— Где он живет?
— Кажется, в районе Санта-Рита. Но точный адрес вы найдете в телефонной книге: Реджис, Оресте. Вы хотите сегодня же к нему съездить?
— По-моему, в этом есть необходимость, не так ли?
Пеллегрини зашептал доверительно, словно прихожанин на исповеди:
— Думаете, он знал Гарроне? И они, возможно, даже были, — он с трудом выдавил из себя последнее слово, — сообщниками?
— Этого я не знаю. Но знаю, что Гарроне был убит во вторник, а три дня спустя было дано разрешение на этот проект. Кроме того, мне кажется странным, что оба проекта в основном схожи.
Пеллегрини помог ему разложить рядом оба ватмана.
— Вы правы, господин комиссар, они очень похожи.
— Иными словами, проект Гарроне почти не отличается от проекта Трессо и Кампаны?
— В основном повторяет проект Трессо и Кампаны, да? Вы хотите сказать, что Гарроне не обладал достаточным мастерством, чтобы создать подобный проект?
— Полагаю, что не обладал.
Пеллегрини судорожно сглотнул слюну и слегка покачнулся, словно стоял на краю пропасти. Перед ним проносились видения одно страшнее другого.
— Вы считаете, что налицо случай бесчестной конкуренции и наглого плагиата? Гарроне, вероятно, сумел каким-то образом заполучить у Реджиса проект соперников… Либо принудил Реджиса… Коррупция, не так ли… безусловный факт коррупции. Хотя не исключено, что Реджис сам вступил в контакт с Гарроне, стремясь… Но возможно, кто-то просто воспользовался мягкостью Реджиса. В любом случае Реджис оказался втянутым в темные махинации. Он с преступной целью задержал прохождение проекта по официальным инстанциям. Но в пользу кого? По чьему наущению он действовал?
— Вот об этом я у него и спрошу, — сказал Сантамария, свертывая в трубку проект Гарроне. Пеллегрини стал свертывать второй проект.
— Я не могу поручиться за безупречную честность Реджиса, — пробормотал он. — Незамедлительно наведу справки, но пока что гарантий дать не могу… я не исключаю даже, что он позволил себя вовлечь в более чем… сомнительную авантюру. Впрочем, мы ведь не в Палермо и не в Риме, и инциденты подобного рода… — Он прервался, осененный новой идеей. — Так вы думаете, что это Реджис… убил… убил Гарроне?
— Пока я затрудняюсь ответить на ваш вопрос, — сказал Сантамария и протянул руку ко второму проекту. — Нельзя ли взять и его?
— Пожалуйста.
Сантамария всунул его в проект Гарроне, а Пеллегрини принялся тщательно закрывать ставни, окна, распахнутые дверцы шкафа.
— Мы непременно расследуем дело до конца. Прежде всего я сообщу о случившемся Оджеро, и мы решим, какие меры следует принять. Речь может идти о недопонимании своего служебного долга, о просто легкомысленном поступке или даже — надеюсь, что так оно и было, — об упущении, вызванном царящим здесь постыдным беспорядком. Но без миллионов, — выдохнул он, — без миллионов тут дело не обошлось…
Явно не обошлось, как не обошлось без камней и без двух трупов. Сантамария, присев на краешек стола, барабанил по облупленному его краю двумя свернутыми в трубку проектами. При каждом ударе бумажная трубка подскакивала вверх со слабым щелчком: бум, бум, бум. Внезапно постукивание прекратилось, рука застыла в неподвижности.
Сантамария ошеломленно смотрел на бумажную трубку. Потом поднялся и огляделся вокруг.
— Где здесь телефон?
Теперь он знал точно, кто и почему убил Гарроне и Ривьеру.
— Реджис Оресте, район Санта-Рита, — повторил Де Пальма на другом конце провода. — Хорошо, я пошлю Никозию.
— И если он застанет этого Реджиса дома, пусть задержит его до моего приезда любой ценой: пускай придумает какую-нибудь басню, ну, скажем, что проводится референдум об озеленении его квартала. А если не удастся задержать по-хорошему, придется силой. Скажи, чтобы позвонил мне в префектуру.
— У этого Реджиса может быть при себе оружие?
— Не думаю, не тот человек. Я приеду минуты через две, жди.
Когда он прибыл в префектуру (оставив в машине, которая должна была отвезти домой вспотевшего от жары, а может, и от сильнейших переживаний Пеллегрини), Никозия еще не звонил.
— Что там у тебя в руках? — спросил Де Пальма.
— Разве не видишь?
Де Пальма с полминуты разглядывал два свернутых в трубку проекта, а потом хмуро сказал:
— С завтрашнего дня я займусь продажей стирального порошка.
