От длинного коридора направо вели туалетные двери, а слева размещался зал с танцполом, стойкой бара и многочисленными столиками. Майя уже устроилась за одним из них, и Макс с оттенком ревности заметил, что рядом пристраивается кавалер. Сам он решительно направился к бару, там как раз освободилось место.
— Не занято? — на всякий случай спросил он.
«Просперо» показался Максу таким заведением, в котором запросто могли начистить гриву, если мордой не вышел. Дискотека в ангаре мало напоминала ночной клуб «Епископ», куда заглядывали исколотые крестами и богородицами опрятные туберкулезники в белых рубашках, где царила атмосфера осмотрительности и предупредительной вежливости, а за грубое поведение можно было получить под ребра нож, но не в самом клубе, а на его задворках. В «Епископ» Макс изредка ходил отдохнуть, и он сразу почуял, что расслабляться в «Просперо» не следует.
Мужчина, сидевший к нему вполоборота, помотал головой и даже рукой махнул, мол, устраивайся поудобнее. Макс вскарабкался на высокий табурет и заказал 0,33 «Золотой почки». Начинать следовало с небольшой порции, за которую было не совестно заплатить самому. Денег в кармане имелось сравнительно мало, и Макс рассчитывал найти на вечер серьезного спонсора.
Мужчина повернулся к нему. Макс увидел огромные голубые глаза за толстыми стеклами очков в изящной позолоченной оправе.
— А здесь ничего так, — прокричал он, наклоняясь к Максу, чтобы тот мог расслышать.
— Нормально, — ответил Макс и сделал большой глоток в подтверждение того, что в «Просперо» и впрямь изумительно.
— В первый раз здесь? — Редкие светлые волосы мужчины были зачесаны назад и прилизаны, но на гея он не был похож.
— В первый раз, а ты? — поинтересовался в свою очередь Макс для сохранения паритета.
Мужчина был его ровесником, может быть, даже помладше лет на пять, в тусклом мелькающем свете точный возраст сложно было определить, и Макс сразу перешел на «ты».
— И я тоже в первый. — Блондин протянул руку. — Андрей Лядов, журналист.
— Иван Никитин, старший менеджер, — придав голосу основательности, представился Макс.
При необходимости он мог бы рассказать, какую фирму представляет: питерский филиал отдела сбыта Ярославской фабрики мягкой игрушки. Эта отрасль никак не могла соприкасаться с медийной, и проверить достоверность его слов у нового знакомого не было никакой возможности. Тем более в баре. Никитиным Макс поименовался на всякий случай, вдруг Майя окликнет. Ей почему-то нравилось так его звать. Наверное, в память о посрамлении лжеконтролеров при их первой встрече в автобусе.
— С недавних пор я каждую ночь хожу по клубам, чтобы не спать, — доверительно сообщил Лядов.
— А это зачем? — поинтересовался Макс вполне искренне.
— Пока я не сплю, я защищен.
— Когда же ты спишь?
— Днем урываю от работы часа три-четыре, а то и в редакции за столом кемарю, там народу много и можно спать. — Разговор налаживался, благо музыка сделалась тише и мелодичнее. — А ночью по клубам — здесь шумно и можно взбодриться на танцполе. С девушкой познакомиться…
«Лясы поточить с кем-нибудь, — продолжил Макс про себя. — Кажется, на ловца и зверь бежит».
Он уже понял, что судьба свела его с клубным болтуном. Болтуны чаще встречаются в барах при ресторанах и кафе, но на дискотеках тоже не исключение. Болтун клубный щедрее болтуна барного и делится на два типа: тот, который болтает, и тот, который при этом наливает жертве-слушателю. Обстановка громкой музыки, плясок и всеобщего веселья делает клубного болтуна покладистым и щедрым. В кабацком баре гораздо скучнее. Там даже находятся такие пережитки прошлого, которые за выпивку способны загрузить спонсора невероятной историей. Эдакие реликты культуры перехожих народных сказителей, готовых за угощение развлекать баснями весь вечер.
Решительно нет! Болтуны клубные куда больше импонировали Максу.
В целях окончательного установления истины он опустошил свой бокал и демонстративно двинул им по стойке между собою и Лядовым. Тот повелся. Немедленно допил кружку и выразил готовность угостить собеседника. У Макса отлегло от сердца — спонсор включился в игру. Оставалось только слушать и пить.
