хотят видеть. Джексон был в будущем и в прошлом. Он знал настоящее как никто другой. Но в будущее, как он говорил, возьмут не всех, а лишь тех, кто поверит правде Джексона.
Темный лес, десятки дорог, выбирай любую, но знай, что заблудишься и никогда не узнаешь, какая была правильная. Вот она, реальность. Истинная Грейс в истинной тьме. И в первой же встрече она заблудилась.
Тогда, в прошлом доме, о котором нечего помнить, она впервые встретила Джексона, и все было иначе. Леса другие, и страх не появился. Было упоение. Джексон говорил, что бояться не надо. У всего есть смысл. У каждой боли, у каждой ошибки. Все правильно.
Вопреки наставлениям, позабыв обо всем, Грейс рванула вперед, не разбирая дороги, и бежала, отпихивая хлеставшие по лицу и рукам ветви, выдергивая ноги из грязи и скрываясь от назойливых взглядов деревьев за воротником пальто. Кости, казалось, хватали за горло. Поднимались из-под земли и бежали следом, раздирали платье, добирались до холодной кожи.
Грейс вспоминала Джексона и бежала. Ради него. Ради всех. Они ведь не справятся без ее помощи. Грейс несет ответственность.
Джексон любил ее. Он был рядом и гладил по волосам. На небе зажигались звезды, вокруг тихо, не слышно даже дыхания, и Джексон, шепотом рассказывающий истины, сидел рядом. От него пахло солью. Джексон, бескрайний как воды океана, мудрый и свой. Никто и никогда не казался насколько родным. Никто и никогда не понимал с первого взгляда до того, как она встретила Осборна. Все-таки Джексон не ошибся, когда поведал, что Осборн будет лучшей парой для Грейс. Он понял, насколько близки их души. Джексон никогда не ошибался. Джексон всегда знает, как лучше.
Грейс вылетела на холм уже запыхавшаяся и грязная, в ободранном платье, но счастливая. Она упала на землю, успела подставить руки, чтобы не упасть лицом в грязь, и тяжело дышала. Перед глазами плыло, в носу пульсировало. Казалось, мир кричал с ней.
Но когда Грейс поднялась на ноги, когда отряхнулась и выпрямилась, все только заметили ее появление, хотя по ощущениям она пролежала на земле долго и даже успела замерзнуть.
— Грейс, ты бежала? — спросил Шелдон, не обернувшись.
— Лес меня не узнал, — прошептала Грейс.
— Нас тоже, — поддакнула Лиза, сидевшая на капоте неизвестной старой машины и вертевшая в руках грязную тряпку.
— Мы еле дошли, — сказала Сабрина, начищавшая фары с особым усердием.
Джим стоял неподалеку и всматривался в темноту леса. Казалось, хотел что-то сказать, но выбрал молчание. Грейс осмотрелась. С холма, со всех сторон обступаемый забором леса, виден Ластвилль. Маленький, сверкающий в тусклых огоньках старых фонарей.
— Все готово? — спросила Грейс. Она все еще говорила тихо. Горло жгло.
— Да, наших следов нигде нет. Нас не было в доме Уайтхеда, — сказал Шелдон. Он стоял на краю холма, обдуваемый ветром. Белое одеяние развевалось, обнимало высохшее тело. Казалось, еще немного и улетит.
— Уайтхед словно оказался в ненужное время в ненужном месте, — тихо подхватил Джим. — Сидел на лавочке у могилы сына, думал о жизни. Тут-то ее и оборвали.
— Несчастный случай, так оно и было, — сказал Шелдон и обернулся к слушателям. — Он же сам пригласил нас. Он хотел погубить нас, но в итоге — погубил себя собственными руками.
— Будто бы сам предложил выбрать, что с ним сделать, — согласилась Сабрина.
— Справедливость восторжествовала? — спросил еще один голос.
— Пока Ластвилль, прежде каравший всех подряд, не покарает тех, кто забирает души, справедливость не восторжествует, — ответил Шелдон и снова погрузился в размышления.
Грейс обернулась и увидела профессора Френсиса. Он сидел на поваленном дереве, подложив ногу на ногу, в белой рубашке и брюках. Очки так и висели на кончике носа, готовые свалиться от первого дуновения ветра, но они, казалось, профессору не нужны. Френсис глядел на Грейс спокойно, поверх стекол, и улыбался.
— Присаживайся, Грейс. Ты устала.
Она села рядом.
— Ты замерзла. Возьми мой пиджак.
— Я не должна, это же…
— Поверь, тебе можно все, — сказал профессор Френсис и улыбнулся. — Ты сделала больше, чем от тебя ждали.
Грейс улыбнулась и накинула пиджак на плечи и сразу почувствовала, как стало теплее. Оказывается, на улице холодно.
— Думаете, Джексон останется доволен?
— О, поверь, Грейс, тобой он всегда был доволен.
Вблизи, на удивление, Френсис не казался таким измученным и старым, каким виделся на уроках. Лицо его пусть и носило на себе отпечатки усталости, но казалось вполне здоровым и даже немного симпатичным. Грейс прежде не видела его так близко, даже толком не разговаривала. Шелдон и Сабрина общались с ним, но остальные — никогда. Однако его вклад в общее дело нельзя переоценить.
— Никогда бы не подумала, что вы станете седьмым, — призналась Грейс и получше устроилась, обняла себя руками под пиджаком, пропахшим мелом и выпечкой.
— Я и сам не думал, что сегодня окажусь в вашей компании, но жизнь иногда творит что хочет, а нас не спрашивает.
— Вы ведь должны были уехать в Лондон.
— Должен был, но решил остаться. Джексон хотел бы, чтобы я был с вами.
— Вы говорили с ним?
— А ты? — Он улыбнулся.
— В любом случае… — Грейс задумалась. — Вы сделали правильный выбор.
— Я не сомневался, милая Грейс, что ты поймешь меня. Джексон говорил о тебе как о понимающем человеке. Как о человеке, который видит людей насквозь. — Кивнул Френсис, а потом спросил. — Мне всегда было интересно узнать у тебя, тяжело ли быть главой в таком семействе?
— У меня не было выбора. Джексон наказал стеречь всех и растить. Сказал, что у меня получится лучше, чем у кого бы то ни было, — ответила Грейс тихо.
Она помнила, как Джексон сидел рядом, также, плечом к плечу, обнимал и шептал, что все будет хорошо. Его волосы касались спины и обжигали. Он говорил, что когда-то они снова встретятся и будут счастливы. Что однажды они воссоединятся и продолжат путь к счастью. Джексон доверил ей чужие жизни.
— Это не совсем честно, говорить, что только я слежу за семьей, — добавила Грейс, почувствовав вину. — Шелдон
