— Да, уверены. Эта птичка выпорхнула из вашего гнездышка. Двое из членов вашего клуба убиты. Третий разбился. Умерла, вернее, убита его любовница. Так что связь между вашим клубом и убийцей очевидна. Мы знаем, что маньяк — индеец-семинол. Разве не может быть так, что один из ваших служащих на досуге подстреливает ваших же клиентов?
Улыбка Хадсона была шедевром его дантиста.
— Уверяю вас, мой друг, это совсем не так. Наши служащие прошли проверку. Они нас любят. У вас не должно быть никаких сомнений относительно семинолов, зачисленных в штат клуба, это вполне лояльные люди.
— Может, кто-то из них не поладил с клубным начальством? — настаивал Лепски. — И вообразил, что с ним здесь плохо поступили?
Хадсон был по-настоящему потрясен.
— Плохо поступили? Со слугами здесь носятся, как нигде. Мы все одна большая дружная семья.
Лепски засопел.
— А у вас, как у секретаря, были случаи увольнения служащих? Вдруг кто-нибудь не подошел под ваши стандарты?
Хадсон поигрывал шариковой ручкой. Она выскользнула из его пальцев и покатилась по столу. Аристократ голубой крови и просто голубой поморщился, словно у него заболели вставные челюсти. Это не ускользнуло от внимания Лепски…
— Может быть, такое и было… давно… — сказал он медленно и неохотно. Его мысли вертелись вокруг молодого индейца. Сколько же времени прошло… Четыре месяца? До сих пор он старался забыть об этом парне, но воспоминания всплыли из подсознания с пугающей ясностью. Как же звали того парня? Ах да, Пок Тохоло! Да, старик Дреф Тохоло, его отец, проработал в клубе двадцать лет. Он вспомнил, как он пришел к нему и попросил места для сына. Увидев мальчика, Эл тут же согласился — красивый юноша, мускулистый! Да, но какая в нем скрывалась ярость! Этот момент, когда паренек ему улыбнулся… Они находились в душевой одни, когда он увидел стройные ноги Пока, дотронулся до… Хадсон поежился. Боже, какая злость клокотала во взгляде! Это было страшно. Он выглядел таким неласковым. Хадсон знал, что Пок может его выдать, и отделался от парня осторожно, объявив отцу, что молодым людям не место в игорном клубе. Слишком велики соблазны. Может быть, когда повзрослеет, а пока… Старик Дреф так на него посмотрел!
Хадсон поморщился. Он все еще видел эти черные, как консервированные оливки, глаза, и в них бушевали ярость и ненависть! Но не мог же он рассказать об этом детективу. Он попытался что-то пробормотать.
— Может, вы сумеете вспомнить какого-нибудь индейца, которого пришлось уволить? — повторил вопрос Лепски.
Настырный тон детектива действовал Хадсону на нервы.
— Такого у нас не было уже давно. Но, конечно, когда служащие уже не могут работать по старости, мы выплачиваем им пенсию по возрасту.
Лепски почувствовал, что докопался.
— У вас есть журнал кадров?
Хадсон моргнул и приложил ко лбу надушенный платочек.
— Конечно.
— Можно взглянуть?
— Уверяю вас, напрасно потеряете время.
Лепски откинулся в кресле. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
— Мне платят за потраченное время. Может быть, вы не желаете показывать ваши книги?
Хадсон почувствовал себя неважно, почва уходила из-под ног.
— Я попросил бы вас не спешить, — сказал он слабым голосом. — Если вы хотите посмотреть журналы, прошу.
Хадсон открыл ящик стола и передал детективу журнал в кожаном переплете. Тот просмотрел список имен, которые ничего ему не говорили, но теперь он был убежден, что Хадсон пытается что-то скрыть.
— Мне нужны копии всех списков. Мы будем разговаривать с этими людьми, — коротко сказал Лепски и захлопнул книгу.
— Да, пожалуйста.
Хадсон сидел, отводя взгляд.
— Я жду.
— Пожалуйста.
Хадсон с книгой прошел в соседнюю комнату. Спустя пять минут он вернулся и отдал Тому Лепски лист бумаги. Тот бегло сверил оба списка и испытующе взглянул на Хадсона.
— Одного не хватает. По журналу у вас числилось пятнадцать индейцев, а в дубликате — четырнадцать.
У Хадсона вытянулось лицо.
— Приношу свои извинения. Не беспокойтесь, очевидно, мой секретарь напутал. Он просто бездельник, и все мои бумаги находятся в таком запустении…
— Неужели? — Лепски потянулся за журналом, который Хадсон все еще держал в руках.
Лепски проверил список:
— Кто такой Тохоло?
Хадсон облизнул губы.
— Разве его имени у вас нет? Он самый старый и больше всех достоин доверия! Тохоло! Ведь он у нас служит уже двадцать лет!
