Александр Чернобровкин - Последнему - кость

– Видишь? – кивнул Вовка на директорский дом, когда проезжали мимо: – Особняк отгрохал! Мороз на улице, а у него форточки нараспашку: радиаторы греют, к котельной подключился. Вода прямо в доме, хочешь – горячая, хочешь – холодная. Ни тебе колодца, ни возни с печкой. Как в городе!

Выехав за поселок, остановил машину, поменялся с Алексеем местами.

– Сцепление плавно опускай.

– Помню. – Лешка медленно опустил педаль, автомобиль тронулся без рывка. Переключив передачу, Лешка с радостью произнес: – Поехали!

– Давай, не спеши и свободней сиди, не горбься. – Жук закурил сигарету. – В школу думаешь ходить?

– Неохота.

– Ходи. Все равно заставят учиться, так лучше пока молодой, пока голова свежая. – Он расплескал струю дыма о лобовое стекло. – Юлька-то наша драпанула, теперь у тебя проблем не будет... А это, – дым снова забился о стекло, – ты что – втрескался в нее?

После паузы Лешка кинул слово-заклятие, выношенное для учительницы.

– Это точно, – согласился Вовка. – Вот на этой седушке, – он хлопнул по сиденью рядом с собой, – драл ее. Вот такими слезами, – отмерил половину указательного пальца, – плакала, просила, чтобы на станцию отвез. Да ты что, говорю, три часа в один конец! Она деньги сует. А что мне деньги, мне своих хватает! Ну, она давай себя предлагать. Тоже мне красавица – набор костей и пачка сухожилий!

– А чего ж ты тогда?

Вовка пожевал кончик сигареты, сплюнул табачинку.

– Все они, городские, шлюхи. Только выпендриваться и хвостом вертеть умеют. Дома грязь, жрать нечего, дите обоссанное лежит, а она книжки читает или у зеркала вертится. А вломишь для порядка, сразу в милицию бежит.

– Это твоя первая?

– Ага... Лучше деревенскую бери. Пусть не такая красивая, зато спокойней с ней. – Он опять пожевал сигарету. – И жить надо подальше от города. Там, где кончаются железная дорога, электрификация и советская власть! – Жук зло захохотал. – Жизнь, Лешка, – это мясо: последнему – кость! А в городе последним всегда будешь ты, – жестоко закончил он и жадно затянулся.

Потом окурок прочертила воздухе красную дугу, зарылся в снег.

– Сейчас будет грунтовка в лес, поворачивай. И не круто, чтобы хвост прошел.

Алексей осторожно повернул, внимательно наблюдая в зеркало за колесами в конце полуприцепа. Машина пошла медленней и загудела натужней.

– Давай поменяемся, – предложил Вовка, и, не останавливая машины, пересели.

После того, как КамАЗ загрузили бревнами, в кабину забралась Бандитка – бабища с лицом, похожим на перепеченный блин – круглым и в пятнах, рытвинах, лепестки шелухи. Наверное, никто в поселке, кроме леспромхозовской кассирши, не знал ее фамилии и имени, всем хватало клички. Бандитка стрельнула у Жука сигарету и запыхтела ею, смачно почмокивая.

– Что, надоело работать? – спросил Вовка.

– Да пошел он!.. – матюкнулась она неизвестно в чей адрес. – Дай еще одну. – Прикурила новую сигарету от окурка и добавила: – Я не лошадь. Пусть сам пашет.

– Пять мужиков за ночь пропускаешь, а говоришь, не лошадь! – поддел Жук.

– Пошел ты... – беззлобно ругнулась она.

Лешка посмотрел на нее с восхищением: во баба! И курит, как мужик, затянется – искры летят!

– Бандитка, что там вчера возле вашего барака было? – спросил с усмешкой Жук.

– Пошли они!..

– Ну, расскажи, чего ты?! – Жук заранее улыбался.

Вчера в леспромхозе давали аванс, и мужики, по появившейся с наступлением холодов привычке, направились в барак, где жили ссыльные проститутки. Сослали их, скорее всего, по другим статьям, но в поселке в такие тонкости не привыкли вникать, поэтому величали по основной профессии – проститутками. Женам была не по душе новая привычка мужиков. Они бы еще вытерпели отсутствие мужей по ночам, но выпотрошенные карманы простить не могли, поэтому пришли к бараку на разборки.

– Чего рассказывать?! Бабы и есть бабы. – Бандитка потушила пальцами окурок, спрятала в карман фуфайки. – Вышла на порог – сразу смолкли. Митькина было выпрыгнула, ну, я ей и двинула промеж глаз. А чего?!

– Ничего! – весело согласился Жук. – Но, говорят, ты трусы сняла и трусами их, трусами!

– Брешут, я без трусов была.

Шофер и ученик захохотали.

– Ну-ну, а дальше?

– Чего дальше? Зашла я. Они стекла давай бить. Ну, я взяла швабру, вышла. Ну, дала им, пока швабра не сломалась.

Громкое ржание переполнило кабину.

