в первую очередь главе семейства. Любимая дочь, подающий надежды сотрудник отдела! Мог ли Гришин мечтать о лучшей партии для своей старшенькой, когда счастье той практически вошло в их дом? Оказывается, мог. Как выяснилось в процессе разбирательств, полковник за два года до того, как Рученкову познакомиться с Оксаной, сосватал дочь за сына заместителя министра. Всё складывалось, как задумали отцы. Но появился Виктор, планы рухнули, за планами развалились надежды.
— Интересно знать, как вёл себя в этой ситуации сын замминистра?
— Влюблён в Оксану с детства. В один садик ходили, за одной партой сидели. Жизнь складывалась так, что семья Гришиных и семья замминистра шли по жизни бок о бок. Факт этот и привёл отцов к решению породниться. Кто, когда предложил, это история умалчивает. Да и не в этом суть. Рученков, узнав, что шеф решил выдать дочь за другого, встал на дыбы. Оксане пришлось выбирать между отцом и Виктором.
— И она выбрала Рученкова?
— Разумеется. Вещички в чемоданчик и айда за тем, за кем можно было идти легко и непринуждённо. На двенадцатый день после ухода Оксаны из дома Гришин отправил Рученкова в командировку. На полгода. И знаешь куда? В Чечню.
— Ни хрена себе! На полгода на войну!
— В том — то и дело, что на войну, да ещё с задачей, согласно которой Виктор попал из кабинетного кресла в пекло. Парня обтесать надо было, дать возможность осмотреться, ан — нет, на передовую и по возможности туда, где горячее всего. Смертью Виктора Гришин решил снять проблемы относительно дочери, пройдёт время, думал он, сотрутся воспоминания. Оксана станет такой же покладистой, какой была до встречи с Рученковым.
Не тут-то было. Планам полковника не суждено было претвориться в жизнь по двум причинам. Первая — Виктор оказался не из слабых. Сумев пережить разлуку с любимой, проявил себя как настоящий мужик, о чём свидетельствует орден Красной звезды. Вторая — сама Оксана. Гришин надеялся, что, живя в чужой квартире, в вечном страхе за жизнь любимого Оксана не продержится и недели. Но произошло то, чего не ожидал никто и в первую очередь сам отец. Оксана укатила к мужу.
— Как это укатила? Куда?
— В Чечню. Не знаю, как она в чужой стране, среди чужих людей. Как бы то ни было, полгода прошли, Рученковы вернулись в Москву. Через три месяца Гришин предпринял вторую попытку командировать Виктора в Чечню. И опять получилось. Только на этот раз Руча вернулся не капитаном, а майором.
— Я помню тот день. Обмыли так, что не дай Бог оказаться в том состоянии ещё раз.
— И правильно сделали. Звёзды не так часто падают на погоны, чтобы оставлять дни эти без внимания, тем более что звание было присвоено внеочередное. Поздравили Виктора все, кроме Гришина. Тот будто с цепи сорвался, гноить зятя начал в открытую. Рученков сопротивлялся, как мог, но сам понимаешь, кто он, а кто полковник.
— И как долго это продолжалось?
— Больше года. Дальше стало ещё хуже. Виктор начал подозревать Гришина в чём-то таком, за что тот мог угодить под трибунал. Он и раньше догадывался, что тесть не чист на руку, а тут зацепил так, что полковнику в пору было в бега податься. Сказать точно, на чём именно погорел Гришин, не могу по одной простой причине, что Виктор никогда никому об этом не рассказывал, но то, что он решил объявить шефу ультиматум, это абсолютно точно.
— И что помешало?
— Оксана. Виктор поделился с женой и, сам того не подозревая, оказался между двух огней. С одной стороны, любовь к женщине, с другой — отец и дочь. Обвинить в бесчестии тестя, когда отношений и так не было никаких, означало, настроить дитя против родителя, чего позволить себе Рученков не только не мог, но и не имел права. Гришин же продолжал провоцировать зятя, а значит, рано или поздно должен был последовать ответный ход. Понимая это, Виктор решил, что будет лучше, если он разрубит чёртов узел раз и навсегда. Из двух зол выбрав самое непримиримое, Рученков подал рапорт об увольнении, что по меркам самого Виктора означало разочарование в жизни. И если бы не любовь к женщине, ни её к нему отношение, неизвестно, как сложилась бы судьба бывшего майора ФСБ.
Закончив мысль, Кузнецов решил перевести дыхание.
На что Богданов отреагировал так, будто тот предоставлял возможность высказаться.
— Странно, что Виктор ничего мне об этом не рассказывал.
— Потому и не рассказывал, что не хотел мести сор из избы. Как ни крути, а отношения с полковником- дела семейные. Что касается секретов по службе, клятва о неразглашении тайны, какой бы та ни была и кого бы ни касалась, превыше всего. Единственное, что мне удалось вытащить из Виктора, так это то, что тот обладает доказательствами, что Гришин нарушил первую заповедь чекиста. Действия офицера службы безопасности прежде всего должны быть направлены на защиту государства, а значит, не связаны с личными интересами.
— А Гришин знает, что зять выжидает момента, чтобы нанести ответный удар?
— Знал бы, придумал бы пакость, способную свести жизнь Виктора на «нет».
— Можно подумать, что ему что — то мешает.
— Мешает. Дочь. Оксана, когда Виктор вернулся из третьей по счёту командировки в Чечню, учинила Гришину такую разборку, из-за которой тому ночью вызывали неотложку. По сути, Оксана объявила родителю ультиматум: или тот перестаёт мешать им жить, или она сделает так, что отец навсегда забудет о том, что у него есть дочь.
— Как отреагировала Оксана на увольнение Виктора из органов?
— Как и следовало любящей жене. К тому же надо отдать должное, Виктор, чтобы не вводить близкого человека в транс, преподнёс всё так, будто решение было принято неслучайно. Мол, уходит по причине морального неудовлетворения службой. Надоело горбатиться за копейки, когда все вокруг только и говорят о миллионах, о домах в Ницце, о яхтах. Толчком стало решение о создании собственной службы безопасности, о которой он якобы мечтал давно и даже навёл кое-какие справки, в частности, что необходимо иметь, чтобы получить лицензию. Оксана, представив, что муж не будет зависеть от прихотей отца, не только согласилась с решением супруга, но обещала взять на себя подготовку необходимых документов.
Выслушав гостя, Богданов впал в размышления. С открытыми глазами принимать решение легче. Оставалось признаться самому себе в недальновидности и слабости духа.
Взгляд в сторону Кузнецова остановил размышления.
И сразу же, будто тот только и ждал, когда же глаза Богданова наполнятся смыслом, последовал вопрос: «Ну что разобрался?»
— С