Лепски поднялся:
— Хорошо, извините, что вас побеспокоил. Но мне бы хотелось сейчас увидеться с этим Тохоло.
Хадсон буквально рухнул в кресло. Он сидел и тупо разглядывал свою ручку. Казалось, что он мгновенно постарел на двадцать лет.
— Конечно, конечно. Вы найдете его в баре.
— Где это?
Хадсон все еще смотрел на ручку.
— В конце коридора налево. Но вы только зря потеряете время.
— Да, вы мне подобное уже говорили.
Хадсон выронил ручку, его верхние конечности охватила слабость. Он вспомнил, как двадцать лет назад позвонил приятель и предупредил, что к нему подбирается полиция и что лучше всего в подобных обстоятельствах убраться из Англии… Эл надеялся, что ему больше не придется переживать подобных чувств. На следующее утро ему снова пришлось испытать смятение, когда он получил послание от Палача с требованием пятисот долларов.
Чак свернул на проселочную дорогу, ведущую к пляжам, разбросанным по побережью. Пляж, на который он выехал, особой популярностью не пользовался из-за дюн, но люди на нем были. Чак поставил машину подальше от остальных. Обернувшись, он увидел, что Мэгги сидит, нахохлившись, как воробышек. Они не сказали друг другу ни слова, пока не приехали сюда.
— Взяла?
Трясущимися руками девушка протянула конверт.
— Ты видела, лапочка? — Он вынул деньги. — Хорошо-то как. Веселенькое дельце!
Мэгги съежилась.
Послание Палача вылетело из конверта и, как большая белая бабочка, спланировало на песок. Мэгги онемела и только смотрела на Чака.
— Куда ты собралась? В Майами?
Она кивнула и тут же захлебнулась от плача.
— Я не хочу быть замешанной в убийствах! Я ничего не скажу! Отпусти меня! Отпусти!
— Да, конечно. — Чак спрятал деньги. — Гаденыши расползаются… Некоторым везет, а тебе, Мэгги, нет.
Мэгги умоляюще сложила руки:
— Обещаю, я никому ни о чем не расскажу. Я вас не выдам! Только отпусти. Этот индеец ненормальный! Чак, ты связался с натуральным психом! — Она раскачивалась взад-вперед, повторяя: — Чак, подумай! Давай уедем! Он законченный убийца! Послушай меня, Чак, пожалуйста!
Бело-красный мяч вдруг ударился о стекло и упал рядом с машиной. Пятилетний малыш в ярко-синих трусиках, черный от загара, подбежал за мячом и улыбнулся Чаку.
— Простите! — Он был такой хорошенький, смешной, приятный и вежливый. — Дяденька, хотите поиграть?
— Конечно!
Чак вылез из машины. Взяв мяч, он подбросил, поддал ногой, и тот по высокой дуге взлетел в воздух. С восторженным воплем мальчик бросился вслед за мячом, который, сверкая на солнце, полетел в сторону моря.
Чак снова залез в машину.
— Приятный мальчишка, и вообще, понимаешь, здорово, когда малыши вежливы и воспитанны. Когда я был в таком возрасте, у меня никогда не было мячика. У меня вообще не было ни одной, даже самой дешевой игрушки.
— Я хочу уйти! — сказала Мэгги дрожащим голосом. — Слышишь? Я ухожу!
— А жить хочешь, лапочка?
Она вдруг почувствовала, как у нее прошло влечение к этому мужчине.
— Может быть, мне послать тебе письмо? — с издевкой поинтересовался Чак. — Согласен, Пок чокнутый, не повезло тебе. И мне тоже. Когда имеешь дело с индейцем, да еще чокнутым, не так-то просто уйти, даже если очень захочешь. Попробуй уйди. Весь вопрос в том, как далеко удастся уйти. Ну, хорошо, допустим, доедешь до Майами. Не знаю, как ты сделаешь это без денег, но, положим, сделаешь, а там тебя пристрелят или прирежут. — Он поднял записку. — Ты прочитала, верно? Вот и подумай, жить хочешь?
Мэгги отбросила прядь волос за спину:
— Не испугаешь! Я ухожу!
— Знаешь что? Ты мне надоела. Иди-иди, крошка. Но одного меня никто не заставит сделать…
Мэгги уставилась на него в немом вопросе.
— Ни одного цветочка не пришлю на твои похороны!
— Эй, мистер!
Это вернулся парнишка, и Чак улыбнулся.
— Хотите еще стукнуть?
Чак взглянул на Мэгги:
— Давай… стукнем вместе?
Он вылез из машины и высоко подкинул мяч. Потом побежал с ребенком к морю, ведя мяч ногой. Затем стукнул так, чтобы мяч долетел до малыша. Мэгги наблюдала за игроками. Одиночество, безнадежность в будущем и страх приковали ее к месту. Она все еще сидела на месте, когда Чак наигравшись с мальчишкой, вернулся.
