– Замечательно, Валерий Павлович. И зачем же понадобился этому самому «Шансу» террорист Карл Майнхофф?
Харитонов загасил сигарету и уставился на Алису воспаленными злыми глазами. Он молчал очень долго, она уже потеряла терпение. Ей страшно хотелось спать, был четвертый час ночи.
– Алиса, вы хотите, чтобы вас оставили в покое? – произнес он наконец медленно, почти по слогам. – Вы хотите, чтобы этот человек никогда больше не возник на вашем горизонте ни в Москве, ни в Израиле, ни в Северной Гвинее?
– Я не собираюсь в Северную Гвинею, – перебила его Алиса.
– Не надо ловить меня за язык! – он побагровел и шарахнул кулаком по столу.
– Валерий Павлович, – Алиса поднялась с табуретки, – будьте так любезны, убирайтесь вон!
– Не-ет, Алиса Юрьевна, я не буду так любезен. Я никуда не уйду. Мне необходимо остаться в вашей квартире и дождаться звонка. Майнхофф позвонит вам, и я должен присутствовать при разговоре.
Алиса, ни слова не говоря, вышла из кухни в прихожую, взяла в руки телефон, но тут же застыла, не успев набрать 02. Щелкнул предохранитель пистолета. Дуло вжалось в спину, между лопатками.
– Не надо вызывать милицию, Алиса. Это не в ваших интересах. Я успею исчезнуть, пока они доедут, и никто не поверит вам, что уважаемый человек, отставной полковник ФСБ, вломился ночью к вам в квартиру. Нет следов взлома и борьбы, из дома ничего не пропало, – голос Харитонова у Алисы за спиной звучал спокойно, но слышалась все-таки нервная хрипотца.
– Тогда почему вы так испугались? – спросила Алиса, не оборачиваясь, все еще чувствуя холодок дула между лопатками.
– Я вовсе не испугался. Просто мне постоянно приходится предупреждать всякие глупости с вашей стороны, и я, честно говоря, устал от этого.
– Главной моей глупостью было то, что сказала вам о двух незнакомцах у вашей машины. Я, идиотка такая, подумала в этот момент о вашей жене, о двух дочерях, о годовалом внуке.
– Для вас это был совершенно нормальный поступок, и нечего считать себя героиней, – процедил сквозь зубы Харитонов, – люди вашей породы не способны себя защитить и пожертвовать чужой жизнью. Это органически не свойственно вам. Вы всегда будете размышлять, рефлексировать, изводить себя всякой дрянью, которую принято называть угрызениями совести. Так что не считайте себя героиней и не ждите от меня благодарности.
– Вам не кажется, что лекцию по психологии удобней читать без пистолета в руках? – тихо спросила Алиса.
– Это не лекция. Я просто называю вещи своими именами.
– Хорошо, я поняла. Для меня нормально спасти вам жизнь, а для вас нормально после этого упереть дуло мне в спину.
– Совершенно верно. Вот мы и расставили с вами все точки над "и". Мы знаем, чего нам ждать друг от друга. Это к лучшему. Это облегчит общение.
– Никакого общения быть не может. Карл убьет вас. Или вы надеетесь перехитрить его? Не лезьте, Валерий Павлович, вы не выберетесь живым.
– Это мое дело. А вот у вас очень мало шансов, Алиса, если будете продолжать в том же духе.
– Но ведь вы не выстрелите, Валерий Павлович. Вы напрасно меня пугаете. Я вам живая нужна. Так что уберите вашу пушку от греха подальше, а то я чувствую, у вас ручки дрожат, нажмете там что-нибудь ненароком.
– Не обольщайтесь. Я могу обойтись и без вас. Одного Максима будет вполне достаточно, – медленно произнес Харитонов, но пистолет все-таки убрал.
Туннель был просвечен насквозь прожекторами. С миной, которую оставила в машине Инга Циммер, возились страшно долго. Удалось обезвредить за три минуты до взрыва. Бывший заложник долго не приходил в себя. Его увезла «Скорая». Никто пока не знал, что именно вколола ему сумасшедшая девка, и опасались неприятных последствий.
Злосчастный контейнер был заснят десятком фото – и телекамер. Пресс-конференция профессора Бренера началась стихийно, прямо на обочине шоссе. Репортеры набежали как из-под земли, и даже спецназ оказался бессилен.
– Сколько жизней может унести эта штука? – выкрикнул первый лихой юноша-репортер, пробившийся через оцепление.
