Тайкс что-то говорил, быстро и многословно, но я не запомнил ни одного слова. Я смотрел на кончик его сигареты, на котором медленно нарастал пепел. Наконец, почти в последний момент, Тайкс осторожно вынул сигарету из бледных губ и загасил в хрустальной пепельнице.
У него были бесцветные, на выкате, глаза, похожие на яйца вкрутую, очищенные от скорлупы. Он смотрел на меня, а я испытывал огромное желание схватить его за горло и душить до тех пор, пока эти круглые глазки не выкатятся из глазниц. Мне хотелось швырнуть его на пол и топтать ногами. Еще охотнее я выбросил бы его в окно, под колеса проезжающих автомобилей.
— А может вы знаете некоего Маннеринга? — спросил я.
— Гая Маннеринга? Ну конечно. Это мой старый приятель. А вы с ним не знакомы? Вы могли бы стать членом его клуба шарадистов. Это прекрасное развлечение в долгие зимние вечера… Он, несомненно, был бы счастлив, если бы вы захотели к ним присоединиться… Поговорите об этом с моей кузиной Нетти, и она вам все устроит. Вы знаете, ведь Гай, увы, калека…
— Калека?
— Да, бедный Гай. Живет в кресле на колесах. Лет десять назад он попал в аварию. За ним ухаживает его дочь Магда… очаровательная девушка. Она не вышла замуж и все внимание уделяет только отцу. Обязательно посетите его и, я уверен, вы не пожалеете. Он живет в очень старинном доме семнадцатого века. Здание великолепно сохранилось. Правда, там маленькие комнатки и очень низкие потолки, но обстановка восхитительная, и Магда содержит все в идеальном порядке. Это необыкновенно милые и гостеприимные люди…
Он еще долго распространялся о Маннерингах.
А у меня перед глазами стояло описание Мэри. Чернобровый пират, одетый в бриджи для верховой езды, живущий с крашеной блондинкой. А оказалось, что это больной, беспомощный калека в инвалидном кресле.
Человек, который никогда в жизни не поднимался на борт судна, который никогда в жизни не имел даже лодки, у которого тридцать лет назад при родах умерла жена, оставив ему дочку по имени Магда, заботящуюся об огороде и разводящую сиамских котов. И не было у них никаких коров породы Ангус, а Маннеринг не был председателем яхтклуба. Целые дни он проводил за игрой в шахматы или за составлением сложных шарад. Перед его домом не было ни подъездной дороги, ни площадки для автомобилей, он жил в небольшом старинном доме на главной улице. И не было никакого слуги-негра по имени Сэм, ну и, разумеется, не существовало управляющего имением и мисс Эмилии в желтом парике.
Все это являлось чистейшей выдумкой.
Я не спрашивал Тайкса больше ни о чем.
Поднявшись, я пожал маленькую ручку моего собеседника поблагодарил за оказанную любезность и за проведенное интервью. Стоя в дверях я смотрел, как этот уродец скрылся в лифте, затем вернулся в комнату, закрыл двери, несколько раз провернув ключ в замке. Все мое тело охватила дрожь.
Я проклинал ее всей душой.
Я проклинал ее всем сердцем.
Однако уже точно знал, что действовать нужно крайне осторожно.
Позвонил в несколько мест.
Междугородние разговоры заказывал с ближайшего переговорного пункта.
Свою фамилию не называл.
Все верно. Антикварный магазин был собственностью вдовы Вана Тайкса.
С острова Тилхэм мне ответил сам Персиваль Овенс. Он содержал там магазин по продаже инструментов. Говорил отрывисто и с сильным акцентом. Но был вполне жив и здоров.
Во всей округе не проживали ни Макгилы, ни Коббсы.
Я не мог понять, почему же я до сих пор ничего не проверил. Почему доверял всем этим россказням…
Просто я был слишком одурманен и околдован очарованием Мэри. Полностью погруженный в свою работу, я безгранично доверял ей, а она пичкала меня, словно ребенка, сказками из «Тысячи и одной ночи.»
Со сжатым от волнения горлом я позвонил Честеру Тайксу, местному библиотекарю. Нет, он не мог припомнить никакого каталога, содержащего реестр голубых иолов. Такого перечня в его библиотеке нет, и к тому же, насколько ему известно, ничего подобного вообще не существует.
Тот мир, в котором я жил с октября по апрель, прямо на моих глазах расползался по швам. И вскоре совсем исчез. Я был голый… как тот король в своем великолепном новом платье.
Осталось сделать всего один, последний звонок.
В шесть часов я связался с Береговой охраной.
— Лейтенант Рейнольдс? Нет, с такой фамилией у нас никто не работает.
