чтобы перевезти мое оборудование, понадобится десять дней.
— Тогда вы должны приступить к сборам сегодня.
— Приступлю. Поверьте, я хочу заниматься этой работой больше, чем какой-либо другой, которой мне приходилось заниматься.
Как только Фрэнк положил трубку, он сразу начал готовиться к отъезду. Заказал триста фунтов нетвердеющей глины и столько же гипса. По телефону запросил у фирмы «Политек» синтетический каучук, банки с реактивами и пополнил свой художественный набор кистями и лаком. В скобяной лавке Фрэнк приобрел эпоксидную смолу, шпатели, пластиковые ведра и дюжину бобин с клейкой лентой. Все он упаковал в коробки, кроме смены белья и кое-чего из туалетных принадлежностей — их он засунул в сумку. Эспарса посоветовал отправить груз в адрес одного отставного полицейского в Эль-Пасо — на всякий случай, — а он уже и переправит его на машине через границу.
Фрэнк позвонил Джан на работу и рассказал, что происходит. Она одновременно испугалась и обрадовалась. Когда она в первый раз услышала про Мексику, то сразу поняла, что для него это идеальная работа. Не только потому, что он хорошо справлялся с идентификацией черепов, но и потому, что он особенно хорошо работал с мертвыми женщинами.
Октябрь 1977 года
Практически каждый день по завершении работы в своей фотостудии на Арч-стрит в центре Филадельфии Фрэнк посещал вечерние занятия в Пенсильванской академии изящных искусств.
Искусство он изучал хотя и время от времени, но фактически столько, сколько помнил себя. Начал заниматься, когда ему было пять лет, рисовал красками и карандашами в средней школе, а в пятнадцать лет победил на местном конкурсе. На флоте он делал рисунки сослуживцев, красками учился рисовать у Оливера Гримли, а мастерству рисунка — у Артура Де Косты, который предложил ему попробовать себя в скульптуре.
— Узнаешь многое о формах, — сказал Де Коста. — Ты уже готовый фотограф и способен увидеть, как работают свет и тени. Но лепка поможет тебе в рисовании.
Хотя Фрэнка это не очень интересовало, он подумал, что один семестр занятий не повредит. Кроме того, ему понравился преподаватель, крупный мужчина по имени Тони Гринвуд, обладатель баса, длинных волос и седой бороды, который носил ожерелье из косточек цыпленка. Гринвуда также не волновала обстановка — черта, которая заставила его понравиться Фрэнку еще больше.
Как учитель лепки Гринвуд не был многословен и не проводил много времени в классе — он бывал там столько, чтобы хватило пройтись по помещению и прокомментировать работу каждого студента, прежде чем удалиться в свою студию. В конце вечера он возвращался и делал еще один обход.
— Фрэ-э-энк, — пробасил он однажды, — тебе нужно еще разок взглянуть на модель. У нее лицо круглее.
Он штангенциркулем замерил наполовину готовый бюст от лба до подбородка, а потом подошел к модели в центре комнаты, чтобы показать Фрэнку, что он имеет в виду.
— Смотри. А теперь посмотри. А теперь посмотри еще раз, — велел Гринвуд.
Прежде Фрэнк не занимался анатомией, однако знал, что это может ему помочь. В академии не было бесплатных занятий анатомией, поэтому Фрэнк попытался найти альтернативу. Такая возможность наконец появилась в лице Барта Цанделя, который снимал отпечатки пальцев с трупов в офисе судмедэксперта Филадельфии.
Когда Цанделю, который время от времени ходил в городской танцевальный клуб, понадобилось сделать несколько фотографий одной из девушек, приятель посоветовал ему обратиться к Фрэнку. Услышав, где Цандель работает, Фрэнк предложил, чтобы вместо оплаты тот иногда брал его в офис судмедэксперта, посмотреть на трупы. На том и порешили.
Офис судмедэксперта Филадельфии находился на Юниверсити-авеню, меньше чем в миле от станции «Тринадцатая улица» и всего в нескольких кварталах от реки Счуйлкилл. На двухэтажное строение не пожалели серого бетона и сэкономили на окнах. Площадки, где сгружали трупы, здесь были разделены толстыми стенами. Уже сам внешний вид здания словно кричал: «Это морг!»
