Каскет утомленно вздохнул. Он около часа провисел на телефоне, решая проблему вечернего досуга гостей, который, как оказалось, невозможен без наличия четырех первосортных телок с тонкими лодыжками и арбузной грудью. Хорошо еще, что не потребовались девственницы!
— Здорово, Гарик. Что там у тебя?
— А ты чего, не видишь? — обиделся Гарик. Он с преувеличенной галантностью пропустил вперед свою ходульную Алевтину, но не удержался и шлепнул ее по заду. Потом зашел сам и плотно прикрыл за собой дверь.
— Я уже и телкой обзавелся, секретаршей, как обещал! Помнишь? Вот, рисануться захотелось! Как она тебе, Жор? Не, ну честно, а? Не хуже, чем твоя, скажь? А ходит как, ходит! Пишет, блить!
— Чего? — сказала девица без всякого выражения. На своих каблучищах она была выше Каскета на целую голову.
— Так она на компьютере еще умеет! — гордо заявил Гарик и подкатил глаза. — А все остальное как делает!
— Это просто офигеть. Тебе крупно повезло, — сказал Каскет, мельком взглянув на его приобретение.
— Хочешь, она тебе прямо сейчас отстрочит? Зацени!
Каскет посмотрел на часы.
— У тебя еще что-нибудь есть ко мне? Времени мало…
— У меня? К тебе? — Гарик недобро удивился. — Я думал, это ты мне что-нибудь новенькое скажешь!
Он нервно прошелся по кабинету, встал перед Каскетом и сказал, понизив голос:
— Слушай, Жорик, я не хотел говорить, но если по чесноку, меня все это начинает напрягать…
— Что? — уточнил Каскет.
— Да это вот все! — Гарик сделал неопределенный жест рукой. — Фома Московский то едет, то не едет! Пришелец опаздывает! Финна нет, Буржуя нет, а он главный, без него ничего не склеится!
Он опять прошелся, наткнулся на Алевтину, посмотрел на нее, будто впервые увидел, и заорал:
— А ты чего встала здесь, дура?! Не видишь — начальство беседует! Вали на фиг, чупа-чупс соси!
Он вытолкал ее из кабинета и снова запер дверь.
— Понимаешь, Жор, неудобняк получается. Я братву предупредил, там еще пару человек… Ну, и вообще. Шмон пошел по городу, понимаешь. Если твои воры не появятся в срок, если все сорвется, меня просто с говном смешают… А я так не привык, Жор. Я, блить, если что сказал, я хоть в лепешку… На том и стою, как говорится!
Он изобразил фигурой и лицом, какое нелегкое бремя ответственности приходится нести честному и достойному человеку, единственному на весь город джентльмену.
— Все будет, как договорено! — нахмурился Каскет. — Что значит — не появятся в срок? Кто тебе это сказал?
— Что? — Гарик захлопал глазами. — Кто? Откуда я знаю? Я, блить, деньги плачу! Немалые деньги! Я что, спросить права не имею?..
Он посмотрел на мрачное лицо Каскета, тоже насупил брови и добавил:
— Ну разве я не прав, скажи?
Прав или не прав, но Каскета в этот день, похоже, уже достали.
— Ты правь, когда за руль сядешь! — прикрикнул он. — Воры помелом не машут, запомни! Сам скоро вором станешь, а ведешь себя как босяк! Время еще не подошло — чего рубаху рвешь?
Гарик замолчал, как будто раздумывая, то ли согласиться с приведенными доводами, то ли, напротив, — обидеться и разнести тут все к такой-то матери.
— Рубаха моя, — наконец высказался он загадочно. — Хочу рву, хочу нет… И деньги мои…
— Забодал ты своими деньгами! — перебил его Каскет. — Запомни на будущее: для вора что говно, что деньги — всегда при нем, а пачкаться впадлу! Захотел быть вором — так плати, не зуди! И не говори мне больше про это!
Лицо Гарика налилось краской: обиделся. Но что-то до него все-таки дошло. Потому что понты колотить не стал, только глазки злые сощурил и челюстью взад-вперед поездил.
— Терпеть невмочь! — выдохнул он. — Резать хочу! Крови!
Каскет удивленно поднял брови.
— Какой тебе еще крови надо?
— Гуссейн, Итальянец!.. Да все они! — Гарик громко скрипнул зубами. — Это мой город! Мой! Я здесь хозяин! И я наведу здесь порядок… Вот только корону получу! А потом полетят головы! Да! Всем им кранты!
Он с шумом набрал воздух в грудь.
— Не могу я больше ждать, понимаешь?! Я крови хочу!!!
Каскет спокойно выслушал его вопли, почесывая пальцем мочку уха. Однако он ясно видел: с Гариком будут серьезные проблемы. Похоже, недаром говорят: у него крыша едет! Возможно, он просто сумасшедший…
Каскет, конечно, никогда не читал Гёте, даже не знал, кто это такой, но сейчас он мог бы дополнить его самое известное произведение образом обескураженного и даже слегка струхнувшего Мефистофеля, перед которым беснуется пьяный в стельку Фауст, требует еще и еще крови и негодует, что, мол, дьявол-то нынче не тот, мелковат пошел…
— И давно ты, Гарик, хозяином здесь заделался? — холодно поинтересовался Мефистофель-Каскет.
