«Подходяще для чего?» — поймала я «с поличным» свое женское начало и усмехнулась.
Было в этом Андрюше что-то фольклорное — но не наигранное, театральное, а настоящее, былинно-эпическое. Что-то от героев «Калевалы», от доброго пушкинского волшебника Финна и русского богатыря Алеши Поповича. Его можно было представить себе в каком угодно качестве, но меньше всего, пожалуй, — этакой компьютерной крысой, у которой вместо мозгов процессор, а вместо сердца — контролирующие устройства.
Я поняла, что начинать придется мне.
— Итак, что же вы молчите? Что вам угодно?
— Поговорить с вами, если не возражаете. Пожалуйста! — добавил он более просительно. — Это очень важно для меня…
— Раздевайтесь и проходите.
— Спасибо… Татьяна.
Он не заставил просить себя дважды и быстро освободился от дубленки. Под ней оказались черные брюки и жемчужно-серая водолазка: и то и другое сидело на парне, как на манекене в фирменном салоне. До меня долетел еле уловимый аромат мужской туалетной воды, который приятно дополнил впечатление. Первоначальная скованность гостя проходила на глазах. Уже совсем естественным движением, лишенным всякого кокетства, Андрей повернулся к зеркалу, извлек из кармашка расческу, быстро пригладил непослушные вихры и снова оборотился к ожидавшей его хозяйке: мол, я готов, куда прикажете?
Внезапно я почувствовала в себе способность к экспромту.
— Знаете что, Андрей? Я как раз собиралась что-нибудь приготовить на ужин. Кухарка из меня не ахти какая, но пиццу я, пожалуй, осилю. Что скажете?
Прежде чем сказать, парень широко улыбнулся. Улыбка у него тоже была очень славная.
— Здорово! Если честно, чертовски хочется есть: я ведь к вам прямо из милиции, меня там три часа продержали. И так напугали, что решил не тратить время на еду.
— Вот как? Значит, вы к тому же еще и пострадавший от наших органов — не к ночи будь они помянуты? Тогда тем более надо вас накормить! А откуда вы вообще про меня знаете — не от ментов же?
— Так от Альбины Михалны, соседки вашей! Вспомнил, как она хвасталась при мне бабуле, что живет в одном доме с тарасовской знаменитостью Татьяной Ивановой. Ну вот, и когда сегодня меня неожиданно записали в преступники, сразу подумал про вас. Позвонил Альбине, она мне назвала вашу квартиру — вот и все… Кстати: из меня может получиться неплохой поваренок. Советую провести испытания.
— Обязательно испытаю, не беспокойтесь. Мойте руки — это прямо по коридору — и топайте на кухню — сюда, направо. Там висит несколько фартуков, можете выбирать любой.
Вечерок, который поначалу казался безнадежно испорченным, неожиданно удался. Гость оказался не только смышленым поваренком, но и приятным собеседником, и галантным кавалером. Чутье подсказывало мне, что этим его мужские достоинства не исчерпываются.
Зато я сделала приобретение, на которое меньше всего рассчитывала в этот вечер. Только все еще не могла понять, радоваться этому или — наоборот. Одним словом, у меня появился клиент.
Как Рубиньш оказался у меня — это он рассказал, едва только переступил порог моей квартиры. Ну, а как он очутился в лапах милиции — мог бы и вовсе не рассказывать, это, извиняюсь, и ежику понятно. Разумеется, после того, как я назвала капитану Папазяну имя покойной старушки, главным подозреваемым автоматически стал ее внук, у которого был ключ от квартиры бабушки и который мог быть заинтересован, по мнению следствия, в скорейшем получении ее наследства. За Андреем приехали прямо на работу, в фирму «Файл», вскоре после обеда, и продержали в «офисе» Гарика Папазяна на Московской до самого вечера. Правда, руки не заламывали, просто вежливо пригласили «проехать», но от этого парню было ненамного легче. Все это — оперативники, следователи, прокуренные кабинеты в городском управлении и протоколы с «идиотскими» вопросами — свалилось на него как снег на голову.
— Кто тебя допрашивал?
Мы быстро перешли на «ты».
— О-о, да человек десять в общей сложности! Сначала два лейтенанта, потом следователи в штатском, потом еще какие-то менты, я уж и со счету сбился… Кое-кто из них представлялся, но я не помню фамилий — не до того мне было.
— Хм, это тебе еще крупно повезло… Не оскорбляли действием?
