С каждой минутой он становился все более галантным, а в конце концов, до того «распоясался», что положил мне руку на плечо.
Я не наградила его пощечиной и не покинула демонстративно зал, хотя такая шалость и пришла мне в голову, главным образом потому, что у меня оставалась маленькая надежда на содержимое карманов моего «кавалера», и его теперешнее положение как нельзя больше устраивало меня.
С грацией Соньки Золотой Ручки я прогулялась по всем его карманам, но ничего, кроме бумажника, в них не обнаружила и спокойно изучила его содержимое во время короткой отлучки Геннадия Родионовича в туалет.
Это содержимое если и могло кого-нибудь заинтересовать, то, во всяком случае, не меня. Кроме денег и документов, в бумажнике ничего не было.
Так что напрасно он вернулся из туалета с таким испуганным лицом. Бумажник как ни в чем не бывало поджидал его на столике рядом с его тарелкой. И мне ничего не стоило убедить его в том, что он оставил его там по рассеянности.
Не сразу, но Геннадий Родионович успокоился, однако водки больше не пил и стал сдержаннее в телодвижениях. Видимо, гипотетическая пропажа бумажника выбила его из колеи и лишила романтических намерений.
Борис Алексеевич за весь вечер так и не появился в ресторане, и я терялась в догадках, чем он в настоящую минуту занимается.
После Самары у него появился новый сосед по купе. Может быть, он оказался для него более интересным собеседником, чем я?
На несколько минут заходил в ресторан Владимир Иванович, но, увидев меня в компании с молодым финансистом, гордо удалился, даже не присев к столу.
То ли Санек, то ли Толян почему-то в одиночестве посидел за столом минут сорок, выпил свои пятьдесят, съел салат и покинул веселое заведение.
Вообще, в ресторане в этот вечер было не густо, и мы с моим кавалером не стали в нем задерживаться надолго, покинув через полчаса после инцидента с бумажником.
Он что-то совсем загрустил и после ресторана сразу же отправился спать. Воспользовавшись этим, я отправилась на поиски приключений, то есть погуляла по коридору, прислушиваясь к разговорам за дверями купе, но добилась этим только того, что встретила вышедшего покурить Семена, рискуя попасть на очередной «подкидной марафон». Но Семен с тревожным лицом сразу же сообщил мне, что сегодня поиграть не удастся, поскольку Тамара что-то приболела и ей лучше полежать сегодня вечером в тишине и покое.
Постояв для порядка еще полчасика в коридоре вагона, так никого и не дождавшись, я отправилась к себе в купе, где уже мирно похрапывал мой финансист, причмокивая во сне губами и ворочаясь с боку на бок.
Перед сном я вычеркнула его из списка, который сократился благодаря этому до десяти человек. Потушив свет, я уже мысленно прошлась по нему, останавливаясь на каждом из оставшихся пассажиров.
Обе семейные пары почти не вызывали у меня подозрений, особенно молодожены, а в Тамаре с Семеном подозрительным было лишь то, что они не слишком убедительно объясняли, почему они вместо традиционного Благовещенска решили отправиться на этот раз во Владивосток.
И я решила обе эти пары не трогать до тех пор, пока не сумею убедиться в невиновности всех остальных пассажиров.
Первым в моем списке подозреваемых стал «странный супермен» Борис Алексеевич. Он и вчера-то был странноват, а уж сегодняшний его поступок и вовсе не лез ни в какие ворота. И чем больше я размышляла на эту тему, тем загадочнее мне казался этот человек.
С другой стороны, у него просто могло быть плохое настроение или обостриться неведомое мне хроническое заболевание. Да элементарная дырка в зубе способна превратить милейшего человека в сущего монстра! Поэтому я не спешила делать никаких окончательных заключений, во всяком случае, до завтрашнего дня, решив, что утро вечера мудренее.
Далее в списке находились пресловутые Санек с Толяном, до которых у меня никак не доходили руки. Они по-прежнему были у меня на подозрении, встреча с ними была неизбежна, и мне предстояло решить, каким образом следует разбить эту парочку. Хотя сегодняшний визит одного из них в ресторан и его задумчивая физиономия наводили на мысль, что между ними или уже пробежала черная кошка, или один из них занедужил после вчерашнего вечера.