– А об кого сломала?

– Об кого надо. Пошли они все!..

Бандитка матюкалась минуты три. Жук все это время захлебывался смехом, негромко похохатывал и Лешка, с удивлением и восхищением поглядывая на попутчицу.

Когда у проулка, где стоял барак, высадили ее, Алексей спросил:

– А чего их к нам присылают? Больше некуда, что ли?!

– По старой памяти. Здесь же тот самый сто первый километр, что за пятьсот верст от порядочных городов. Вот проституток и кидают сюда на перевоспитание... нас! – Вовка снова заржал.

Дальше ехали молча. Дорога змеилась по лесу, побелевшему от снега. В одном месте спугнули ворон, которые обклевывали дохлятину на обочине. Что это был за зверек – Лешка не успел разглядеть. Теплый воздух в кабине расслаблял, клонило ко сну. Чтобы взбодриться, Алексей закурил.

– А-а-а... – зевнул Вовка, показав черные, прокуренные зубы. – Что-то сморило меня. Садись за руль. – Они на ходу поменялись местами. – Не гони и на левую сторону не выезжай. Перед развалиной, что у райцентра, разбудишь. – Он прислонился плечом и головой к дверце и быстро заснул.

Лешка с удовольствием вел КамАЗ. Руки сжимали теплое рулевое колесо, под ногами щелкали педали, за спиной погрохивали на ухабах бревна. В кабине приятно пахло горелой соляркой и кисло – сигаретным дымом и сивухой. Лешкина шея быстро устала держать голову в одном положении, покалывало в позвонках. Время от времени он задирал вверх подбородок и вертел им влево-вправо, чтобы размять загривок. Но все равно машину интересно вести. Он уже не сомневался, куда пойдет учиться после школы: только шоферская работа, где, как говорит Вовка Жук, сам себе хозяин-барин.

Новый год Порфиров встречал у Гилевича. Вовкины родители уехали в райцентр к дочери, поэтому в доме, кроме Алексея, собрались братья Тюхнины, их старшая сестра Надька со своим парнем Мишкой Кузиным, Светка Смирнова и ее подруга и соседка девятиклассница Ленка Титова.

Подготовились к празднику основательно. Стол украшали две бутылки самогонки, стянутые Вовкой у родителей, две бутылки водки, купленные Мишкой, и пять вина от Лешки и Тюхниных. И еды было много: маринованные грибы, квашеная капуста, копченый окорок, кровяная колбаса, холодец, жареная рыба, картофельная баба – постаралась Вовкина мать.

Парни сразу распили две бутылки вина и хотели еще пару давануть, но помешала Надька.

– Хватит, а то до Нового года нажретесь, праздник испортите. Идите лучше телевизор смотреть.

Алексей сидел на диване рядом со Светкой. По телику показывали цирк, соседка весело смеялась, дергала Лешку за рукав. Ничего – забавно. Одного Гришку цирк не увлекал. Он было задремал, потом сходил на кухню и теперь напихивался чем-то, громко чавкая. Вскоре на кухню ушли Ванька и Мишка и не вернулись. Алексей ждал, ждал, не выдержал и сам пошел.

Приятели сидели на низеньких скамеечках у печки, курили. Из-за сваленных у топки березовых поленьев выглядывало горлышко бутылки.

– Ты, Леха? – облегченно выдохнул Мишка. – Бери посуду, подсаживайся.

Ванька наполнил три стопки, выпили.

– ...Они думают, если шибко грамотные, значит, все, – продолжал Мишка рассказывать Тюхнину. – А вот им! – Он хлопнул ребром ладони по локтевому сгибу другой руки. – Командир мне говорит, мол, построже с ними, Кузин, не церемонься, а не будет порядка, с тебя шкуру спущу. Ну, я и не церемонился. Остальные сержанты тоже. Так что в армии вам легко будет: офицеры любят деревенских. Это городских, особенно студентов-чмошников! – тех, как!.. – Кузин лихо, с армейским уклоном выругался. – Так им и надо. А то мастера только бегать и стреляться. Из-за одного такого... – Мишка скрипнул зубами. – Хорошо, командир заступился. Ну, говорит, Кузин, был бы кто другой, пальцем бы не пошевелил, а тебя в обиду не дам, но смотри, больше не перегибай. – Он пососал потухший окурок, кинул в приоткрытую топку. – Наливай, Вань.

На кухню пришел Гришка, налили и ему. Выпив, Кузин спросил у Тюхи-старшего:

– Как там в ПТУ? Местные гоняют?

– Гоняют. На той неделе ввалился в комнату Задар...

– Старший? – перебил Мишка.

– Младшой... Выгнал из комнаты и завалился спать на мою кровать. Я пошел в другую комнату ночевать – повезло мне. Он ночью проснулся, говорит, похмеляйте. А Сенька вякнул, мол, где мы сейчас достанем, закрыто все. Задар и начал его бить. Бил, пока Егор бутылку не принес. Я утром захожу в комнату, а там кровищи!..