— Действием — нет, — парень опять смутился. — А вот вопросами своими дебильными…
— Ну, такая у них работенка, Андрей. Ты для них только подозреваемый, которого надо «расколоть», и о хороших манерах они меньше всего думают. Скажи, а не было среди них высокого капитана-армянина? Такой веселый и болтливый…
— Веселый и болтливый? Ну уж нет! Был там один, в штатском… Ну да: его называли «товарищ капитан», я вспомнил. Ну, зверюга! Почти все время молчал, стоял в сторонке, у окна, только изредка вворачивал вопросики. Но мне показалось, что он там и есть самый главный костолом. На прощание он мне сказал, что мы видимся не последний раз, и улыбочка у него была такая садистская… Ты его знаешь?
— Да, приходилось встречаться. Ну-с, так о чем же вас пытали, господин будущий клиент?..
Главное, что «убило» Андрея — не сам факт, что его приволокли в ментуру и мучили вопросами битых три часа. Доконало парня то, что его могут подозревать в причастности к смерти бабули, которую он просто обожал! Андрей всего один раз высказал это напрямую — да и то отвечая на мой вопрос. Но этим обожанием было проникнуто каждое его слово о старушке. Черт возьми, такое нельзя сыграть! Лишь чуть-чуть «копнув» поглубже, я поняла, что этот большой и мужественный ребенок еще очень потрясен смертью последнего родного ему человека и чувствует себя таким одиноким…
Ну, как же, спрашивается, я могла его не пожалеть? Конечно, я пообещала Андрею как следует разобраться в смерти Варвары Петровны и снять с него нелепые подозрения. Что они нелепые — я поняла уже после нескольких минут нашего разговора. В отличие от коллег с Московской, которым не хватило и трех часов… Осталось доказать, что сердце семидесятисемилетней старушки остановилось от естественных причин, без постороннего вмешательства. Именно это больше всего хотелось бы узнать ее внуку. Да и мне, признаться, тоже.
Я долго мучила Андрея Рубиньша тяжелыми для него подробностями, но не смогла зацепиться даже за какую-нибудь малость, которую можно было бы считать подозрительной. В то воскресное утро он должен был отправиться со своей фирмой на лыжную базу, а перед этим обещал занести бабушке лекарство, которое купил накануне: к Варваре Петровне ходила медсестра из поликлиники — колола ей кокарбоксилазу. На звонок старушка не откликнулась, поэтому Андрей отпер дверь своими ключами. По их давней договоренности, хозяйка никогда не оставляла ключи в замочной скважине, чтобы внуку в случае чего было проще открыть дверь. Будто знала, что так в конце концов и произойдет…
Баба Варя сидела в кресле перед работающим телевизором, склонив голову на правую руку, распростертую по столу. Там всегда лежали наготове валидол и нитроглицерин, и было похоже, что старушка, почувствовав боль в сердце, потянулась за спасительным снадобьем, но… Тело уже начало коченеть, и даже несведущий в медицине Андрей понял, что умерла бабушка давно. Доктор потом подтвердил: скорее всего в промежуток между девятью и десятью часами вечера накануне, но возможно, и раньше. Известно только, что в самом начале восьмого она была еще жива: в это время от нее ушла соседка — та самая всеведущая Оля Журавлева. Больше Пронину никто живой не видел.
В квартире полный порядок: бабуля, несмотря на возраст, была большой аккуратисткой. Никаких признаков, что тут побывали грабители, никаких следов насилия на трупе. Правда, вскрытие не проводили — по просьбе самого Андрея и ветеранской организации, а также ввиду совершенной очевидности причины смерти. Умер пожилой, заслуженный человек, ветеран войны и труда — что же тут может быть сомнительного, криминального? К сожалению, в нашем «городе пенсионеров» таких потерь с каждым днем все больше. И обстоятельства смерти — под стать самой смерти: такие же пристойные, чинные, скорбно-строгие…
— У Варвары Петровны были какие-нибудь ценности?
— Да какие там ценности, что ты… Только ордена да медали. Баба Варя у нас была заслуженная. Только не кричала об этом на каждом углу, как некоторые, не била себя в грудь… Даже не все знакомые знали о ее фронтовом прошлом. Она зенитчица была, войну закончила в Берлине, в звании капитана, вот так-то! — В голубых глазах внука светилась гордость. — А награды только в День Победы и надевала. Стеснялась, что ли… Еще были сережки да пара колечек — дедовы подарки. Все это осталось на месте, куда им деться? Я хотел с нею в гроб положить, да старушки отсоветовали: говорят, могут ограбить могилу…
Да, пожалуй, Альбина Михайловна права: нынче такое трогательное отношение внуков к дедам редко встретишь!
