— Было бы смешно, если б не было так грустно, — уныло констатировал Трофимов. — Это, знаете ли, диагноз, как говорят медики. Диагноз всему обществу.
— Надеюсь, что «болезнь» все же не смертельна, — сказал Вадим Николаевич.
— У вас слишком оптимистичный взгляд на жизнь, майор! Посмотрим, долго ли вы сможете его сохранять. Посмотрим…
* * *Со старшим лейтенантом Виктором Семиным майор Краснов был знаком не один год. Как и сам Краснов, Семин являлся штатным сотрудником Управления Z, внедренным на месяц в одну из лабораторий Института вирусологии, в которой проводились некие секретные эксперименты со штаммами патогенных микроорганизмов, способных вызвать среди населения вспышки особо опасных инфекций.
В общем-то, сотрудников эпидотдела Управления заинтересовала не столько сама лаборатория и ее работа, сколько таинственный заказчик, оплативший эти эксперименты весьма крупной суммой в черном нале. Этим самым заказчиком интересовался и Краснов до того момента, пока полковник Ветлугин не переориентировал его на новое задание.
Вадим Николаевич, узнав о том, что с фирмой «Дельта» могли расправиться по указанию руководителей «Терека», подумал, что этим самым заказчиком вполне мог являться и Салов. А раз так, то неплохо было бы сориентировать внедренного сотрудника на эту фигуру. В конце концов, Семин находился теперь в непосредственном общении с людьми, которые по роду своей деятельности могли непосредственно контактировать с Саловым и его сотрудниками. Значит, с Семиным необходимо было немедленно встретиться и поговорить.
Встреча коллег произошла в восемь часов утра тех же беспокойных суток у станции метро «Каширская». Это место Семин сам назвал во время телефонного разговора, заметив, что оттуда ему близко идти до Института вирусологии, где рабочий день начинается с 9.15.
Когда Вадим Николаевич подъехал на служебной «Волге» к метро «Каширская» со стороны центра, то сразу заметил Семина у книжных развалов. Подойдя поближе к лоткам, услышал:
— Я возьму книгу Ильи Стальнова.
— Все фантастикой увлекаешься, дружище? — спросил Краснов Семина вместо приветствия.
— Кого я вижу! — воскликнул Виктор, делая вид, что случайно встретил приятеля. — Сколько лет, сколько зим! Очень рекомендую почитать боевики Стальнова! Захватывает до самых печенок… А главное, все его романы построены на основе детективного расследования или шпионского романа, представляешь? Я вообще-то использую их как практикум. Ставлю себя в положение героев и пытаюсь найти выход…
— И как, удается? — улыбнулся Краснов.
— Иногда. Пойдем что-нибудь перекусим, а то я еще не завтракал, — предложил Семин.
— А я и не ужинал, — вспомнил Краснов.
— Тогда тем более.
Зайдя в павильон, где находилась небольшая закусочная, коллеги заказали по стакану кофе и по нескольку бутербродов.
— Налегай, — проговорил Семин и засунул в рот сразу половину бутерброда с красной рыбой.
Краснов последовал его примеру.
В павильоне посетителей больше не было из-за раннего часа, и это устраивало обоих.
— Так что тебя интересует в фигуре Салова? — спросил Семин: майора он знал достаточно хорошо, и они давно уже перешли на «ты».
— Буквально все, каждая мелочь, — произнес Краснов, медленно допивая кофе. — Ну, кроме того, что известно всем из предвыборных рекламных видеороликов.
— Этот человек совсем не так прост, каким представлялся перед избирателями, когда баллотировался кандидатом в президенты.
— Да, я помню. Он пытался изображать из себя простецкого парня, которому неожиданно на голову свалились миллионы, у которого красавица жена, великолепная дача, превосходных кровей скаковая лошадь, ну и так далее.
— Вот именно, — прожевав бутерброд с салями, сказал Семин. — На самом деле это очень жесткий человек с мертвой хваткой в делах. И еще он обладает потрясающим нюхом на то, где и как можно заработать большие деньги. Так говорят те, кто его хорошо знает.
— Пока не вижу ничего предосудительного, — заметил Краснов. — Вообще-то нас может интересовать даже не столько сам Салов, сколько его окружение. Узнать бы что-нибудь об этом…
— Тебе везет, Вадим, — улыбнулся Семин. — Очень скоро ты сможешь узнать про окружение Салова и о его знаменитой водке, любовно прозванной в народе «Саловкой», всю подноготную.
