8. ЗОЛОТОЙ КРЕСТ
Низенькая, под стать самому Кротову, жена участкового на вопрос - заходил ли кузнец? - ответила прямо-таки в кротовскои стиле: - Только что был. По какому вопросу хотел видеть, не сказал. Просил, по возможности, заглянуть к нему домой. Над Серебровкой уже загустели вечерние сумерки. Во дворах мычали вернувшиеся с выпаса недоеные коровы, хозяйки брякали подойниками. Недалеко от деревни, сразу за поскотиной, глухо рокотали работающие комбайны. Окна Кузнецова дома чуть-чуть желтели, словно за ними горела тусклая коптилка. Снаружи дом почти не отличался от других серебровских домов, но, войдя в него, Бирюков поразился "оригинальностью" планировки. Громадная, во всю величину дома комната казалась пустующим спортивным залом, незначительную часть которого занимала высокая русская печь, прижавшаяся к стене слева от порога. Вдоль всей правой стены, под окнами, тянулась широкая лавка. Уходящий вдаль ее конец упирался в старинный буфет с обломанными наполовину резными украшениями. У противоположной стены стояла самодельная деревянная кровать заправленная байковым одеялом. Над кроватью - рисованный ковер с лебедями, но без традиционной целующейся парочки. В изголовье кровати, свернувшись клубком, спал пушистый черный кот. Возле печи стоял небольшой стол, рядом с ним - две табуретки. За столом старинный сундук. На шпагате, протянутом от притолоки за печь, сушились пучки травы-кровохлебки. На столе лежала старая зачитанная Библия. Больше всего поражала передняя стена. Без окон, она, как церковный иконостас, была увешана иконками и цветными литографиями с божественными сюжетами. Перед стеной с потолка свисала на медных цепочках фиолетовая стеклянная лампадка с тонкой восковой свечкой, а под самым потолком тускло светилась маломощная электрическая лампочка. Рассматривая от порога иконы, Антон с некоторым замедлением сообразил, что, кроме черного кота, в доме никого нет. Кротов как глянул и не то шутя, не то серьезно, произнес: - Федо-о-ор! Ау-у-у... - Ор-ру-у!.. - коротко отозвалось эхо. Кот, вскинув голову, сверкнул зеленоватыми глазами я опять свернулся клубком. За дверью послышались грузные шаги. Дверь скрипнула, и с подойником парного молока вошел кузнец. Сияв с медно-рыжей седеющей головы картуз, он поклонился Кротову: - Здоров будь, Михаил Федорыч. - повернулся к Антону: - И вы, молодой человек, здравствуйте. - Прошагал к буфету. Достал из него несколько глиняных кринок. Начал сцеживать в них молоко. - Садитесь там... Разговор, можа, долгий получится... Вот с хозяйством справлюсь... - Так, Федя, и живешь, как на казарменном положении, - усаживаясь на лавку возле окна, вздохнул Кротов. - Корову сам доишь. Разве мужское это занятие, к примеру спросить?.. И чего ты только терпишь холостяцкую жизнь? - Бог терпел и нам велел, - спокойно ответил кузнец. - Женился бы давным-давно, детишек завел. Это - цветы жизни, можно сказать. - Пошли тебе бог их полный букет, - У меня, Федя, внуки уже имеются. - И слава богу. - Вот дался тебе бог. Влип ты, Федя, в религию, как несмышленая муха в мед. Кузнец не ответил. Он разливал по кринкам молоко неторопливо, словно тянул время. Остатки из подойника плеснул в консервную банку на полу, скомандовал: - Жук! Дремавший на кровати кот черной молнией метнулся к банке. Кузнец молча вынес кринки. Потом достал из печи тугун с горячей водой. Ополоснув подойник, выставил его за дверь. Погремел во дворе рукомойником. Шикнул на загоготавшего гуся, похоже, загнал в хлев корову и вернулся в дом. Однако начинать разговор не торопился. Убрал со стола Библию, как будто она ему мешала. Придвинул к столу табуретку. Сел и уставился в пол. - Как понимать твое молчание, Федя? - не вытерпел Кротов. Кузнец тяжело вздохнул: - Чудится мне, Михаил Федорыч, что погиб пасечник за золотой крест... Кротов недоуменно переглянулся с Бирюковым. Хмыкнув, сказал: - Не совсем понятно, Федор Степаныч, твое заявление. - Я не заявляю - подсказываю, из-за чего убийство могло совершиться. - Нам подробности надо знать, - вмешался в разговор Антон, а Кротов тут же представил его кузнецу: - Это товарищ Бирюков, начальник уголовного розыска района. Кузнец ничуть не удивился: - Бирюковых издали по обличью видать. - И с паузами, словно взвешивая каждое слово, стал рассказывать, как недавно пасечник Репьев предлагал ему за тысячу рублей архиерейский крест с изображением распятия. Крест был старинный и стоил намного дороже, чем тысяча. - Где Репьев взял эту церковную реликвию? - спросил