— Утешься, — сказал Сантамария. — Все было не так очевидно, как кажется сейчас.
Он протянул Де Пальме проекты и стал ему объяснять, что, по его мнению, предшествовало убийству на виа Мадзини, как было совершено убийство и что произошло после него. И по мере того как выстраивались в ряд слова и факты, Сантамария убеждался, что, в общем-то, все события последних бурных дней вмещаются в несколько фраз, коротких и примитивных, как отчет в трех экземплярах, который рано или поздно займет свое место в пыльном архиве. Придерживаться фактов — вот суть его работы, его служебный долг. Люди ждут от тебя одного: ты обязан разобраться в сложном переплетении фактов, отыскать ту спичку, которой подожгли лес, и тот камень, который вызвал горный обвал. Подлинная задача полиции заключается в том, чтобы граждане прониклись убеждением, что в этом страшном, непонятном мире можно вопреки всему доверять «фактам». Вот только ты сам по окончании расследования, доказав справедливость своих подозрений, чувствуешь себя опустошенным и понимаешь, что гордиться особенно нечем. Допустим, ты собрал факты, много фактов. Прекрасно, браво. Но ты-то сам в глубине души знаешь, что факты сами по себе ничего не объясняют, их нужно тщательно обдумать, связать воедино. Каждый раз по-иному.
— Что с тобой? Ты недоволен, что все уже кончилось? — спросил Де Пальма.
— Еще ничего не кончилось, — ответил Сантамария.
— Верно. Первым делом я бы послал туда Лопрести проверить, не сбежали ли они. У этих людей какое-то особое чутье на опасность.
Нет у них особого чутья на опасность, подумал Сантамария. Просто они испытывают постоянное беспокойство, страх, и потому их с неодолимой силой тянет куда-нибудь удрать, скрыться.
— Надо будет проверить насчет «фиата-124», — сказал он вслух.
— Но преступники вполне могли взять машину напрокат.
— Все-таки скажи Лопрести, чтобы он проследил за машиной. А ты тем временем…
Зазвонил телефон, это был Никозия.
— Я у синьора Реджиса, профессор. Мы вас ждем.
Значит, ему удалось удержать этого Реджиса мирным путем. Тем лучше. Сантамария свернул в трубку оба проекта и разрешение и направился к двери.
— Ну а ты пока проверь, зарегистрирована ли машина официально.
— Хорошо. И надо бы поставить в известность прокурора.
— Да, нам понадобятся понятые.
— Кстати, ты помнишь, где мы нашли машину Ривьеры? — спросил Де Пальма, провожая его по коридору до выхода.
— В «Балуне»?
— Возле «Балуна», почти совсем рядом с комиссариатом на виа Борго Дора. И мне пришло в голову, что если Ривьера сразу заметил «фиат-124», то, очевидно, владелец поставил его где-то неподалеку.
— И что же?
— Не мешает проверить, не заметила ли чего-либо подозрительного тамошняя полиция и не обратила ли она внимание на эту машину.
— Да, хорошая идея. Я тебе позвоню, как только разделаюсь с Реджисом.
Подойдя к лестнице, Сантамария вдруг остановился и неожиданно вернулся в свой кабинет. Открыл ящик письменного стола, вынул из папки с документами найденный на месте второго преступления трамвайный билет и аккуратно положил его к себе в бумажник.
— Зачем он тебе? — спросил Де Пальма. — Думаешь, он имеет какое-то отношение к делу?
— Никогда нельзя знать заранее, — с улыбкой ответил Сантамария. — Лучше на всякий случай все иметь под рукой.
И торопливо зашагал к выходу.
Никозия совсем неплохо поработал. Лицо у него, как всегда, было страдальчески хмурым, точно ему между бровями вонзили гвоздь. Но это имело свои преимущества в тех случаях, когда Никозии доводилось играть роль торгового эксперта, инспектора страхового бюро, непреклонного служащего воображаемых компаний или ассоциаций. Реджис огорчился, когда увидел, что Никозия поднялся.
— А вы с нами не побудете?
— Ну теперь, когда пришел профессор… — сказал Никозия с таким видом, точно его ждали в десяти других местах, и сам закрыл за собой дверь.
Реджис вежливо и в то же время с достоинством улыбнулся Сантамарии.
— Прошу, пройдемте в гостиную, — сказал он и провел Сантамарию в комнатку с тремя голубыми стенами и одной красной. В центре красной стены висела репродукция с картины Мане «Завтрак на траве». Сантамария сел в предложенное ему кресло возле столика с толстым квадратным стеклом, под которым хозяин хранил крылья бабочек, пожелтевшие листья и небольшую картинку — нагая танцовщица с разметавшимися по плечам черными волосами в момент прыжка.