Мешок с трупом, как только его сгружали, везли в отделение, где производилось вскрытие, или, если труп сильно разложился, — в меньшее по размерам помещение справа. В первой комнате основного отделения тело взвешивали и снимали отпечатки пальцев: вся информация регистрировалась. В комнате с правой стороны находились следователи, которые собирали улики на месте преступления и пытались получить максимально полную информацию о жертвах и о том, как они умерли. Из дюжины следователей Фрэнк познакомился с двумя: Герри Уайтом и новичком — весельчаком Джином Сапли.
— Обычно, — объяснил Цандель, — судмедэксперт изучает смерть, которая наступила внезапно, неожиданно или при необычных обстоятельствах. Полиция занимается местом преступления, а судмедэксперт отвечает за труп. Следователи, вроде Уайта и Сапли, ездят на место, осматривают его, собирают все, принадлежащее жертве, и беседуют с ее друзьями, родственниками и свидетелями.
— Есть три вещи, которые мы устанавливаем, — добавил Сапли. — Мы называем их братьями смерти: трупное окоченение, трупные пятна, температура трупа — твердость, цвет и степень остывания.
Цандель успел представить Фрэнка двум ассистентам судмедэксперта, Роберту Сигалу и Роберту Катермэну, прежде чем их беседу прервал человек, кативший тележку с трупом в мешке.
За двойными дверями в конце коридора находилась комната для вскрытий с двумя столами и дополнительным столом в смежной комнатке. На стене между комнатами были навешаны полки из нержавеющей стали с расставленными на них сосудами, где плавали внутренние органы — сердце, печень, мозги, — полученные во время вскрытий за многие годы.
На каждом столе лежало тело. Ближний к Фрэнку был мужчина лет двадцати, может, пятидесяти, трудно сказать. Резиновая петля от блока, пропущенная под спиной, приподнимала грудь. Ассистенты сделали надрез, который шел от плеч до лобка; затем они распилили ребра и ключицы пилой Страйкера и удалили грудину.
— Внутренние органы вынимаются и взвешиваются, — шепнул Цандель Фрэнку, — а иногда на токсикологическую экспертизу берется кровь и слезная жидкость.
Еще надрез был сделан за ухом, через темя и до другого уха так, чтобы скальп можно было спустить вперед и снять переднюю часть черепа. Мозг будет вынут и обследован невропатологом Люси Рорк.
Патолог, с которым Фрэнк не успел познакомиться, мужчина среднего роста немного за пятьдесят, подошел к столу слева. Он бегло осмотрел тело, а затем голой рукой залез в грудную полость и стал шарить внутри, словно искал то, что по ошибке туда уронил. Он непрерывно бормотал что-то себе под нос, и Фрэнк не сразу понял, что мужчина наговаривает на диктофон, который лежал у него в верхнем кармане. Заметив, что Фрэнк за ним наблюдает, патолог подмигнул ему.
Фрэнку доводилось прежде видеть трупы, но только на похоронах на Норт-Лейтгоу-стрит, где он вырос. Если кто-нибудь из соседей умирал, то его тело бальзамировалось и выставлялось в передней комнате дома, чтобы люди могли прийти и проститься с усопшим. В отличие от тел, которые были обработаны, чтобы выглядеть хорошо, эти были голыми, холодными и имели странные лица — иногда на них был испуг или ужас, но по большей части выражение полностью отсутствовало, будто эти люди умерли, делая что-то совершенно незапоминающееся, например, косили лужайку.
Крупный белый мужчина, который попал под поезд и был разрезан на две части в области таза, лежал на каталке у стены комнаты для вскрытий. Каждый раз, когда Фрэнк проходил мимо него, то замечал в нем изменения. Сначала труп был покрыт кровью, затем его обмыли, и наконец кто-то сдвинул две его части вместе.
За большой стальной дверью в коридоре находилось хранилище, где держали большую часть трупов. Как только Цандель открыл его, на них обрушился поток холодного воздуха от громадного кондиционера.
— Трупы нужно охлаждать, но не слишком, чтобы не заморозились, поскольку это повредит кожу, — пояснил Цандель.
Вонь формалина, которая стоит в офисе судмедэксперта и ощущается сразу, когда заходишь, здесь смешивалась с каким-то кисло-сладким запахом, настолько густым, что он практически ощущался на вкус, как запах помойки в дождливый день.
В хранилище могло поместиться шестьдесят каталок, кроме того, на откидных полках при необходимости можно было разместить дополнительные трупы.
