Позднее, когда Робин ушла домой, Страйк переоделся в итальянский костюм, подаренный ему Шарлоттой чуть больше года назад в том самом ресторане, когда они отмечали его тридцатипятилетие. Поверх костюма надел пальто, запер квартиру и, опираясь на трость, зашагал по холоду к станции метро.
Рождество атаковало его из каждой витрины: гирлянды, горы каких-то новинок, игрушек и гаджетов, фальшивые сугробы за стеклом и объявления о предрождественских распродажах – как скорбная насмешка на фоне общего экономического спада.
Был вечер пятницы; в метро тоже царила предпраздничная атмосфера: девчонки в кургузых сверкающих платьишках рисковали застудиться, и все ради того, чтобы вволю пообжиматься на вечеринке с парнем из соседнего отдела. На Страйка нахлынули усталость и подавленность.
Путь от станции «Хаммерсмит» оказался длиннее, чем ему помнилось. Проходя по Фулем-Пэлас-роуд, Страйк понял, что находится в непосредственной близости от дома Элизабет Тассел. Видимо, это она по соображениям собственного удобства выбрала ресторан, находившийся очень далеко от Лэдброк-Гроув, где жили Куайны, но зато рядом с ее домом.
Через десять минут Страйк свернул направо, к набережной Темзы, и пошел безлюдными гулкими улицами, выдыхая облачка белого пара. Открытый ресторан в саду, где летом стояли накрытые белыми скатертями столики, привлекавшие множество посетителей, сейчас был похоронен под пышными сугробами. Темза, холодная, угрожающая, кое-где поблескивала сквозь бледный покров.
Страйк направился к кирпичному зданию, бывшему складскому корпусу, – и вдруг оказался там, где светло, тепло и шумно. Сразу за дверью, облокотившись на сверкающую металлом стойку бара, дружески беседовал с барменом сводный брат Страйка, Ал.
Росту в нем было примерно метр семьдесят, но среди потомства Рокби он выглядел коротышкой, да к тому же набрал лишний вес. Его мышасто-каштановые волосы были гладко зачесаны назад; от матери он унаследовал коротковатый подбородок, а от отца – легкое косоглазие, которое придавало ему некую изюминку и служило гарантией фамильного сходства.
Заметив Страйка, Ал встретил его громогласными приветствиями и бросился обниматься. Страйк отвечал неохотно: ему мешали трость и пальто, которое он торопился снять. Ал смутился и отступил на шаг:
– Как поживаешь, братец?
У него был странный акцент, ни то ни се – свидетельство многолетних передвижений между Америкой и Европой.
– Все путем, – ответил Страйк. – Сам как?
– Тоже все путем, – эхом отозвался Ал. – Все путем. Бывает и хуже.
Он картинно, по-галльски, пожал плечами. Ал получил среднее образование в Швейцарии, в международной школе-пансионе «Ле-Розэ», и это наложило отпечаток на его жестикуляцию. Но было в такой манере безмолвного разговора и нечто другое, что бросалось в глаза Страйку при каждой их встрече: Ал, не знавший ни нужды, ни горя, чувствовал себя виноватым, а потому занимал оборонительную позицию, словно готовясь отражать упреки.
– Что будешь пить? – спросил Ал. – Пиво? Давай итальянское, «Перони»?
Они еле нашли два места за стойкой и, ожидая, когда их проводят за столик, уселись лицом к стеклянным полкам с рядами бутылок. Страйк, обведя взглядом длинный, заполненный до отказа ресторанный зал с высоким, стилизованным под волны промышленным потолком из металла, с небесно-голубым ковром и похожей на гигантский улей дровяной печью в торце, узнал прославленного скульптора, известную архитекторшу и как минимум одного популярного актера.
– Наслышан про вас с Шарлоттой, – сказал Ал. – Жаль, конечно.
Страйк заподозрил, что у брата есть с ней общие знакомые. Тот вращался в кругах бомонда, куда вполне мог входить и будущий виконт Крой.
– Ну, не знаю. – Страйк тоже пожал плечами. – Что ни делается, все к лучшему.
(В этом дорогом ресторане на берегу реки они сидели с Шарлоттой – это был последний счастливый вечер их совместной жизни. За ним последовали четыре взрывоопасных месяца, четыре изнурительных месяца вражды и мучений…. «Он был от тебя».)
Привлекательная девушка – Ал обращался к ней по имени – попросила их следовать за ней к столику; не менее привлекательный молодой человек принес меню. Страйк дождался, чтобы Ал заказал вино и чтобы официанты отошли на достаточное расстояние, после чего ввел брата в курс дела.