Конечно, воспользовавшись самолетом и такси, я добрался бы домой гораздо быстрее, но я чувствовал, что мне следует вести себя как можно незаметнее. Поэтому я сел в «ягуар» и снова помчался по автостраде, не слишком обращая внимания на ограничение скорости. Около десяти вечера я въехал в наш городок, уже почти уснувший к этому времени. В сгустившихся сумерках я увидел старинный дом несчастного Маннеринга. Он и прежде не раз привлекал мое внимание.
Насколько иным предстал в эти минуты передо мной наш маленький городок. Он был полон очарования и покоя. Обыкновенное провинциальное американское поселение, в котором обитают мирные, законопослушные граждане. Как же я мог настолько погрузиться в искусство, что не замечал очевидного? И позволял Мэри и ее «лейтенанту» пичкать меня своими дешевыми историями уровня бульварных романов, глупых фильмов и пустых телесериалов. Все сцены спектакля, в котором мне предназначалась главная роль, были ими заранее срежиссированы и отрепетированы. И теперь я знал, зачем и почему.
Я остановил автомобиль за полмили от дома, заехав поглубже в лес, где высокие деревья и густые заросли образовывали отличное укрытие. Осторожно, как опытный бойскаут, я продвигался к нашему уединенному дому в кромешной темноте, освещаемой только мерцанием звезд. Я рассчитывал каждый шаг, стараясь не наступить на сухую ветку и как вор или призрак медленно подкрадывался к цели.
Стояла тихая и необычайно темная ночь, дул холодный ветер, на безлунном небе серебрились редкие звезды. Именно в такую же ночь и произошло то «загадочное убийство».
Но теперь я уже знал, что все это ложь и обман.
И уже тогда были «Психея», Ральф и «лейтенант», а также ряд прекрасно выполненных звуковых эффектов.
Выйдя из леса, я увидел возле нашего дома так хорошо знакомый мне старый «шевроле» Рейнольдса.
Ни в одном из окон не горел свет. Это было мне на руку. Я на четвереньках пополз к автомобилю. Бесшумно добравшись до него, я присел передохнуть и посмотрел в сторону пристани. Она была пуста. «Психея» исчезла.
Я изумленно вглядывался в темную поверхность воды. Неужели Ральф испугался и решил дать деру? А может все вместе — вся преступная троица — решили смыться? Если так… то я не имел бы ничего против.
Вдруг, когда я размышлял о том, что делать дальше, издалека до меня донеслись звуки голосов. Женщина… и двое мужчин. Слова не удавалось разобрать. Я вздрогнул, почувствовав, что когда-то уже переживал нечто подобное. Они доносились с солидного расстояния, со стороны залива. Я оторвался от «шевроле» и, соблюдая осторожность, пополз через газон.
И внезапно я увидел их.
Посередине бухты, точно как в ту памятную ночь, покачивалась на волнах «Психея», стоящая на якоре довольно далеко от берега. Перед яхтой и позади нее тянулась черная полоса воды, а ее темный контур выделялся на фоне ночного неба, как на японской гравюре. Окна каюты были освещены тусклым желтым светом. Однако вся троица, вероятно, находилась на палубе. Я крался ползком, все ближе подбираясь к берегу.
Вот уже прибрежные камыши, ближе подойти не удается.
О да, это без сомнения был голос Мэри, моей подлой Мэри, и звук гитары Ральфа, и густой баритон «лейтенанта». Черт бы их всех побрал!
Нас разделяло по меньшей мере семьдесят пять ярдов глубокой воды.
Через минуту, дрожа от ярости, я снял туфли и носки, сбросил пиджак и брюки и соскользнул в воду. Был конец апреля, и уже прошло несколько по-летнему теплых дней, но вода оставалась холодной, как лед. Кроме того, здесь слишком глубоко, а в этой черной, как смола, воде — насколько мне известно из различных книг — обитает множество не слишком приятных созданий, таких как черепахи, ужи, угри.
Но, стиснув зубы, я двинулся вперед и, немного проплыв, нырнул в направлении судна. Вынырнул я недалеко от яхты. Отчетливо виднелись силуэты трех человек, сидевших на корме. Паруса были спущены. Все трое сейчас молчали. Я снова опустился под воду и подплыл поближе, направляясь к носу. Еще дважды я нырял, появляясь на поверхности все ближе к цели. Я уже адаптировался к температуре воды и, признаться, даже испытывал какое-то радостное возбуждение, когда, словно большая рыба, подплывал все ближе и ближе. Последний раз я вынырнул всего лишь в нескольких дюймах от крепко натянутой якорной цепи.
Я ухватился за цепь и судорожно сжал ее обеими руками. Внимательно прислушался. Ральф продолжал бренчать на гитаре. Я достиг своей цели и доплыл к ним незамеченным. Стараясь дышать как можно тише и не выпуская из рук цепи, я постепенно приходил в себя.
