— Эй, милая, на минутку, можно тебя… Сказать кое-что тебе скажу… эй, про любимого всю правду тебе расскажу, девушка… — и так далее, самый обыкновенный цыганский набор.
Из-за будущей встречей с грязной свиньей — менеджером настроение мое было более. Чем плохим! Злость прямо поднималась волнами! В тот момент я просто ненавидела весь белый свет! А тут еще привязалась эта цыганка… Я чувствовала себя так, что, дали бы мне ядерную бомбу в тот момент, я с радостью сбросила бы ее на Москву! Цыганка не отставала. Ее нытье действовало мне на нервы. Пару раз я бросила ей через плечо:
— Пошла прочь!
Но цыганка не отвязывалась:
— Эй, девушка, послушай, что тебе скажу…
Я уже шла по Арбату, и она все время плелась за мной. Увидев, что я направляюсь к клубу, цыганка обнаглела и стала хватать меня за руки:
— Да хоть десять копеек дай!
Я вырывалась, ругала ее, но все было бесполезно. В тот момент я вдруг увидела машину. На стоянке. Это была машина одной из девушек агентства. Такой грязной и подлой шлюхи, что… Я поняла. Зачем она приехала сюда! По той же причине, что и я! Точно за этим! Унижаться, клянчить место в списке (точно так же, как эта цыганка!). Значит, я ничуть не лучше этой грязной дешевки из агентства, такая же, как она… Как низко я упала… Горечь поднялась волной, от жалости к себе я почти не могла дышать, а тут цыганка снова уцепилась за руку… дальше не помню, как это произошло… Просто в тот момент я вдруг подумала, что сделаю что-то ужасное, совсем мне не свойственное, наверное, грязное… Это было отвратительно, но… Но я размахнулась и ударила цыганку кулаком в лицо. Ударила с такой силой, что та упала. Она опешила, явно этого не ожидая. У нее вдруг стало такое жуткое лицо… Я готова была провалиться сквозь землю! Кроме того, этот кошмар видело очень много людей. Некоторые даже специально останавливались… Из казино тоже кто-то вышел… Я думала, что она меня проклянет, как-то обругает или ударил в ответ, но цыганка, поднявшись на ноги и вытирая из разбитой губы кровь (я разбила ей губу), вдруг сказала:
— Дура ты! Какая же ты дура! Жизнь тебя еще сильнее ударит! Так ударит, что я бы с тобой местами не поменялась! Над тобой беда такой силы и черноты, что… А, что с дурой говорить! Ты бы лучше не в бордель шла, а в церковь, дура! Ведь погибнешь!
Потом засмеялась таким странным смехом, что у меня волосы на голове чуть не поднялись дыбом, и быстро пошла прочь. Мне хотелось кричать. Я едва не бросилась ей вслед, чтобы остановить, дать денег (что ли), спросить, что она имела в виду. О чем… Из моих глаз вдруг брызнули слезы, и вместо того, чтобы бежать за цыганкой, я бросилась в казино, ворвалась через главный вход в таком жутком виде… дура, точно! Что она имела в виду? Прокляла? На проклятие слова ее не были похожи… Но все-таки… О чем она говорила, о чем?! Я, конечно, не верю во всю эту ерунду. Но все же… Хотя, скорей всего, цыганка просто отомстила мне, отомстила по-своему (и, между прочим, была совершенно права!), а в словах ее не содержалось ничего страшного, и я просто напрасно взяла их в голову. А, если подумать и дольше (полностью успокоившись), то, может быть, я совершенно правильно ударила эту клянчу и воровку! Нечего к приличным людям приставать! Да, сейчас (спустя много часов, полностью придя в себя) я думаю, что поступила правильно, и ничего страшного не сталось! Ни произошло ничего страшного, абсолютно! В другой раз она точно ко мне не подойдет! Ри ничего не буду говорить об этом. Иначе она просто подымет меня на смех!»
СТРАНИЦА НИНЫ В СОЦИАЛЬНОЙ СЕТИ
2 ИЮНЯ 2012 ГОДА
Между машинами сновал безногий калека (на какой-то тележке жуткого вида) и продавал газеты, просовывая пачку в окно каждого автомобиля. Зрелище было настолько жутким и ужасным, что я долго не могла прийти в себя! Я хотела бы помочь ему хоть чем-то (хоть чем угодно), но что я могла? Все в душе замерло от жалости, и, казалось, еще немного, и из глаз моих брызнут слезы! Но больше всего меня поразило другое: то, что никто не воспринимал это зрелище так остро, как я. У всех вокруг были абсолютно равнодушные лица. И у Марины, и у шофера, и у водителей других машин. Как будто несчастный калека, вынужденный продавать газеты между машинами, рискуя в любой момент быть раздавленным, чтобы не умереть с голоду, самое обычное дело.