– Счет идет на сотни тысяч, – устало произнес Бренер в микрофон, инфекция распространяется на радиус около пяти километров, учитывая взрывную волну, может распространиться дальше. Штаммы очень жизнеспособны, сохраняются в воздушной среде до десяти дней. Устойчивы к температурным колебаниям от минус пятидесяти до плюс пятидесяти градусов по Цельсию. Передается воздушно-капельным путем. Каждый зараженный моментально становится источником инфекции, и заболеют все, кто войдет с ним в контакт.
– Существуют какие-либо методы профилактики и защиты? – выкрикнул тоненький голосок из толпы журналистов.
– Существуют, – кивнул Бренер, – к некоторым видам биологического оружия уже разработаны системы защиты. Но штаммы бластомикоза, которые находятся в этом контейнере, устойчивы к любым вакцинам и антибиотикам.
– Каким образом будет уничтожен контейнер? Похоронен, как ядерные отходы?
– Ни в коем случае. Живая культура бластомикоза, как чумы и холеры, способна сохранять болезнетворность под землей сотни лет. Единственный способ уничтожить штаммы – растворить контейнер в большом количестве азотной или серной кислоты.
На следующее утро фотографии профессора Бренера с контейнером в руках были помещены на первых полосах всех газет, не только швейцарских, но европейских и американских. Заголовки гласили:
«В результате блестящей операции бойцов швейцарского спецподразделения „Штерн“ освобожден из рук террористов гражданин Израиля профессор-биохимик Натан Бренер…»
Все события прошедшей ночи излагались с потрясающими, душераздирающими подробностями. Так, одна уважаемая французская газета уверяла своих читателей, будто все четверо террористов были заражены новейшим вирусом «никарагуанского бешенства», который они подцепили при похищении профессора из лаборатории в Беэр-Шеве. Натан Ефимович никогда в жизни не слышал о таком вирусе. Оказывается, он влияет исключительно на психику и никак не вредит физиологическим функциям организма, даже наоборот, повышает энергетику, делает зараженного силачом-суперменом. Человек становится чем-то вроде непобедимого киборга, лишенного страха и жаждущего крови.
Сам профессор якобы не заразился только потому, что был заблаговременно вакцинирован. Он вообще делал себе прививки от всех инфекционных заболеваний, над которыми работала его лаборатория, о чем сам заявил в интервью корреспонденту уважаемой газеты.
Далее говорилось, что злосчастный контейнер, наполненный вирусами этого самого «никарагуанского бешенства», на самом деле не будет уничтожен. Швейцарские спецслужбы намерены тайно использовать его в своих целях под руководством профессора Бренера.
Другая газета, немецкая, оказалась более скромной и сообщила всего лишь о том, что известная террористка Инга Циммер вскрыла контейнер с бластомикозом, заразилась и теперь бегает по Альпам, распространяя инфекцию.
Но все издания были единодушны в одном: Израиль оскандалился. Только что урегулированный усилиями ООН арабо-израильский конфликт опять обострился. Представители ООН инспектируют иракские секретные объекты, а оказывается, израильтяне производят по-тихому чуму двадцать первого века, тем самым подвергая страшной опасности весь мир. Теперь неизвестно, когда и чем разрешится международный кризис.
Следующей по важности новостью стала паника на бирже, лихорадка на рынке ценных бумаг. Запрыгали цены на нефть, стали падать и подниматься курсы разных валют.
Впрочем, экономические новости Натана Ефимовича не интересовали. Он ничего не понимал ни в акциях, ни в биржевой лихорадке, ни в ценах на нефть.
– Алиса, у вас есть раскладушка? – спросил Харитонов как ни в чем не бывало.
– Обойдетесь, – буркнула Алиса, – будете сидеть на кухне. Я вас не приглашала. Вас здесь нет.
Она захватила подушку и одеяло со своей тахты, ушла к Максимке в комнату и закрыла дверь. Стараясь не шуметь, разложила старое кресло-кровать, завела маленький будильник на девять, забилась под одеяло.
Только что ей казалось, стоит лишь положить голову на подушку, и она заснет как убитая. Но никак не получалось. Она кожей чувствовала присутствие Харитонова за стенкой, и в этом было что-то из фильмов ужасов, из детских необъяснимых страхов, которые окатывают среди ночи ледяной волной, медленно под-, ступают к кровати из темных углов, тянут длинные скользкие щупальца к лицу, к горлу, не дают шевельнуться, заорать на всю квартиру, и кажется, ты совершенно один в мире, и нет спасения.
От того, что в отставном полковнике товарище Харитонове не наблюдалось ничего мистического, от того, что он был вроде бы живым существом, из мяса и костей, и новые ботинки ему иногда натирали пятки, и в животе у него бурчало от молочнокислых продуктов, становилось почему-то еще страшней.