— Это каким же образом? — поинтересовался Краснов.
— Недавно от фирмы «Терек» в Институт вирусологии наведывался зам Салова по кадрам. Ему меня расписали как наиболее талантливого, подающего феноменальные надежды на будущее вирусолога. Он ко мне и подъехал с весьма недвусмысленным предложением перейти на работу в «Терек». Посулил златые горы…
— И что ты? — поторопился выяснить Краснов.
— А что я? Набиваю себе цену. Попросил время на размышления.
— Черт побери! — радостно потер руки Вадим Николаевич. — Обязательно соглашайся. Все вопросы с нашим начальством я урегулирую.
— Ну, если ты так просишь, — для вида поломался Виктор, — то я, конечно, приму это предложение.
— Премного обяжешь, — задумчиво произнес Краснов. — Значит, первым делом меня будет интересовать следующее…
И он проинструктировал Семина так, как будто тот уже смог внедриться в нужную фирму.
Глава 5. Открытие «сезона охоты»
Начав собирать материал для будущей книги о Чумном бунте в Москве, я не мог пройти мимо судеб русских врачей, восставших против «самого Промысла Божьего». А ведь именно так полагали многие современники Ягельского, Самойловича и десятков других медиков, оставшихся безвестными героями. Большинство простых людей считало, что моровая язва, или моровое поветрие, как тогда называли в народе чуму, насылается на человечество за тяжкие грехи самим Господом Богом. А значит, о каком же сопротивлении Божьей каре можно было вести речь? По их мнению, только подлые вероотступники, сатанинские выродки могли бороться с предначертаниями небес, вершивших свой праведный суд на земле. Видимо, этим можно было объяснить тот факт, что бунтовщики, восставшие в Москве против жесточайших санитарно-карантинных мер правительства, заодно сводили счеты с теми лекарями-подвижниками, кто непосредственно занимался лечением чумных больных.
О том, как попали ко мне в руки три старинные книжицы, увидевшие свет еще в восемнадцатом-девятнадцатом столетиях, можно было бы написать целую приключенческую повесть, но это я сделаю как-нибудь в другой раз. А сейчас только скажу, что первой книжкой, прочитанной мной о бунте в Москве, стала весьма потрепанная брошюра ученого-топографа А.Ф. Шафонского «Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 гг.», вышедшая в 1775 году. Эту ветхую книжечку без обложки я нашел на чердаке заколоченного деревенского сруба в одной из брошенных деревень, что в Весьегонском районе тогда еще Калининской области. Самому мне тогда только-только исполнилось двадцать лет, и я любил участвовать вместе с друзьями в туристических походах по родным краям.
Гораздо позже мне в руки попали уникальные экземпляры прижизненных изданий доктора Самойловича. Это были «Трактат о рассечении лонного сочленения и о кесаревом сечении», а также книга, названная автором весьма длинно и даже по тем временам витиевато: «Способ наиудобнейший ко недопущению первоначально возникнуть оказавшейся где-либо промеж народом смертоносной язве заражаемой чуме». Причем первая книжечка являлась ничем иным, как диссертацией, написанной на мертвом латинском языке и изданной в Лейденском университете в Голландии в 1780 году. Вторая же книга являлась вторым томом из четырехтомника Самойловича, посвященного борьбе с чумой. Она увидела свет в городе Николаеве в 1803 году, то есть за два года до смерти ее автора.
Из этих антикварных изданий я многое почерпнул для своей работы, а главное, как мне показалось, сумел проникнуться той эпохой, в какой-то мере понять живших тогда людей.
Моя работа успешно продвигалась вперед, и я был бы вполне доволен и даже счастлив, если бы меня то и дело не отвлекали от нее. То какие-то люди, сославшись на шапочное знакомство, требовали их осмотреть и назначить им лечение, то звонили из разных медучреждений и приглашали меня на консультации, а то и просто вызывали в вузы и училища для того, чтобы я прочитал студентам и учащимся лекции. Все это выводило меня из душевного равновесия до тех пор, пока я не догадался отключить телефон.
Какое-то время меня никто не донимал и не доставал. Это были бы самые замечательные дни в моей жизни, если б не собственная жена, совсем свихнувшаяся со своими сектантами.
В один прекрасный день, когда у меня особенно ладилась работа, Лена заявила буквально следующее:
