Александр Чернобровкин - Последнему - кость

Лешка попал в подбородок, отчего Коськины челюсти лязгнули, как траки вездехода. Киномеханик, чуть не утянув за собой стол, грохнулся вместе со стулом на пол. В следующее мгновение Алексей прыжком перелетел с кушетки в угол, вжался плечами в стены и поднял кулаки, готовый драться до последнего.

– Сиди! – остановил Вовка Жук выламывающегося из-за стола Базулевича. – И ты сядь! – прикрикнул на Лешку.

– Ах, ты, падла! Да я тебя... за что же он так, а?! – поглядывая на Жука ожидающим помощи взглядом, орал Коська. – Я тебе, щенок!..

– Хавальник закрой, – сказал ему Жук. – Получил – и ладно: меньше языком будешь ляпать. – Волосатая лапа сдавила бутылку, оставив на свободе только горлышко, наклонила его в стакан Коськи. – Меньше слов, больше жизни – пей!

Коська долго мял подбородок, проверяя, цела ли кость, порывался что-то сказать, злобно косил заячьи глаза на Лешку, а потом молча выпил. Пока собутыльники тянули из стаканов дымчатую жидкость, успел переварить обиду, затараторил по-новой, однако о женщинах как бы забыл, а если ненароком касался, то запинался на полуслове, ловил пугливым взглядом Лешкины кулаки и продолжал дальше.

А Лешка неожиданно для себя быстро захмелел. Он посматривал на соседа по кушетке, на широкую короткопалую руку, покрытую темными волосами и шрамами, на плечо, так распирающее пиджак, что швы расползались, на толстую бурую шею, на прижатое к голове ухо, на низкие бакенбарды и усы подковкой, на массивный подбородок, словно разрубленный посередине. Да, Вовка Жук – мужик что надо! Сила! Петька Базулевич, вон, здоровее на вид, а слушается Вовку, боится. И Коська хороший парень, болтливый, но хороший. А учительница – дрянь! – чего о ней вспоминать?! Вот Жук...

– Прикуривай, Вов... Черт, спички падают... Нет, Вов, Коську больше не буду бить. Но если ты скажешь...

– Приходи в гараж, шофера из тебя сделаю, – обещал Жук. – Aссом будешь!

– ...В кино можешь бесплатно ходить, – лез целоваться Коська, – мы ведь теперь кореша – и всё!

И ныряли со стола бутылки, и вязли в клубах дыма слова, и горечь от курева капала в стаканы. Прочь стакан! Вовка – друг!

Лешка долго не расставался с ним. Они куда-то шли, падали в подмерзшую, твердую грязь, подпирали заборы, прикуривая влажную сигарету, одну на двоих, которая все время тухла. Лешка не хотел ночевать у Жука, а тот настаивал. И все-таки отпустил домой, подарив перчатки.

– Бери, у меня еще есть... Кому сказал!.. Все равно возьмешь, в карман засуну. И смотри мне!.. Ты мне друг или портянка?!

– Да, – мычал Алексей. – Вовчик, если кто, если кого...

Потом он шел один, часто втыкался руками в грязь, с трудом поднимался, чтобы снова упасть. Со слезами на глазах он докаывал темноте, что за друга – всех! А шлепнувшись, плакал, точно выполнил обещание.

Под руками хрустнул ледок, пальцы обожгло водой. Лешка зачерпнул ее двумя руками. Льдинки резали щеки, грязь затекала в рот. Отплевавшись, он размазал пригоршню жижи по лицу, чтобы остудить жар. Немного просветлевшим взглядом посмотрел по сторонам, пытаясь сообразить, где находится. Ага, вон дом учительницы. Зачем-то он был нужен. Ах, да!

Алексей завозил руками по шершавым складкам земли. Не то – слишком маленький, опять не то... вот! А вон и окно. Над занавеской виден был потолок с овалом света, падающим от ночника. Не спит? Очень хорошо! Лешка вцепился левой рукой в забор, а правой размахнулся.

По окну звонко разбежались трещины от центра к краям, посыпались осколки. Это за Мухомора! Еще бросок – разлетелось второе окно. А это за всё – за всё!

Свет в комнате погас. Надо бежать, а то увидит. Нет, Лешка не трус. Пусть только кто-нибудь попробует. Пусть только... Больно: земля твердая и холодная. Пора идти домой. Домой...

«БЛЯДЬ» – полуметровыми печатными буквами было написано на доске. Юлия Сергеевна словно ударилась о притолоку и три метра до стола прошла, склонив голову. Руки учительницы мяли журнал, спина согнулась, заострила лопатками, подбородок подрагивал.

– Кто написал?

Класс тихо и тревожно дышал, ни скрипа, ни смешка.

– Что ж, если автор боится признаться... Дежурный, вытри доску.

И только вдох и выдох, вдох и выдох.

– Неужели в классе одни трусы?

– Это я написал. – Порфиров поднялся.

– На большее ты не способен. Вон из класса, – спокойно произнесла учительница.

