— Позвольте представить, господа, — громко начал Вешнев, протягивая руку в его сторону. — Перед вами особо опасный преступник Алексей Михайлович Парнов, убийца и насильник. Пятнадцатого сентября этого года на острове Медвежьем в вашем присутствии он расстрелял офицера Российской Армии капитана Стеценко.
Боковая дверь из кабинета неожиданно отворилась, и оттуда появились двое высоких парней в милицейской форме и еще один маленький лысенький в штатском.
— Именно поэтому здесь находятся представители правоохранительных органов… Прошу свидетельствовать против преступника! — сказал Вешнев.
На секунду взволнованное молчание воцарилось в кабинете.
— Да, он убийца! — звонко произнесла Лиза Дубровинская. — Он и меня хотел убить, ка-ак бросился!..
— Убил-убил, — заверил всех Губкин. — Я при этом был… Прямо в сердце попал. Такой человек погиб, а эта мразь землю топчет…
— Как депутат Государственной Думы и лицо, облеченное доверием народа, ответственно заявляю: убил!
— Я в общем-то этого не видела, но… Он убил, — сказала Марушкина, закрывая лицо руками.
— Он пролил кровь, — жестко, с ненавистью чеканя слова, произнес Воронцов.
Он узнал его — своего мнимого «папашу». Когда же тот успел сотворить столько зла? И как умело маскировался, однако… Но ничего, правосудие разберется в биографии этого типа.
— Вы подтверждаете предъявленное вам обвинение? — повернулся к Парнову Вешнев.
Все замерли.
— Да, но… Я… Он… Он стрелял в меня, — пробормотал Парнов, плохо соображая, что происходит.
— Преступник подтверждает! — торжественно произнес Вешнев. — Майор Костенко, прошу вас.
Маленький лысенький в штатском подошел к Парнову и грозно произнес:
— Руки!
С металлическим лязгом наручники защелкнулись на запястьях.
— Даже не знаю, как благодарить вас, ребята, — начал Костенко, почесывая ухо. — Долго мы не могли его взять… Если бы не вы… Короче, всем — общая благодарность от лица нашего народа и правоохранительных органов. И персонально вам, товарищ Вешнев, за помощь и вообще… Ну что, пошли? — бросил он своим молодцам. — Машина уже прибыла.
Костенко толкнул Парнова в спину:
— Ну что стоишь, шевелись! Пошли!
Дверь, лязгнув ключом, распахнулась. Милиция и пленник ушли.
Марушкина выглянула в окно — возле фонтана стоял желто-синий «уазик» с зарешеченными окнами.
— А как же так? — начала она, растерянно обводя глазами присутствующих. — Ведь он не…
Боковая дверь отворилась, и в кабинете появился бодрый и подтянутый Стеценко. Его плечо еще было в гипсе, но лицо сияло сознанием выполненного долга.
— Иначе бы мы не смогли его упрятать за решетку, Лидия Павловна, — произнес он и добавил уже много тише: — Лида…
— Да, господа… Мы все совершили благородное дело! — подтвердил Вешнев. — Убийца-маньяк много раз уходил от правосудия. Он избег бы наказания и сейчас, если бы не наш маленький трюк… Самым сложным для нас было выбить из него признание в присутствии свидетелей. Хотя пока он сознался только в одном убийстве, но рано или поздно не выдержит и обязательно расскажет об остальных. Все законно — обвинение в покушении на убийство удержит его за решеткой, пока следователи соберут остальные доказательства. А мы все молодцы! Мы выполнили свой гражданский и человеческий долг. Миллионы женщин и детей впервые в эту ночь будут спать спокойно.
— Я, как депутат Государственной Думы и председатель Партии национального единства, выношу благодарность фирме «Нескучный сад» за содействие в поимке опасного преступника, — важно произнес Батырин, вставая и пожимая руку Вешнева. — Кстати, а где же пресса?
— Пресса уже работает, — бодро заверил Слава Воронцов. — Думаю, к воскресенью опубликую большую статью о случившемся.
— Не забудьте, пожалуйста, правильно назвать мою фамилию и должность, — попросил Батырин.
— Ну как отдохнули, Евсей Самойлович? — обратился к нему Вешнев. — Не жалеете о том, что поехали?
— О нет! Все было великолепно, — сказал Батырин. — Я всем коллегам в Думе рассказываю, как убил медведя, когда он напал на нас с Лидией Павловной. Жалко, что у нас с собой не было фотоаппарата!
— Я не забуду эти дни до конца своей жизни! — восторженно сжала руки Марушкина.
— А я не забуду до конца жизни, как вы перевязывали меня, — впервые за все время улыбнулся Стеценко. — Мне было даже приятно…
Марушкина покраснела.
— Минуточку внимания! — звонко объявила Лиза Дубровинская. — Мы с Андреем приглашаем всех на нашу свадьбу!
«Поздравляю, поздравляю!» — послышались восторженные голоса.
— Надеюсь, Раиса Александровна, вы возьметесь организовать для нас свадебное путешествие? — улыбнулся Губкин.
Все взоры обратились к скрюченной фигуре, укрытой красным пледом.
Усталые веки с трудом приподнялись, губы неохотно разжались.
— К сожалению, друзья мои… Мои полномочия на этом заканчиваются… С этой минуты директором фирмы становится… Константин Вешнев… Мой бессменный помощник… Правая рука… А мне пора… Пора на покой…
Константин Вешнев щелкнул каблуками и поклонился.
Кабинет опустел. Люди разошлись. Пепельница полна окурков, стулья беспорядочно сдвинуты, занавеска на окне небрежно отогнута. Гаснущий огонь в камине жадно лижет остатки потемневшей пищи и становится все меньше и меньше, пожирая самое себя.
Кресло стоит у камина. Плед укрывает маленькое тело, кажется, женщина, опустив голову на грудь, дремлет. Но пронзительные темные глаза, в которых отражаются блики угасающего огня, не спят. Они смотрят в никуда…
В кабинет вошел Вешнев.
— Звонок, Раиса Александровна, — негромко, но без прежней почтительности произносит он.
Сухонькая ручка выбралась из-под пледа и нехотя потянулась к трубке.
Через несколько секунд трубка легла на стол, тревожно пикая.
Раиса Александровна молчит. Но Вешнев не уходит.
— Есть новости?
Раиса Александровна молчит.
Вешнев ждет.
— Убит при попытке к бегству, — наконец роняет совсем тихо глухой голос.
Огонь почти догорел. Только изредка голубой язычок выберется из-под подернутых пеплом углей, вспыхнет, взовьется в темноте и вновь пригнется, стихнет.
Желтоватая рука с выступившими на ней темными венами тянется к полке с книгами. Потертый более других, четырнадцатый том энциклопедии раскрывается сам собой. Из него выскальзывает фотография, на которой вечно смеющиеся парень и девушка выбегают из моря.
Рука берет фотографию и бросает ее в умирающий огонь.
Пламя оживает, получив лакомый кусок пищи, мгновенно вспыхивает бодрым оранжевым светом, освещая темные, глубоко посаженные глаза.
Насытившись, пламя затихает, гаснет его отблеск в померкших глазах.
За окном однообразно стучит дождь.
