— Да нет же, ты можешь на меня положиться, — поспешно выпалил Даниэлло. — Почему я не смогу доставить послание твоего босса? Ты можешь на меня положиться, определенно можешь.
Казалось, Лука задумался над его словами.
— Знаешь что… то чудовище Франкенштейна… о котором ты… болтал? Я видел этот фильм. — Он поджал губы, словно не понимая, чем был вызван весь этот шум. — Если хочешь узнать мое мнение… не такое уж это… и чудовище.
— Черт побери, какое это имеет отношение к делу? — воскликнул Джои.
Повернувшись к нему спиной, Лука сделал шаг к двери, затем стремительно развернулся с тесаком в руке и, подобно Мелу Отту,[55] орудующему битой, тремя быстрыми ударами обезглавил Даниэлло. В потоке крови голова Джои откатилась по полу к стене. Направляясь к двери, Лука обернулся к Джоджо.
— Пусть из обоих вытечет кровь… затем заверни трупы… и избавься от них. — Вернувшись, он достал у Даниэлло из кармана записку дона Корлеоне и протянул ее Винни. — Положи ее… в чемодан вместе… с руками этого парня и… проследи за тем… чтобы его доставили… Фрэнку Нитти.
Швырнув тесак на красную от крови землю, он шагнул в темноту коридора.
Один из ребят Тони Розато стоял, склонившись над раковиной, заполненной мыльной водой, и тер на стиральной доске свою рубашку. Это был невысокий коренастый парень лет двадцати с небольшим, в белой майке и мятых брюках, с густыми взъерошенными волосами, похожими на растрепанную швабру. Джузеппе проснулся больше часа назад. Судя по солнечным лучам, проникающим в окно кухни, было уже часов десять утра. Парень сосредоточенно таскал рубашку по стиральной доске, листу матового гофрированного стекла в деревянной рамке, расплескивая мыльную пену из фаянсовой раковины на линолеум. Посмотрев в обе стороны коридора, ведущего на кухню, Джузеппе не заметил никакого движения. Десять часов утра, а все до одного идиоты, работающие на него, еще дрыхнут, за исключением этого idiota, который стирает свою рубашку в раковине на кухне. Джузеппе взглянул на первую полосу «Нью-Йорк таймс», которую он подобрал за входной дверью, где застал обоих часовых Томазино спящими на стульях. Взяв газету, Джузеппе закрыл дверь и вернулся на кухню, при этом никто не обратил на него внимания, в том числе даже этот придурок, стирающий свою рубашку в раковине. Какой кретин! Стирать рубашку на кухне, где все едят!
На первой полосе «Таймс» красовался портрет Альберта Эйнштейна, похожего на какого-то ciucc’, в хорошем костюме с широкими лацканами и шелковом галстуке, — однако ему так и не удалось уложить свои долбанные волосы.
— Эй, stupido! — окликнул Джузеппе.
Парень у раковины вздрогнул от неожиданности, расплескивая воду на пол.
— Дон Марипоза! — Посмотрев на Марипозу, он увидел выражение его лица и в оправдание поднял свою рубашку. — Я облил вином свою лучшую сорочку! — пробормотал он. — Ребята засиделись допоздна, играя в…
— Mezzofinoch’! — оборвал его Марипоза. — Если я еще раз застану тебя стирающим свою одежду там, где все едят, я всажу пулю тебе в задницу. Договорились?
— Конечно, — пробормотал парень, словно idiota, каковым он и являлся. Сунув руку в мыльную воду, он выдернул резиновую пробку. — Больше такого не случится, дон Марипоза!
Мыльная вода быстро вытекала из раковины, образовав маленький пенистый водоворот.
— Сейчас я поднимусь на крышу. Разыщи Эмилио и скажи, что я хочу с ним поговорить. И еще пусть захватит с собой Сиську.
— Конечно, — сказал парень.
— Когда здесь будет чисто, приготовь кофе и вытаскивай всех из кровати. Как ты думаешь, ты справишься?
— Конечно, — в третий раз сказал парень и присел на раковину, промочив зад брюк.
Сверкнув на него взглядом, Джузеппе вернулся в свою спальню. Покрывало и простыня валялись скомканные в ногах кровати. Как правило, по ночам Джузеппе метался и ворочался в постели, не в силах заснуть. И еще он стонал. Иногда он стонал так громко, что это было слышно в соседней квартире. Зеркало на внутренней стороне двери спальни все еще оставалось запотевшим. После сна Джузеппе всегда первым делом принимал душ. В отличие от этого stronz’, своего отца, давно покойного — и слава богу, и своей матери, этих двух никчемных пьяниц, пропади пропадом они и их долбанная Сицилия. Большую часть времени от них воняло так, что хоть святых выноси. Джузеппе всегда после того, как просыпался, принимал душ и одевался, еще с молодости. Всегда в костюме: даже когда у него в кармане не оставалось ни гроша, он неизменно находил способ раздобыть приличный костюм. Встать, одеться и приняться за дела. Вот почему он стал тем, кем стал, а остальные ничтожества работали на него.
