— Он мне платил по сотне за сеанс.
— А сколько он Мине платил?
— Вот этого я не знаю. Они между собой договаривались.
— Где живет твой Глеб Дмитриевич?
— Я не знаю.
— Как это не знаешь? А картины где он показывал?
— На какой-то даче в Кратове. Что не его эта дача — сразу видно. Запущенная, нетопленая. Если хотите, я могу показать.
— Связывался как с ним?
— Всегда он со мной связывался, а не я с ним. Он мне своего телефона не давал.
— Он опять темнит, Рома? — устав сидеть молча, громко заявил Алик.
— Я правду говорю… — обращаясь к Казаряну, заявил Денис и вдруг сейчас осознал, что не знает, как по имени-отчеству обращаться к своему спасителю.
— Роман Суренович, — представился тот.
— Роман Суренович! — радостно обратился Денис. — Я вам говорю чистую правду.
— Верю, верю, — успокоил его Казарян, а нетерпимый Алик добавил:
— К сожалению, слово "чистое" несоединимо с тобой, бармен.
Чай остывал, Казарян разлил его по чашкам. Всем налил по рюмочке, но, поглядел на Дениса, сходил на кухню, принес стакан и налил половину.
— Выпей, расслабься, — сказал Казарян и придвинул стакан Денису.
Тот быстро выпил, закусил шоколадкой и в ответ на доброе казаряновское отношение доложил о том, что еще забыл рассказать:
— Да! По рекомендации Покатого мы с Михаилом Самойловичем два раза милицию консультировали. По конфискованным вещам.
— Чего, чего, чего? — живо заинтересовался Казарян. Перебив их, резко зазвонил телефон. Алик глазами показал, чтобы Казарян снял трубку.
— Да, да, да… Леонид, пену взбивать поздно. Да, будем ждать двух часов. Да знаю я вашу писанину! Ты бы пораньше подъехал, кое-что занятное имеется. Не по телефону… Да ты пойми, не могу! Понял? Вот и хорошо. Ждем. — Казарян положил трубку. Часто помигал, отряхиваясь от разговора, ловил нить здешнего. Поймал: — И где же это милиционеры показывали вам с Миней конфискованные вещи?
— Как — где? В милиции.
— Весьма интересное кино. А не позвонить ли мне Михаилу Самойловичу? То-то обрадуется! — И скоренько, по памяти, набрал телефон. Ждал довольно долго, звонков пять-шесть. Сняли трубку наконец. — Здравствуй, Миня, здравствуй, родной! Нет сил дождаться субботы, вот и звоню. И повидаться с тобой хочу не в субботу, а сегодня. Как не знаю, знаю. Детское, половина одиннадцатого… Никто над тобой не издевается… И не будь столь категоричен. Здесь, у Алика Спиридонова, мы сидим и беседуем с Денисом. С ним, с ним самым. Он поведал мне массу увлекательных вещей, в которых ты не на последнем месте. А так как ваша с Денисом совместная деятельность вольно или не вольно, пока не знаю, — серьезнейшим образом переплелась с отъявленной уголовщиной, боюсь, что, если мы сегодня не выясним кое-какие обстоятельства, тебе придется общаться с правоохранительными органами… Казарян скучающе послушал долгое телефонное бульканье, а потом продиктовал Алькин адрес.
Через двадцать минут прибыл Миня Мосин. Он был еще в прихожей, когда вновь задребезжал дверной звонок. Казарян, встречавший Миню, открыл дверь следующему посетителю. На пороге стоял капитан милиции Махов. В форме.
— Вот и верь тебе после этого, — с горечью произнес Миня.
Неведомыми путями они выбрались на Киевское шоссе.
— Который час? — спросил Алексей — машинные часы, по Алькиному разгильдяйству, естественно, не работали, а на свои посмотреть — надо было отвлекаться от дороги. Смирнов ответил:
— Одиннадцать.
— Опередим их?
— Если у них нет связи с оставшимися в городе, опередим.
— Что у них — радиопередатчики, что ли?
— Кто их знает — шпана серьезная, — не обнадежил его Смирнов. Теперь, когда не трясло по буеракам, можно было и поговорить спокойно. — Кто этот человек, Леша?
— Я же сказал вам: самый богатый человек в Москве, делец.
— Цех? Валюта? Перевал?
— Посредничество.
— И на посредничестве — самый богатый? — удивился Смирнов.
— Если бы вы знали, между кем — и кем, вы бы так не говорили.
— Так между кем и кем?
— Это вы у него спросите.
— Дело на него в моей бывшей конторе имеется?
— Если только довоенное.
— В возрасте, значит. Фамилия, имя, отчество?
— Что вам это даст? Глеб Дмитриевич Ферапонтов. Настоящее это личико или лица — не знаю…
— Какая официальная крыша?
— Сейчас пенсионер, лет пять как на пенсию ушел, а до этого — много лет директор клуба на Пресне.