Теперь я немного жалела, что поторопилась сменить купе. До этого новоселья Санек с Толяном были моими ближайшими соседями, и мне с помощью несложной аппаратуры, имеющейся у меня с собой, нетрудно было бы послушать их вечерние разговоры. Но сделанного не воротишь, тем более что у меня было несколько иных способов контролировать каждое сказанное ими слово.
Но пока я без всякой аппаратуры должна была довольствоваться звуками из девятого купе за стенкой, а там, если кто забыл, проживали молодожены. И они не теряли времени даром!
Однако эти звуки не представляли для меня интереса, и я вернулась к своему списку.
В моем купе вместо меня поселился загулявший Тимофей Георгиевич и благодаря этому ставший для меня более доступным. У меня теперь был достаточный повод, чтобы подходить к нему запросто в любое время, тем более что я предусмотрительно оставила на своей бывшей полке одно из полотенец.
«Террой инкогнита» для меня пока было седьмое купе, и не столько благодаря трусоватому Владимиру Ивановичу, сколько его случайной спутнице.
Стелла, вопреки моим ожиданиям, вела совершенно уединенный образ жизни, практически не покидала своего купе, и за все время я встречалась с ней не более двух раз. В ресторане она пока не появлялась, а сегодня даже не выходила покурить.
Это никак не соответствовало тому представлению, которое я составила о ней в первую встречу. А как сказал мне вчера Борис Алексеевич, «первое впечатление обманывает очень редко». И он, безусловно, прав.
* * *
Меня разбудили женские крики, мужские голоса и быстрые шаги в коридоре. Выскочив из своего купе, я обнаружила в коридоре чуть ли не половину пассажиров вагона. И большая их часть пыталась выяснить, что происходит.
Женские крики и слезы доносились из первого купе, откуда выбежала взлохмаченная со сна Люба.
— Среди вас нет врача? — взволнованно спросила она.
Врача не оказалось, но моя спецподготовка предполагает оказание первой медицинской помощи, и я, отстранив любопытных, прошла в первое купе.
— Что произошло? — спросила я у перепуганного Семена, который, судя по его виду, так и не ложился сегодня в постель.
— С вечера у Тамары болел живот, я вам говорил, — объяснял он, сжимая в руках влажное полотенце, — ну, мы думали, поболит и пройдет, мало ли… А часа полтора назад стало совсем плохо.
Тамара уже ни на секунду не прекращала плакать и причитать. А иногда ее стоны переходили в крик.
Я не стала мыть руки и изображать из себя медицинское светило, но присела рядом с Тамарой и расстегнула ее халат. По тому, как она отреагировала на прикосновения к правой нижней части живота, я сообразила, что скорее всего это был аппендицит.
— Приступов аппендицита никогда не было? — спросила я Семена.
— Вроде нет… Иной раз поболит и пройдет. Так это у каждого… Может, грелочку?
— Ни в коем случае! Какая у нас следующая станция?
Семен выбежал из купе и вернулся вместе с проводницей. Она была взволнована не меньше его и побежала назад за расписанием, которое от волнения выскочило у нее из головы.
— Орск через полчаса, — сообщила она, вернувшись.
— Надо сообщить на станцию, чтобы вызвали «Скорую помощь», — потребовала я.
— Это можно, — кивнула проводница. — А что сказать-то?
— Скажете — приступ острого аппендицита.
— Хорошо, доктор, — сказала она, — больше ничего не надо?
— У вас нет льда?
— В холодильнике.
— Заверните в полотенце и принесите.
И они с Семеном побежали за льдом.
Оказывается, в вагоне был холодильник. Если бы я знала об этом, я прихватила бы с собой побольше продуктов. И не портила бы себе вкус едой из ресторана.
Я положила Тамаре на живот полотенце со льдом, и она немного успокоилась.
— Семен, давайте выйдем в коридор, — предложила я ее мужу. — А с Томой пока посидит Люба.
Когда мы вышли из купе, в коридоре уже никого не было, только пара человек осталась покурить в тамбуре и обсудить происшествие.
— Скорее всего нужна срочная операция, — сообщила я Семену.
— Это опасно?
— Не думаю, но несколько дней вам придется пожить в Орске.
— Так нужно же вещи выносить, — засуетился Семен, и я поняла, что эта вынужденная остановка волновала его только с точки зрения опасности для здоровья жены. На его лице я не заметила и тени сомнения и теперь уверенно могла считать его непричастным к моему заданию.
Он побежал в тамбур за помощью, а я отправилась в купе, чтобы помочь переодеться его жене.