– Ровно четыре недели назад, – заговорил он, – писатель Оуэн Куайн повздорил здесь со своим литературным агентом. Надо думать, это видели все присутствующие. Куайн в ярости выбежал из ресторана и вскоре после этого – вероятно, через считаные дни, а может, и тем же вечером…
– …Он был убит, – подхватил Ал, слушавший с раскрытым ртом. – Я в газетах читал. И труп нашел не кто-нибудь, а ты.
Ал явно жаждал подробностей, но Страйк предпочел этого не замечать.
– Я допускаю, что здесь ловить нечего, но тем не менее…
– Так ведь уже известно, кто его кокнул: жена, – недоуменно перебил Ал. – На днях ее задержали.
– Жена ни при чем, – бросил Страйк и углубился в чтение меню.
Страйк давно заметил, что Ал, который всю жизнь сталкивался с многочисленными газетными утками по поводу своего отца и его семейства, почему-то не распространяет здоровое недоверие к британской прессе ни на какие другие сферы.
(Школа-пансион, где учился Ал, занимала два кампуса: летом базировалась у Женевского озера, а зимой переезжала в Гштаад, чтобы ученики после уроков могли кататься на лыжах и коньках. Ал дышал целительным горным воздухом и жил в свое удовольствие бок о бок с детьми других знаменитостей. Отдаленное злопыхательство таблоидов было для него не более чем фоновым шепотком… во всяком случае, именно так Страйк истолковал то немногое, что рассказывал ему Ал о своей юности.)
– Жена ни при чем? – переспросил Ал, когда Страйк оторвался от меню.
– Ни при чем.
– Вот так штука! Значит, хочешь опять устроить номер, как с Лулой Лэндри? – Широкая усмешка придавала дополнительное обаяние его необычному взгляду.
– Типа того, – подтвердил Страйк.
– И ты хочешь, чтобы я тут прозондировал почву? – догадался Ал.
– Вот именно, – сказал Страйк. Его и позабавило, и тронуло, что Ал так окрылился от возможности оказать ему услугу.
– Легко. Легко. Сейчас найду для тебя кого-нибудь толкового. Куда подевалась Лулу? Смышленая крошка.
Когда они сделали заказ, Ал прошелся до туалета, высматривая «смышленую крошку» Лулу. Оставшись в одиночестве, Страйк потягивал заказанное братом тиньянелло и наблюдал за работой одетых в белое поваров в открытой кухне. Все как на подбор были молоды и сноровисты. Тут и там вспыхивали языки пламени, сверкали ножи, переставлялись тяжелые металлические посудины.
«А он не глуп, – подумал Страйк, заметив, что брат пробирается между столиками, ведя за собой темнокожую девушку в белом фартучке. – Просто у него…»
– Это Лулу, – сообщил Ал, садясь на свое место. – В тот вечер была ее смена.
– Вы запомнили этот скандал? – Страйк мгновенно переключился на девушку, которая не могла долго задерживаться и с дежурной улыбкой остановилась у их столика.
– Еще бы, – ответила она. – Крику было! Все только на них и смотрели.
– Припомните: как выглядел мужчина? – спросил Страйк, чтобы уточнить, не перепутала ли она скандалы.
– Сам толстый, в шляпе, ага, – сказала она. – Кричал на седую женщину. Разбушевались всерьез. Ой, извините, я должна… – И она убежала принимать очередной заказ.
– Перехватим ее на обратном пути, – заверил Ал. – Кстати, тебе от Эдди привет. Жалеет, что не смог приехать.
– Как у него дела? – Страйк изобразил интерес.
Если Ал стремился поддерживать родственные отношения, то его младший брат Эдди, двадцати четырех лет, проявлял полное равнодушие. Он был солистом собственной рок-группы. Страйк не удосужился ознакомиться с их музыкой.
– У него все супер, – ответил Ал.
Разговор иссяк. Вскоре подали закуски, и братья молча принялись за еду. Страйку было известно, что Ал блестяще сдал экзамены по программе Международного бакалавриата{34}. Как-то раз в Афганистане, сидя с ноутбуком в армейской палатке, Страйк наткнулся на фотографию восемнадцатилетнего Ала, в кремовом блейзере с вышитым на кармане гербом; парень с длинными, развевающимися на ветру золотистыми волосами подставлял лицо яркому женевскому солнцу. А рядом, обнимая сына, лопался от отцовской гордости Рокби. Этот снимок обошел многие издания: Рокби впервые был запечатлен в костюме и при галстуке.
– Здравствуйте, Ал, – произнес знакомый голос.
Страйк чуть не лишился дара речи: к их столику подошел на костылях сам Дэниел Чард; на его лысине играли отблески металлических волн промышленного потолка. Издатель был в темно-красной рубашке апаш и сером костюме; в этой богемной толпе он выглядел даже стильно.
