— Это, конечно, вопрос серьезный, но пока мы его оставим в стороне. Больше показать ничего не желаете?.. Тогда у меня к вам есть вопросы.
Капитан вытащил из сейфа дело, полистал, нашел нужный протокол.
— Вы показали, что пятого ноября в восемь тридцать вечера встретились с гражданином Ковалем возле Пушки и в течение десяти или пятнадцати минут беседовали о даче дополнительной взятки в размере трех тысяч долларов… То есть, пребывали вместе с ним в районе памятника на углу Проспекта Независимости и улицы Освобождения от 20.30 до 20.40 или 20.45. Это правда?
— Конечно, здоровьем матери клянусь!
— Вы, гражданин Джихангиров, шестнадцатого на допросе тоже здоровьем матери клялись — а соврали. Не видели вы мэра пятого ноября в это время! Вот у меня показания трех незаинтересованных свидетелей, которые в один голос утверждают, что в тот вечер гражданин Коваль с 19.55 и минимум до 20.40 находился в другом месте, сидел в своем автомобиле один и ни с кем не разговаривал.
— Это они врут!
Казьмин театрально развел руками:
— А им-то зачем врать? Им не надо оправдываться за поддельную подпись мэра. Это вам надо. И, я так думаю, не вам одному, раз вас даже в следственном изоляторе достали и пытались отправить на тот свет. Что-то, значит, вы опасное знаете… Не представляете, о чем может идти речь?
— Ничего не знаю, все уже рассказал!
Капитан разочарованно вздохнул:
— Да-а… Жалко, что не можете сейчас вспомнить ничего важного… Ну ладно, отправляйтесь обратно в камеру, подумайте хорошо, может, вспомните все-таки…
Джихангиров вскочил, конвоир привычным движением вернул его на стул.
— Гражданин капитан! Там меня точно убьют! Спросите ещечто-нибудь, может вспомню, только не отправляйте обратно!..
Капитан сделал скучающее лицо, полистал дело, поскреб в затылке.
— Ну так что, видели вы мэра пятого ноября или не видели?
Джихангиров ссутулился, выдавил из себя:
— Не видел…
— Ну вот, давно бы так… Тогда у меня вот какая картина складывается: гражданин Коваль вам позвонил насчет дополнительных трех тысяч, вы обещали принести, но сами решили не платить. Вместо этого проследили за ним, дождались, пока он тронется от магазина, перекрыли дорогу КрАЗом, все время держались впереди, а на закрытом повороте, заметив встречный самосвал, резко тормознули и тем вынудили Коваля, который держался слишком близко, пойти на обгон… В результате произошло столкновение и мэр погиб.
— Гражданин капитан, здоровьем… Честное слово, ничего такого не было! Какой КрАЗ, о чем вы говорите, я не умею ездить на КрАЗе! Меня вообще в тот вечер на Проспекте не было, спросите у жены, у детей!
— Так и запишем: вечером 5 ноября на Проспект Независимости не приезжал… А что же вы — вам мэр свидание назначает, а вы даже не являетесь? Или знали, что нет смысла являться, все равно его убьют, а? Может, из-за того вас и доставали в камере, что вы знали о готовящемся убийстве?
Джихангиров понемногу терял соображение. Раз за разом повторяющиеся обвинения то в убийстве, то в сообщничестве сводили его с ума.
— Я не пойму, о чем вы спрашиваете…
— Я спрашиваю, почему не поехали на свидание с мэром?
— Не было никакого свидания, не звонил мне мэр!
— Вот как? — удивился капитан. — А что ж вы вводите следствие в заблуждение? Может, вы вообще все врете? Может, вы и одиннадцатого сентября с мэром не встречались?
— Какого одиннадцатого сентября? Я вообще никогда с мэром не встречался!
Капитан качнул головой, вздохнул:
— Так и запишем, одиннадцатого сентября вы с мэром не встречались и вообще никогда не встречались… Ладно, следующий вопрос: знаком ли вам Сослан Кантемирович Дигоев?
Джихангиров захлопал глазами:
— Какой Дигоев? Не помню…
— А я вам напомню: студент-художник из Владикавказа, получает стипендию от фонда АО «Меценат»…
— А-а… Так я их не знаю, этим директор фонда занимается, Овсепян Сусанна Назаровна.
— Значит, это она по вашему указанию поручила Дигоеву следить за перемещениями мэра с целью подготовки его убийства?
Джихангиров снова дернулся:
— Ну какое убийство, ну что вы такое говорите?!
— Значит, не по вашему указанию? А по чьему?
— У неё самой спросите, я не знаю вообще, о чем вы спрашиваете!