Марипоза обвел взглядом спальню, обстановку — кровать из красного дерева, туалетные столики и комод с зеркалом, вся мебель совершенно новая. Ему нравилась эта квартира, и у него мелькнула мысль, что, пожалуй, ее можно будет оставить для одной из его девочек, после того как завершится вся эта заварушка с Корлеоне. Пиджак висел на двери ванной, а под ним — кобура. Джузеппе надел пиджак, оставив кобуру на двери. Выдвинув ящик комода, он выбрал из груды оружия крошечный крупнокалиберный револьвер. Сунув его в карман пиджака, Джузеппе поднялся на крышу, по пути отвешивая смачные подзатыльники каждому спящему часовому и без слов проходя мимо.
На крыше было восхитительно: солнечные лучи отражались от рубероида, нагревая каменный карниз. Джузеппе прикинул, что температура уже поднялась за семьдесят градусов по Фаренгейту; погожее утро предвещало не по-весеннему жаркий день, настоящее лето. Марипоза любил бывать на улице, на свежем воздухе. Это доставляло ему ощущение чистоты. Он подошел к краю крыши, положил руку на затылок химеры-горгульи и, перевесившись за парапет, посмотрел с высоты на городские улицы, уже заполненные пешеходами и машинами. Неподалеку в лучах солнца сверкала белая стрела «Утюга». Прежде чем стать тем, кем он стал, Марипоза работал на Билла Дуайера[56] в Чикаго. Именно там он познакомился с Аль Капоне. Когда Билл поручал ему какое-либо дело, он тотчас же ретиво хватался его выполнять, разве не так? За это его и прозвали Ретивым Джо. Джузеппе всячески показывал, что терпеть не может это прозвище, однако на самом деле он ничего не имел против него. Черт побери, он действительно был ретивым. Всю свою жизнь. Если нужно было что-либо сделать, он ретиво брался за это. Вот почему ему удалось добиться таких высот.
Когда у него за спиной открылась дверь на крышу, Джузеппе неохотно отвернул лицо от теплых лучей солнца и оглянулся на Эмилио, одетого в повседневные темные брюки и светло-желтую рубашку с двумя расстегнутыми пуговицами, открывающими золотую цепочку на шее. Обыкновенно Эмилио был одет с иголочки, и Джузеппе любил его в частности и за это. А вот не нравилось ему видеть своего подручного в повседневной одежде. Настоящие профессионалы так не поступают.
— Привет, Джо, — сказал Эмилио, подходя к Джузеппе. — Ты хотел со мной поговорить?
— Я встал сегодня утром, — начал Джузеппе, оборачиваясь к нему лицом, — и застал двух твоих ребят спящими за входной дверью. Все в квартире тоже спали, кроме одного парня Тони Розато, какого-то придурка, который стирал свою одежду в раковине на кухне. — Он выразительно развел руками, предлагая Эмилио объяснить этот бред.
— Ребята только что устроились на новом месте, — сказал Эмилио. — Они просидели до утра, играя в покер.
— И что с того? Это каким-либо образом поможет нам, если Клеменца пришлет сюда своих людей? Они не вышибут нам мозги, потому что наши ребята засиделись допоздна, играя в покер?
Эмилио поднял руки вверх, признавая свое поражение.
— Больше такое не повторится, Джо. Даю тебе слово.
— Хорошо, — сказал Джузеппе. Усевшись на каменный парапет, он положил руку на химеру и пригласил Эмилио сесть рядом. — Ну-ка, повтори еще раз, мы абсолютно уверены, что это были ребята Фрэнки Пенданджели?
— Точно, — подтвердил Эмилио. Подсев к Джузеппе, он вытряхнул из пачки сигарету. — Там был Кармине Розато. Он говорит, это были Фаусто, Толстяк Ларри и еще двое, кого он не узнал. Они полностью разорили заведение. Мы потеряли десять «кусков», не меньше.
— Ну а штаб-квартира профсоюза? — Джузеппе жестом попросил Эмилио угостить его сигаретой.
— Несомненно, это также дело рук Фрэнки. Началась самая настоящая война, Джо. И Фрэнки заодно с Корлеоне.
Взяв сигарету, протянутую Эмилио, Джузеппе постучал ею о каменный парапет. Эмилио предложил ему зажигалку.
— Ну а мы? — спросил Джузеппе. — Мы начали ответные действия?
— Они закрыли или перевели в другое место все свои ссудные кассы и игорные притоны. Конечно, при этом они теряют деньги. Это одно. Все шишки, — продолжал Эмилио, — все крупные шишки укрылись в том поместье на Лонг-Айленде. Там у них все равно что крепость. Даже заглянуть туда в щелочку можно только с риском для жизни. А чтобы проникнуть внутрь… Тут уж придется устраивать самую настоящую осаду, как в феодальные времена.