Алексей с наигранной ленцой выбрался из-за парты. До стола пять шагов. Поднимет она голову или нет? Ну!.. А нос у нее некрасивый – будто сдавленный в переносице пальцами. Голова Юлия Сергеевны поползла вверх. И глаза некрасивые – узкие и злые.

Алексей скривил губы в презрительной улыбке и тихо, но внятно, швырнул как заклятие в расширенные женские зрачки:

– Блядь!

Сдерживая смех, снял с вешалки фуфайку, буцнул ногой дверь. Все – рассчитался!

Дверь еще раз хлопнула, послышался стук каблучков в направлении директорского кабинета. Значит, выгонят из школы. Ну и черт с ними! Пусть далее сегодня выгоняют. Лешка развернулся и пошел в туалет. Возле двери на мгновение задержался. Здесь была его последняя драка в школе – драка, сделавшая его некоронованным королем этого двухэтажного здания. Он сел на подоконник, закурил. Пламя повернутой вверх спички немного не добралось до пальцев, сникло. Черно-белый, загнутый стерженек полетел в унитаз.

Лешка знал, что рано или поздно эта драка должна была состояться. После его победы над братьями Тюхниными старшеклассники перестали цепляться к Порфирову и посматривали настороженно, а он прикидывал силенки каждого из них, понимая, что завис в неопределенном положении: неясно было, какое место он занимает в табели о силе среди учеников. Тут еще начал позволять себе больше, чем раньше, во что-то это должно было вылиться рано или поздно.

Вылилось хорошо для Порфирова и по самому короткому варианту. Он тогда потянулся к ручке, но дверь распахнулась от удара ногой изнутри и больно стукнула Лешку по пальцам. Даже не успев сообразить, кто перед ним, врезал на вспышке ярости. Десятиклассник Федька Крикунов, первый силач школы, прилип от удара к стене. Лешка испуганно замер. А-а, терять уже нечего! С левой, с правой – и Крикунов осел на корточки и закрыл голову руками.

– Хватит!

Порфиров тоже решил, что хватит, и зашел в туалет, где в проходе испуганно расступилась малышня.

Теперь он привык к шараханию учеников, когда шел по коридору. Сначала это тешило, потом вызывало презрение: трусы! Иногда презрение выплескивалось в непосильный толчок в грудь или щелчок в лоб зазевавшемуся. И жертвы молча сносили.

Открылась дверь в туалет. Алексей по привычке дернулся спрятать сигарету в ладонь, но сдержался.

– Пошли со мной! – рявкнул Мухомор.

Почему бы не сходить? Порфиров ввалился вслед за преподавателем в узкий кабинет при спортзале. Алексею приходилось бывать здесь раньше. Игорь Андреевич часто приглашал сюда самых резвых учеников для «воспитательной работы». «Воспитывал» со знанием дела – без синяков. Вот и сейчас он выдвинул ящик стола, вынул оттуда кожаные перчатки. Медленно, подергав каждым пальцем, надел одну.

Лешка достал из кармана Вовкин подарок и, так же подергав пальцами, натянул перчатку.

– Ты чего?! – Мухоморская рука в перчатке замерла у длинного носа, будто защищая его от Лешки.

– А ты?

Красные пятна покрыли лицо и шею учителя.

– Твои выходки надоели всем! – Игорь Андреевич стянул перчатку, швырнул в стол. – Как ты посмел оскорбить учительницу?!

– А ты?

– Вон отсюда! Из школы вылетишь!

– Ну и ладно.

– Я с тобой поговорю в другом месте!

– Поговорим, – согласился Лешка. – Я тебе, Мухоморище, с огромным удовольствием наквашу харю! – Он неторопливо вышел.

– Ты!..Ты!.. – слышалось сзади.

Он шел по гулкому спортзалу и ждал нападения. Не дождался и, выходя из спортзала, громко захохотал: все, даже учителя, боятся его!

Алексей бродил по центральной улице, всматриваясь в проезжающие автомобили. Темно-красный КамАЗ с желтым пятном грузовика у левой фары не повстречался ему. Чтобы без толку не маячить, пошел в клуб. Коська копался в разобранной киноустановке. От нее воняло горелыми проводами, а от него – немытым телом и бражкой. Физиономия у Коськи была такая же помятая, как одежда на нем, а одежду будто корова пожевала.

– Деньги есть? – без надежды спросил киномеханик подрагивающим голосом.

Алексей достал из кармана пятерку, стянутую у отца в последнюю получку.

– Ну, Леха, ну!.. – Коська схватил деньги. – Спас, братуха! – и загрохотал по лестнице, крикнув снизу: – Посиди там!

Две большие бутылки вина сдружили их окончательно. Коська поддержал Лешкино решение бросить школу и предложил устраиваться учеником к нему. И сразу дал практический урок – заставил помогать в ремонте киноустановки. Коська давал указания, брызгая слюной, а Лешка долбил отверткой, пока не сломал еще что-то. Тогда Коська махнул на аппарат рукой.