Антон. - Не поинтересовались у него? - Спрашивал. Гриня сказал, будто бы в роднике близ цыганского табора нашел. - Из Америки с подземным потоком выплыл? - иронично вставил Кротов, но кузнец вполне серьезно ответил: - Нательные золотые да серебряные крестики, были случаи, люди и раньше в роднике находили. Часовня в старое время стояла там. С годами разрушилась. Остатки бревен Степан Екашев _ безбожник в войну на дрова себе увез, оттого и чахнет теперь здоровьем... - Откуда же, Федя, кресты в роднике? - недоверчиво спросил Кротов. - Видно, служители после революции зарыли их в землю, а вода подмыла. Кресты не для земли делаются. - По-твоему, Репьев на самом деле мог найти крест?. - Мог найти, а мог и украсть. - У кого? - У тех же цыган. - Думаешь, за это цыгане и убили Репьева? Кузнец торопливо перекрестился: - Упаси бог так думать. Винить цыган не хочу. Верней всего кто-то другой на Гриню руку наложил. - Кто же, по-вашему? - спросил Антон. - Я ж ничего не знаю. Только подсказываю, что у пасечника был золотой крест. - Почему уверены, что после убийства Репьева этот крест на пасеке не обнаружен? Кузнец растерянно посмотрел на Бирюкова, затем на Кротова, но ни слова не произнес. - Вопрос поставлен конкретно... - строго-официальным тоном начал Кротов, однако, перехватив осуждающий взгляд Антона, закончил мягче: "Ты, Федор Степаныч, не скрывай, сам понимаешь, преступник должен быть наказан. - Я ж на самом деле не знаю, можа, нашелся крест на пасеке, можа, нет. У меня другая думка: пока Гриня не показывал золото - был жив и невредим, а как только показал - сразу жизни лишился. Золотой крест не на шутку заинтересовал Бирюкова, но сколько он ни старался узнать у кузнеца что-нибудь определенное, тот отделывался туманными предположениями и вроде бы даже сожалел, что затеял этот разговор. Исподволь наблюдая за морщинистым рыжеватым лицом, Бирюков несколько раз приметил, будто кузнец хочет в чем-то признаться и никак не может набраться для этого решимости. Стараясь приободрить его, Антон сказал: - Федор Степанович, коль уж начали помогать розыску, то помогайте до конца. - Боюсь с толку вас сбить, - мрачно обронил кузнец. - Не бойтесь. Мы разберемся. Лицо кузнеца как будто посветлело. Глядя на иконы, он вдруг перекрестился и, повериумпясь к Бирюкову, словно извиняясь, заговорил: - Вчерашним вечером бригадир Гвоздарев и молодой офицер из милиции спрашивали меня: все ли цыгане в день убийства были на работе? Со страху сказал, что все, а как после одумался, то одного не было... - Кого именно? - Левкой его зовут, - тихо сказал куэнец и опять перекрестился. - Прости меня, господи, грешника твоего. Не по злому умыслу сказал неправду, извелся от такого греха за сутки. - Почему Левка не вышел в то утро на работу? - Этого не ведаю. Черный кот, вылакав байку молока, сыто потянулся, подошел к порогу и уставился на кузнеца светящимися в сумраке зеленоватыми глазами. Кузнец поднялся и выпустил его за дверь. После этого опять сел у стола. Морщинистое лицо его теперь заметно повеселело. Бирюков, размышляя о золотом кресте, вспомнил, что при осмотре на пасеке не обнаружили даже столового ножа, необходимого в повседневном обиходе. - Михаил Федорович, - обратился он к Кротову, - у Репьева был. какой-нибудь нож? - Безусловно. Охотничий... Понимаете, товарищ Бирюков, как зима ляжет, в селе начинается массовый забой личного окота. Это праздничный месяц для Грини Репьева был - нанимался резать свиней да бычков. Туши свежевать мастерски умел. Денег за работу не брал, а поллитровку и свеженины на закуску родную сковороду - обязательно. - Сломал Гриня недавно тот ножик, - неожиданно сказал кузнец. Кротов удивился: - Мне этот факт не известен. - Сам Репьев говорил, просил сделать финку. Я отказался, дескать, не имею права такие ножи изготовлять. - Правильно поступил, Федя. Антон, задумавшись, спросил: - До того, как поселяться на пасеке, Репьев у кого в Серебровке жил? - У Екашевых, - быстро ответил Кротов. - Имеются какието предположения? - Просто связь ищу... От куэнеца Бирюков и Кротов ушли поздно, коода деревня уже засыпала. Тишину прохладной ночи нарушал лишь приглушенный расстоянием гул комбайнов, работающих в ночную смену. - Полагаю, заночуете у меня? - опросил участковый. - Нет, Михаил Федорович, пойду в Березовку, - ответил Антон. - Надо проведать родителей, почти год их не видел. - Зачем идти? На мотоцикле через пять минут там будем. А утречком эа вами подъеду.
9. ВОТ ТАКИЕ БЫВАЮТ ЛЮДИ.
