Она вешает трубку и обращает внимание на горничную:
— В чем дело?
— Мадам, там господин Компер, который…
— Как?! — восклицает женщина. Потом замолкает. — У меня нет знакомых с таким именем, — произносит она несколько секунд спустя хорошо поставленным голосом. — Что ему нужно?
— Видеть вас.
— Скажите, что сейчас я занята, — поколебавшись, говорит мадам. — Пусть придет завтра.
Именно этот момент я выбираю для того, чтобы распахнуть дверь и торжественно вступить в комнату. Что ж, вот и состоялась наша встреча. Конечно, это та, которую я ищу. В последние дни я так много о ней думал, что сразу узнаю, хотя вижу впервые. Она красива и холодна. Глаза смелые, но совершенно ледяные. Потешная крошка, скажу я вам. Когда видишь такую, сразу возникает желание либо ее оседлать, либо быстренько отыскать веревку, чтобы ее удавить. Есть в таких что-то жестокое, что внушает страх и в то же время притягивает.
— Не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, — советую я. — Вам разве не говорили этого еще в школе, мадам Болуа?
— Что это значит? — величественно вопрошает она.
— Я за тем и пришел, чтобы это объяснить.
Мадам снова колеблется. Похоже, это у нее такая привычка.
— Хорошо. Оставьте нас, Мари, — говорит она наконец.
Горничная с сожалением уходит. Как все стервы, она чует, что дело пахнет большим скандалом. И надо же — ей приходится оставить такой спектакль в самом начале!
И вот мы одни.
— Наконец-то настал момент, когда я могу с вами познакомиться, моя малышка, — воркую я.
— Что за фамильярность! — возмущается она.
Представляете, какая стерва? Сидит на бочонке с порохом, я протягиваю руку с горящей спичкой, а она беспокоится, что у меня плохо завязан галстук.
— Иногда я себе это позволяю, — успокаивающе мурлычу я. — С убийцей, знаете ли, можно многое себе позволить.
— Простите?
— Браво. Самое время вам попросить у меня прощения за все гадости, которые вы мне сделали.
— Что все это значит?
Я отвешиваю ей пощечину. Затем представляюсь:
— Комиссар Сан-Антонио.
Она потирает щеку; глаза ее излучают экстракт мышьяка.
— Вы…
— Согласен, — киваю я, — но не оскорбляйте честного полицейского при исполнении обязанностей.
Подхожу к телефону и прошу соединить с управлением полиции в Гренобле. Соединяют сразу. Использую свои полномочия на полную катушку.
— Пришлите машину с двумя полицейскими в Пон-де-Кле, к дому господина Болуа, директора бумажной фабрики. И быстро, мне надо успеть на парижский поезд.
Дежурный уверяет, что, если ничего не случится по дороге, машина будет через пятнадцать минут.
— Ну вот, моя красавица, спектакль и закончен, — объявляю я девице, вешая трубку. — Долгонько я до вас добирался, но, с грехом пополам, все-таки добрался. Осталось выяснить кое-какие частности — даже не для суда, а для меня лично. Однако для начала хочу заметить, мадам Болуа, что вы — порочная и тщеславная интриганка.
— Очень красиво! — презрительно морщится она. — Мало того, что у вас воспаленное воображение, так вы еще и хам.
— Насчет воображения — это вы правы, — соглашаюсь я. — У меня обогреватель под волосами. Поэтому давайте предоставим ему свободу: я изложу вам сейчас всю историю, а вы потом поправите, если я собьюсь в каких-нибудь мелочах. Идет?
Она молчит, но меня это не смущает.
— Для такой женщины, как вы, наверное, немалый соблазн — выскочить замуж за парня, который делает бумагу для Французского казначейства, — начинаю я. — Вы, надо думать, немало покорпели над своим планом. Как знать, может, вы и за Болуа вышли лишь затем, чтобы получить доступ на фабрику? Ну, да это не важно. А как бы то ни было, желаемое свершилось — и тут вы обнаружили, что за бумагой этой следят строже, чем за молоком на огне. Единственный момент, когда до нее можно добраться, — во время транспортировки в Лион. Вы разузнали через дражайшего супруга режим перевозки и время выезда — и дело было сделано! Казалось, перед вами открылась золотая жила. Однако господин Болуа, хоть и не семи пядей во лбу, быстро сообразил, что вы — не идеал подруги. Разводиться не стал, но и супружеская ваша жизнь на этом закончилась. А тем временем пришел конец и бумаге, которую вам удалось зацапать. Пора было возобновлять запасы. Однако господин Болуа больше не торопился доверять вам государственные тайны. Кто знает? Может быть, кое-какие подозрения зародились у него уже после первого случая. Как бы то ни было, следовало искать новые каналы информации. А поскольку, кроме вашего мужа, время выезда транспорта с бумагой знала только секретарша, становилось понятно, в каком направлении работать.