Неужели никого, кроме меня, не трогало жуткое зрелище этого отчаяния и нищеты? Газеты не покупали. Нищий тщетно пытался просунуть их сквозь окна дорогих машин. А потом… Потом он просунул газеты в раскрытое окно какой-то дорогой иномарки. За рулем была женщина, совсем молодая, явно до тридцати. И она сделала жуткий поступок (настолько страшный, что он просто не укладывается у меня в голове): она протянула руку и ударила калеку, отталкивая его от машины! Несчастный упал на землю. Газеты его рассыпались. Я закричала, рванула дверцу, чтобы ему помочь… Но Марина схватила меня за руку:
— Сиди нормально, дура! Тебе что, больше всех надо?
Несчастный уже собрал свои газеты и быстро уехал на тележке своей прочь. Все вокруг сидели так, как будто ничего особенного не произошло. Лицо Марины не отражало никаких эмоций. Но самым ужасным было другое: ни на одном лице окружавших нас людей я не увидела даже тени возмущения, как будто такой низкий и подлый поступок был самым обычным делом. Мне захотелось обругать эту женщину, ударить ее в ответ… Может быть, хоть как-то пристыдить, напомнив о Боге… Но на светофоре поменялся свет, и машины двинулись вперед пестрой, блестящей лентой. И совсем скоро автомобиль той женщины полностью исчез с моих глаз.
Не знаю, что это за мир. Когда наконец-то сумела прийти в себя, из моих глаз потекли слезы… Если люди все по своей природе такие, как та женщина, то я не хотела быть человеком. Никогда, ни за что.
— Ну и чего ты расквасилась? — надулась Марина, — подумаешь! Да за этого можешь не переживать, он в месяц зарабатывает столько, сколько ты в жизни не заработаешь! Так что нечего сопли распускать!
В тот момент сестра показалась мне каким-то чудовищем. А над городом вдруг пролегла черная тень. Разумеется, я знала, что попадаю в другой мир, но я никогда не думала, что он будет такой. Я молчала. Мне не хотелось говорить, и я вообще не знала, как говорить…. Впереди вдруг показались очень большие и очень высокие светлые дома. И Марина, обернувшись ко мне, вдруг тихо сказала:
— Мы едем в квартиру Димы.
В квартиру Димы… У Марины вдруг стало такое странное лицо, что я предпочла промолчать. Мне вдруг показалось (может, это прозвучит абсурдно и даже глупо, но это было именно так!), что она ждет от меня любого сигнала, любого слова, чтобы тут же броситься в драку. Чтобы напасть и так жестоко поквитаться за мой неожиданный приезд. Если б это выражение в ее глазах увидела мама, она назвала бы его «сигналом к бою». Но мамы здесь не было. А я всегда предпочитала называть бой дракой. Марину пыталась спровоцировать эту драку, но только вот я не понимала, почему… Ну подумаешь, Дима.
Газеты давным-давно перестали писать о Дмитрии Фалееве (еще год назад). Это только мама могла обманываться тем, что Марина просто у него работала (концертным директором, кажется). Я же всегда была уверена, что у сестры с Фалеевым роман. Особенно ясно это было в тот момент, когда Марина однажды прислала письмо и написала в нем о том, что Фалеев завещал ей свою квартиру (то есть подарил в полном смысле этого слова). Постороннему человеку дарить квартиру никто не станет, и это факт. Ну, подумаешь, роман — и что тут такого? Может даже, смерть Фалеева стала для Марины ударом. Вполне возможно, что у нее к нему были чувства и она мечтала выйти за него замуж (вполне допускаю, что чувства были большей частью со стороны Марины — вряд ли эти кукольные марионетки, эти разукрашенные павлины со сцены способны хоть на какие-то чувства, если только эти чувства не касаются их рейтингов и гонораров). Ну и что? Совершенно нет причин, чтобы впадать в такое странное состояние — как то состояние, которое я читала на лице сестры.
Впереди появился красивый белый дом (высотный дом, как и все в этом районе) и возле одного из подъездов шофер остановил машину. Марина вытолкала меня наружу, а сама, выхватив сумку, быстро-быстро заговорила с водителем. Говорили они тихо, так, чтобы я не услышала, и мне показалось, что они ругались.
Квартира была просторной, обставленной светлой современной мебелью из стекла, металла и пластика, и совершенно не походила на ту роскошную квартиру Марины, в которой я уже была. Эти квартиры отличались друг от друга настолько, как самые непохожие люди в мире, и мне никогда бы в голову не пришло, что связующим звеном этих «непохожих миров» может быть один и тот же человек — моя сестра. Все, здесь все было другое — и мебель, и оформление, непохожие привычки, вкусы… Но, несмотря на то, что комнаты были просторные, что в них было много света и воздуха, интерьер этой квартиры чем-то напомнил мне больничную палату. Даже не знаю, почему… И еще: было ясно, что в квартире этой никто не жил достаточно давно. Конечно, пыли в ней не было, просто комнаты производили какое-то запущенное, не жилое впечатление, и в воздухе сильно пахло затхлостью.