— Где живет? — спросил Смирнов. Алексей не отвечал. — К нему же едем, опомнись!
— На Масловке.
— Эх, черт, через всю Москву! — раздосадованный Смирнов вдруг спохватился. — Постой, а у тебя права-то при себе?
— Нет, они у меня в бардачке моей колымаги валяются.
— Да ты что, спятил?! Скоро Внуково, сплошные посты, не хватало, чтобы орудовцы нас минут на сорок зацепили, тормози, дальше я поведу!
Алексей остановился на широкой обочине, они вышли — каждый со своей стороны. Тишина была на Киевском шоссе, тишина, далеко-далеко еле слышно гудел дизельный мотор тяжеловоза, за лесом брехали собаки, а совсем рядом внезапно зашелся соловей.
— Куда бежим, от кого спасаемся, кого за глотку берем? — спросил у тишины Алексей.
— Поехали, — сказал Смирнов и сел на водительское место.
Москву миновали без приключений. Без двадцати двенадцать были у Белорусского вокзала. На Масловку заезжали с Ленинградского проспекта, повернули направо, у конца сквера развернулись и после кинотеатра поскакали по трамвайным путям. Вильнув раза два в закоулках, машина остановилась у респектабельного кооперативного дома. Смирнов выключил мотор и молча сидел: ждал Лешиных действий. Леша, пристегнутый ремнем безопасности, не шевелился — никак не мог решиться. Смирнов, повернув голову, посмотрел на него. Леша ответил непонятным взглядом, хлопнул себя по коленям, отстегнулся и решительно распахнул дверцу:
— Пойдемте, Александр Иванович.
Смирнов закрыл машину и пошел следом за ним.
— В девяносто девятую, — сказал Алексей консьержке, вопросительно глянувшей на него из закутка. Первым подошел грузовой лифт и они в него сели. До восьмого этажа Алексей успел погулять по обширной кабине. Когда дверь расползлась, он спросил у попутчика:
— А вы к разговору готовы? С ним непросто будет.
— Готов. Звони.
Алексей подошел к двери и позвонил четырьмя звонками. Короткий, два длинных, короткий. Довольно быстро, без вопросов в щель, дверь широко отворилась.
— Здравствуйте, Глеб Дмитриевич, — сорвавшимся голосом поздоровался Леша. — Я не один.
— Вижу, — откликнулся сухой, с офицерским поставом спины и шеи, седовласый человек в домашней верблюжьей куртке. — Что ж, представь нас.
— Александр Иванович Смирнов, полковник милиции. В отставке.
— О вас, Глеб Дмитриевич, я наслышан, — перебил Лешу Смирнов, — так что давайте сразу же приступим к делу, тем более что времени у нас в обрез.
— И я о вас, Александр Иванович, как вы изволили выразиться, наслышан. — Глеб Дмитриевич не поддался, не счел нужным существовать в ритме Смирнова. — Прошу. — И свободным жестом пригласил гостей в свою скромную двухкомнатную квартиру.
Неудобно расселись вокруг журнального столика.
— Вот такие пироги, — не выдержал паузы Алексей.
— А что, у тебя другого выхода не было? — обратился к нему Глеб Дмитриевич.
— Не было, — признался Алексей. — Ни у меня, ни у вас.
— Тебе — верю, — успокоил его хозяин квартиры и обратился к Смирнову: — Слушаю вас.
— Сегодня вечером, в помещении бывшего кафе "Привал странников" милиция, не без моей наводки, обнаружила трупы людей, убитых там в ночь с двадцать первого на двадцать второе. Пока эти трупы не были найдены, реальная опасность для того, кто приказал это сделать, исходила только от меня. Трижды он пытался избавиться от меня, но не удалось. По моим прикидкам и, полагаю, по вашим тоже, он уже знает — трупы обнаружены. Теперь для него главная и смертельная опасность — вы, единственный и сокрушающий свидетель. Его люди сидят у меня на пятках, они уже в Москве, и, как вы понимаете, сейчас, именно сейчас, их переориентируют на вас. У меня все. — Насколько я вас понимаю, Александр Иванович, у вас имеется какой-то план. — Глеб Дмитриевич спокойно и грустно смотрел на Смирнова. Каково мое место в вашем плане? Что я должен сделать сейчас?
— Забиться в нору, из которой вас ему не достать. В милицию я вас, по крайней мере сегодня, сдать не могу из-за соображений, вам понятных. Мало ли что: вызов на срочный допрос, автокатастрофа, попытка к бегству — не мне вам объяснять. Вы его лучше знаете. Итак, нора.
— Моя? — поинтересовался Глеб Дмитриевич. — Что ж, нечто похожее на нору имеется.
— Вы же стеклянный, вы же у них на просвет! — удивился несообразительности Глеба Дмитриевича Смирнов. — Ваша нора — не нора, а угол, из которого они вас без труда достанут. Вся надежда на Алексея. Леша, у тебя должна быть глухая ямка, не может не быть! Так есть?