Конечно, самое правильное для вас было бы вообще прикрыть лавочку — вы ведь основательно обогатились и на первом заходе, разве не так? Однако я вас понимаю: у кого хватит на это сил, коли все прошло так гладко, да еще удалось создать целую отработанную систему… Это ведь Компер переправлял за границу вашу продукцию, не так ли? Он же был хозяином экспортно-импортной фирмы. А здесь, при всем совершенстве ваших изделий, Французский банк быстро бы заинтересовался: откуда это появилось столько бумажек с одинаковыми номерами? Ну а конвертируемые в доллары и фунты, они становились прочной валютой. В чем, в чем, а в изобретательности вам не откажешь. И даже в известной доле романтизма. Вон как терпеливо вы выдрессировали собаку бегать за грузовиками. Забавный фокус, хоть и не вы его придумали.
Смотрю на мадам. Она с рассеянным видом полулежит на диване, не обращая на меня ни малейшего внимания. Как будто слушает радиопередачу.
— Да и компанию вы сколотили что надо, — признаю я. — Компер, как я уже сказал, занимался мелкими связями. Три Гроша — мелкий мошенник, не более, но в любом деле нужен кто-нибудь на подхвате. Метис, он же Чучело, — боевик, незаменимая фигура при налете на грузовики и сопровождении товара. Должен быть еще кто-то, кто непосредственно занимался печатанием фальшивок. Его я пока не знаю — что правда, то правда. Но теперь, когда вы у меня в руках, это тоже не проблема.
Она подносит руку ко рту, будто силясь сдержать подступающие рыдания. Приехали: сейчас мне устроят сцену со слезами, криками, рыданиями и всеми прочими прелестями. Я пожимаю плечами:
— Со мной этот номер не пройдет, детка. Если хотите меня взять потопом, сразу предупреждаю: ничего не выйдет.
Нет, потопом меня мадам Болуа не взяла. Выбрала иной путь. Она вдруг страшно побледнела, ноздри у нее сжались, глаза закатились, руки скрючились на груди. Затем она испустила вздох и откинулась на спину.
Я кидаюсь к ней, но поезд уже ушел. Красотка так мертва, что мертвее не бывает. Тут я замечаю, что синий камень на пресловутом кольце сдвинут, как крышка на коробочке. Увы, похоже, моя Джоконда слишком любила криминальные романы. Она кончила с собой по-спартански.
Я чувствую себя последним идиотом.
Не самое веселое занятие — торчать с глазу на глаз с трупом женщины, которую вы считали уже в своих руках. Он будет иметь умный вид, этот Сан-Антонио, когда сюда заявятся его коллеги. Они наверняка не в восторге от того, что парижский сыщик раскрутил крупное дело на их территории. И тут — такой пассаж!
Положим, благодаря моим стараниям банде фальшивомонетчиков изрядно подрезали крылышки. Однако как минимум один персонаж еще разгуливает на свободе — тот, на машине, который пытался так невежливо обойтись с бедняжкой Розой. К тому же он в панике и может наделать немало гадостей. Эти банды вообще как гидры — пока остается хоть одна голова, ее следует опасаться (не правда ли, эта новая метафора говорит о том, что моя эрудиция поистине безгранична?).
Я разглядываю труп очаровательной женщины в синем. Не знаю, какую гадость она приняла, но лицо ее все явственней обретает все тот же, столь любимый покойницей, цвет — точь-в-точь, как пачка сигарет «Голуаз». Теперь, когда она умерла, моя враждебность к ней потихоньку улетучивается — надо быть полным дерьмом, чтобы злиться на мертвеца, даже если он задел вашу профессиональную гордость. И все же я запомню этот отпуск. Клянусь, весь следующий просижу в Бретани, и если увижу на своем пути подыхающую собаку, то перепрыгну через нее, чтобы, не дай Бог, не наступить.
Снимаю телефонную трубку, представляюсь, потом задаю телефонистке вопрос:
— Недавно кто-то сюда звонил. Можете сказать, откуда был звонок?
Она просит немного подождать. Жду.
— Звонили не вам, а от вас, — говорит телефонистка.
Что и требовалось доказать. Не сомневаюсь, что, когда я вошел, дама в синем звонила своему соучастнику, чтобы узнать результат покушения на Розу. Это, в свою очередь, доказывает, что последний (будем надеяться) мой клиент живет где-то совсем неподалеку.