Макс прислушивался вполуха. Болтун распинался о превратностях работы в Издательском доме «Сумеречный взгляд». Газету с таким названием Макс встречал на лотках, но мало ею интересовался, пролистывая от случая к случаю, потому что в ней не было объявлений. Временами он поглядывал на Майю. С табуретки ее было хорошо видно. Майя развела на ужин тридцатилетнего жирного херувима в очках и что-то ему втирала. Мозг херувима таял, и даже отсюда было заметно, как похотливо блестят его очки.
— …С Пашей бродили по запущенным кварталам улицы Шкапина, — продолжал распинаться дорвавшийся до свежих ушей журналюга. — Внутри полуразрушенной семиэтажки мы обнаружили загадочную квартиру. В самой большой комнате словно что-то взорвалось: на стенах, полу и потолке остались круги копоти. Будто взрыв произошел в самом центре помещения, в воздухе, опалив паркет и обои. Нам стало интересно, что же тут случилось. Во дворе на скамеечке покуривал молодой человек. Парень, одетый в кожаные штаны и куртку на голое тело, выглядел изрядно помятым жизнью. Лишенное мимики лицо его давно не носило следов бритья, а потухший взгляд темных глаз напоминал печальный взор умирающего старика. «И вы ЭТО видели?» — спросил он. Тогда мы тоже сели на скамеечку, закурили и стали глядеть перед собой тусклым взором умирающего старика.
— А что было потом? — спросил Макс.
— Потом? Мы вернулись в редакцию. Но для нас все изменилось. Как всегда, немного, но необратимо меняется внутреннее состояние от столкновения со Значительным, — Лядов выделил это слово. — С аномальным феноменом или вполне объяснимым с позиций материализма, но несоизмеримо крупным для простого человека событием.
— Вот как! И много же у тебя в жизни было таких перемен?
— Много. К несчастью. У меня оказалась чересчур наполненная жизнь.
— Угу. Круто! — Макс отставил пустую кружку — голова начинала тупеть. — Давай еще по одной?
— Давай! — охотно согласился Лядов и помахал бармену. — Повторите, пожалуйста.
Тот не замедлил исполнить просьбу.
— А вот еще был случай… — к вящему изумлению Макса, собеседник не устал городить с три короба, а понес дальше. Язык у него летал, как помело.
«Дискотека превратилась в дикотерку, — подумал притомившийся Макс. — Нелегкая это работа — Майю из беды выручать!»
Майя, однако, в спасении не нуждалась. Она тащила херувима на танцпол и была довольна и весела.
— Зимой привозят в отдел милиции пьяную бомжиху, — сгорая от зависти к конкуренту, попавшему на медленную танцевальную композицию, прервал собеседника Макс. — Привезли, составляют протокол. Кто такая, спрашивают. Она: Снегурочка я. Менты: какая ты Снегурочка — бухая и обоссалась. А бомжиха говорит: это я…
ударила из колонок проникновенная Валерия.
Макс очень точно подгадал под припев.
— Молодец, жжешь! — расхохотался Лядов.
Валерия сменилась «Блестящими». «Блестящих» сменил «Раммштайн». Потом грохнуло что-то совершенно забойное и понеслось, одно за другим, сливаясь без перерыва в дикий плясовой ритм.
— …Вуду. Настоящий унган, без всяких там! Мы с фотографом, когда приехали вместе со следственно-оперативной группой, то просто обалдели, — продолжал жужжать еле различимый под грохотом колонок неуемный болтун. — А пляски у вудуистов вот как сейчас прыгают, в это время в них духи вселяются.
— Ну, ты, дружище, заплел мне все мозги в косу, — честно признался Макс. — Тебе самому-то эта жуть не снится?
— Почему, ты думаешь, я тут сижу? — вопросом на вопрос ответил Лядов.
— То есть ты из-за своей газетной работы ночью спать не можешь? Вредная работа. — Максу показалось, что на стеклах очков он различил полыхающий отблеск сумасшедшинки.
— Профессия журналиста входит в группу риска! — похвастался Лядов.
Заглянув еще раз в голубые навыкате глаза, Макс понял, что его собеседник безумен.
— Пойду полью каменный цветок. — Он ощутил острую необходимость стряхнуть с ушей навешанную за вечер лапшу.
— Чего? — осекся в недоумении Лядов.
— В туалет надо, пиво просится наружу. Ты посторожи пока мое место, чтобы не заняли, ага?
— Я тоже схожу. — Кряхтя, Лядов сполз с табурета.
Вечер, незаметно переваливший за полночь, был в самом разгаре. Мигали разноцветные огни, «Думпс! Думпс! Думпс!» — била по ушам музыка, на танцполе было не протолкнуться. Макс попытался разглядеть Майю, но, конечно же, не заметил. Они с Лядовым добрались до двери, с трудом вписались в искривленный проем.