— Чего? — Гарик свирепо сверкнул глазами, но тут же взял себя в руки, опять прикинулся дурачком:
— Да не-е! Да ты чё! Я ж имел в виду нас с тобой, ты не понял! Что я хозяин, в смысле, и ты тоже хозяин! Мы оба! А ты как подумал?.. Не-е, ты не ведись на это, Жор! Мы, главное, вместе должны держаться! Вот где наша сила! Я просто в расстройстве, блить, понимаешь! Волнуюсь, как, блить, не знаю кто! Это ж такое дело — коронация! Это ж тебе не жениться, это ж один-единственный раз, и все!
— Тебе еще дожить до этого единственного раза надо, — процедил Каскет, вскакивая.
Гарик захлопнул огромную челюсть, словно закрыл ковш экскаватора.
— Это как понимать? — осторожно осведомился он.
— Так и понимай. Болтаешь много. Залупнешься вот так при ворах, они на бабло твое не посмотрят, отчушкарят и в угол веником сметут… Я за тебя ручался, Гарик. Теперь сам смотри: если подставишь меня…
— А чего не так, Жор?! Я ж всю правду!
Сейчас уже Каскет нервно прохаживался по кабинету, а Гарик семенил за ним, оправдываясь и размахивая руками.
— Ты хочешь сказать, что не мы здесь хозяева, в Тиходонске? А кто ж тогда? Ты сам согласился, чтоб мы тут вдвоем порядок навели! Было? Было! Я ж про то и говорю!
Если бы можно было отмотать время назад, Каскет, конечно, никогда бы не стал связываться с этим придурком. Даже близко к себе не подпустил бы. Но обратного хода уже нет. Хоть вся эта коронация — фуфло и настоящую корону за деньги, пусть даже очень большие деньги, никому еще купить не удавалось, — пусть так… Но приглашения разосланы, воры дали согласие, они уже съезжаются в Тиходонск. Сказать им: извините, брателлы, у нас тут непонятки возникли — нельзя. Лучше уж сразу под асфальтовый каток лечь…
В конце концов он кое-как выпроводил Гарика из кабинета, сославшись на срочные дела. И сразу же позвонил Босому.
— Зайди ко мне, дорогой, базар небольшой имеется…
Смотрящий явился уже затемно, тяжело опираясь на трость со стальным набалдашником в виде черепа. С ним были Боцман и Додик.
— Годы, Жора, годы! — пожаловался Босой, опускаясь в кресло перед Каскетом и повелительным жестом отпуская пристяжь.
— Кости старые разнылись… И корень окопника пробовал на спирту, и конскую мазь, и девками горячими обкладывался…
Он оперся подбородком на трость и обнажил в улыбке редкие желтоватые зубы.
— Ничего не помогает! В скорем, видать, на костылях буду к тебе заявляться… А то и на колясочке, хе-хе…
Каскет понял, к чему ведет старый вор: дескать, надо бы тебе ко мне в Шанхай заглянуть, а не меня к себе тащить! Но сделал вид, что намек остался нерасшифрованным.
— А я лебедку специальную для тебя поставлю, будешь по воздуху подниматься, прямо через окно, как в молодости! — бодро сказал он. — Я вот что хотел. По Гарику надо посоветоваться. У него коронация скоро, а я в сомнениях…
Босой скривил губы.
— Это же ты придумал. Ты и рекомендателей нашел, и авторитетных воров вызвал. Только ни один ко мне не заглянул, уважения не выказал. Так что я тут в стороне.
— Сегодня в стороне, а завтра в бороне! — резко бросил Каскет. — Что община перетирает насчет коронации?
— Да ничего хорошего, — проворчал Босой. — «Апельсин» он и есть «апельсин»… А гонору на себя нагнал, как будто все ему теперь по штуке баксов должны!
— Кто так говорит? Гуссейн?
— Почему только Гуссейн? Все говорят! И я скажу! Хоть бы рожу не раздувал, мудила, сидел бы тихо до сходки… Так нет! К нему Итальянец приходил, надо груз один принять в порту. Так он такую цену загнул, что нах послать и то не так обидно!.. Мне, говорит, бабло нужно отбивать!.. Как будто Итальянец должен из своего кармана оплачивать его корону из апельсиновой кожуры!
— Так и говорит?! — ужаснулся Каскет. Это было против всех правил. Заплатившие за коронацию обычно держали язык за зубами.
— Ну! — Босой вздохнул, пожевал губами. — Он совсем краев не видит. И не понимает ничего! В «Трех сестрах» стрельбу устроил, кричал, что он король Тиходонска!
Каскет скривился. Он слышал эту историю. Весь город говорит.