— Может, вы и Костылина Валерия Семеновича из Гагры не знаете? И не привлекали его для репетиции убийства?
Джихангиров ошарашенно пялился на капитана:
— Какой Костылин, какая репетиция?..
— И Ричарда вы не знаете?
Феликс Рустамович чуть оживился:
— Ричарда знаю, Амбарцумов фамилия, в оперном театре на флейте играет. Другого Ричарда знаю, Погосяна, на лесоскладе работает, мы через него всегда лесоматериалы достаем… Ричард Львиное Сердце знаю, король…
«Так-так, — отметил про себя капитан, — ты уже резвишься? А мы тебе ещё вопросик…»
— Сейчас, я ваши ответы запишу… Погосян… на флейте…
— Извиняюсь, гражданин капитан, Амбарцумов на флейте…
— Как? А-а, это я перепутал… Ну хорошо, а вот тут выше мы записали, что одиннадцатого сентября вы с мэром не встречались — правильно?
Джихангиров насторожился, но как будто это действительно были его слова… Осторожно кивнул:
— Наверное, правильно, раз вы записали…
Капитан сделал дурацкое растерянное лицо:
— А как же вы тогда получили одиннадцатого сентября подпись мэра на решении о землеотводе? Которую он у вас на глазах написал дрожащей рукой, потому что глотал валидол?
Джихангиров молчал. Даже на валидол вместо нитроглицерина не отреагировал.
— Я так понимаю, не получали вы эту подпись?
Подследственный кивнул, не поднимая головы.
— В таком случае, гражданин Джихангиров, где вы взяли вот этот документ с поддельной подписью мэра Коваля?
Джихангиров долго молчал, наконец выдавил:
— Руслан…
— Громче!
— Мне этот документ дал Руслан…
— Кто такой Руслан?
— Руслан? — недоуменно переспросил Джихангиров. — Кто же Руслана не знает?
— Я не знаю. Кто такой Руслан?
— Арсланов! Арсланов Алан Александрович, такого знаете?!
— Вроде слышал где-то, — невнятно бормотал капитан, торопливо записывая показания. — А сказочку про взятки сами придумали или тоже Руслан подсказал?
Джихангиров молча кивнул.
— Вслух говорите! — рявкнул капитан.
— Да, гражданин Арсланов мне подсказал, что надо говорить, если будут допрашивать.
— Когда это было?
— На праздник, седьмого ноября.
— Где?
— У него дома, в Ерофеевке… я заехал поздравить…
Капитан трудолюбиво писал. Просмотрел протокол, велел допрашиваемому внимательно прочитать, расписаться на каждой странице, а в конце протокола написать: «С моих слов записано верно», потом расписаться и после подписи написать разборчиво фамилию, имя, отчество и сегодняшнее число.
* * *
Джихангиров сидел в коридоре рядом с конвоиром, неловко перекладывал с места на место скованные руки и мучился мыслями. Капитан куда-то убежал с какими-то бумагами, велел ждать. Наверное, сейчас решают, когда отдавать под суд. Ничего, Руслан же обещал помочь — адвоката лучшего, семье деньги, заботу… А как в лагере будет?.. Он говорил, везде есть свои люди, самое большее — полтора года… Это… это пятьсот сорок восемь дней… и ночей… и каждую ночь лежать и ждать, как сегодня?.. Но Руслан же обещал…
В конце коридора появился капитан, приблизился торопливой походкой, сказал конвоиру:
— Введите.
Пробежал на место, сел, начал раскладывать бумаги, потом, словно вдруг вспомнил, поднял голову:
— Наручники можно снять, сержант. И свободны, возвращайтесь на место службы…
Джихангиров ничего не понимал.
— Ну так, гражданин Джихангиров Феликс Рустамович… Доложил я руководству, что теперь ваши показания не противоречат материалам следствия. Подозрение в причастности к убийству с вас снято, дача взятки места не имела… Конечно, остается ответственность за дачу ложных показаний, но по этой статье предварительное содержание под стражей не требуется, в связи с чем вам изменена мера пресечения. Вы освобождаетесь с обязательством явиться по первому требованию следствия, прокуратуры или суда. Покидать город вам не разрешено. Распишитесь на подписке о невыезде… Так, вот ваши документы, часы, деньги… В СИЗО какие-нибудь вещи остались?
— А-а, — отмахнулся Феликс Рустамович, — не такие вещи, чтобы за ними туда ездить… — Его передернуло.
— Ну как хотите. Вот вам пропуск на выход, можете идти домой…
Джихангиров замялся:
— А позвонить можно, гражданин капитан? Жене, чтоб не волновалась и чтобы кого-нибудь с машиной прислала, сами понимаете, неловко в таком виде по городу ходить, меня же люди знают…
